Обнаженное солнце

Детектив, не торопясь, разжёг трубку.

– Помните, сэр, вы задали мне вопрос: в чём заключается слабость Внешних Миров? Мы знаем их силу: обилие роботов, малая населённость, долголетие… Но каковы их уязвимые места?

– Ну и что вы узнали об этом?

– Я думаю, что я понял, в чём заключается их слабость, сэр.

– Прекрасно. Я слушаю вас, Бейли.

– Их слабость заключается в том же, в чём их сила. В полной зависимости общества от роботов, в малой населённости их планеты, в их долголетии.

Выражение лица государственного секретаря не изменилось. Он по-прежнему сосредоточенно водил карандашом по бумаге, лежащей перед ним.

– Почему вы так думаете? – наконец спросил он.

В течение всего пути от Солярии до Земли Илайдж Бейли обдумывал предстоящий ему разговор с Альбертом Миннимом. Он собирался привести, как ему казалось, веские и бесспорные аргументы. А теперь вдруг растерялся.

– Я не уверен, что сумею разъяснить свои мысли достаточно ясно, – задумчиво сказал он.

– Не важно. Все равно говорите. Мне интересно, что вы думаете по данному вопросу, – настойчиво продолжал государственный инспектор.

– Видите ли, сэр, – Бейли говорил медленно, тщательно подбирая слова, – соляриане в своём развитии упустили нечто такое, чем обладало человечество в течение миллионов лет, что в итоге более значимо, чем все промышленные и технические достижения. То, что в своё время сделало возможным прогресс человечества, полностью утеряно на этой планете.

– Я не хочу гадать, Бейли. Что вы имеете в виду? – нетерпеливо спросил Минним.

– Сотрудничество между людьми. Солярия полностью от него отказалась. В солярианском мире индивиды существуют совершенно изолированно друг от друга. Невежественный человек, мнящий себя единственным на всей планете социологом, с гордостью сообщил мне об этом. Единственная отрасль знаний, реально развивающаяся на Солярии, – это роботехника. Но и она сводится к созданию и усовершенствованию роботов, и этим занимается небольшая группа специалистов. Как только возник сложный вопрос, включающий анализ взаимоотношений между людьми и роботами, им пришлось вызвать специалиста с Земли. Разве одно это не говорит о многом? На Солярии существует только одна форма искусства – абстракция, из которой полностью устранено человеческое начало.

– Это всё, конечно, так, – поморщившись, сказал Минним, – но что из этого следует?

– Без взаимосвязи между людьми жизнь теряет свой главный интерес. Исчезают интеллектуальные ценности, самое существование теряет свой смысл. Но не только отсутствие человеческих контактов привело к вырождению солярианского общества. Достигнутое на Солярии долголетие также не способствует прогрессу. У нас же на Земле постоянно происходит приток свежих молодых сил, которые жаждут перемен и не успевают закостенеть в своих обычаях. Наверное, в этом вопросе должен быть какой-то оптимум: человеческая жизнь должна длиться достаточно долго, чтобы общество состояло практически целиком из старых людей. На Солярии приток юности слишком медленен.

– Интересно, интересно, – пробормотал Минним.

Он взглянул на Бейли, и в его глазах сверкнула усмешка.

– А вы проницательный человек, инспектор, – провозгласил он.

– Благодарю вас, – сдержанно ответил Бейли.

– Вы знаете, почему я хотел выслушать ваше мнение относительно Солярии? – Лицо государственного секретаря выразило нескрываемое торжество.

– Мне хотелось знать, понимаете ли вы сами до конца, какие отличные новости вы привезли нам на Землю.

– Подождите, я ещё не все сказал! – воскликнул Бейли.

– Конечно, не все, – согласился Минним. – Солярия ничего не может поделать с загниванием своего общества. Её зависимость от роботов зашла слишком далеко. Роботы не могут превозмочь своей ограниченности. Ясно, что прогресс на Внешних Мирах должен приостановиться. И тогда кончится владычество спейсеров. Земле нечего будет опасаться, мы будем спасены. Новые сведения, добытые вами для нас, имеют решающее значение.

– Но мы пока, – на этот раз голос Бейли звучал громко, – обсуждаем только одну Солярию, а не все Внешние Миры.

– Это неважно. Ваш солярианский социолог, Кимот, что ли?..

– Квемот, сэр.

– Ну, пусть Квемот… Разве он не утверждал, что и другие Внешние Миры развиваются в том же направлении, что и Солярия?

– Да, Квемот так говорил. Но, во-первых, он решительно ничего не знал о других Мирах, во-вторых, он никакой не социолог. Я вам уже об этом докладывал.

– Ну, что же, этим займутся наши земные социологи.

– Но у них же нет никаких данных, никакого фактического материала… Мы же ничего не знаем о других Внешних Мирах, например, о могущественной Авроре?

Но Альберт Минним взмахнул выхоленной рукой, как бы отметая какие бы то ни было сомнения.

– Наши люди займутся этим вопросом. И я уверен, что они согласятся с Квемотом.

Бейли задумался. Ему было ясно, что Минним, а за ним, очевидно, и все остальные члены правительства, твёрдо решили принимать желаемое за действительное. А в таких случаях результаты социологических изысканий всегда будут соответствовать желаемому. Особенно, если пренебречь некоторыми очевидными фактами. Что ему, Бейли, делать? Попытаться объяснить государственному секретарю, как в действительности обстоят дела, или… Его колебание длилось слишком долго. Альберт Минним заговорил снова. На этот раз его голос звучал по-деловому буднично.

– Я хотел бы выяснить ещё некоторые вопросы, связанные с делом Дельмара. Скажите, инспектор, в ваши намерения входило заставить Либига совершить самоубийство?

– Мне нужно было заставить его сознаться, сэр. Конечно, я не предвидел полностью, как подействует на Либига приближение человекоподобного робота. Но, откровенно говоря, его смерть меня нисколько не огорчает. Он был весьма одарённым человеком и одновременно опасным маньяком.

– Я согласен с вами, – сухо заметил Минним, – и считаю, что такой конец является весьма удачным. Но разве вы не понимали, какой опасности подвергались, если бы соляриане поняли, что Либиг никак не мог совершить самого акта убийства Дельмара.

Бейли вынул изо рта трубку и ничего не ответил.

– Ну, ну, инспектор, вы-то знаете, что Либиг этого не сделал. Убийство требовало личного присутствия, а Либиг предпочёл ему смерть. Его конец полностью доказал это.

– Вы правы, сэр, – медленно проговорил Бейли. – Я рассчитывал на то, что соляриан так возмутит намерение Либига создать опасных для людей роботов, что они ни о чём другом и думать не станут.

– Кто же, в таком случае, убил Дельмара?

– Если вы хотите знать, кто фактически нанёс ему удар, – так же медленно продолжал детектив, – то это жена покойного Гладия Дельмар.

– И всё же отпустили её?

– Морально она не была ответственна за свой поступок. Либиг использовал её в своих целях. Он знал о ссорах между мужем и женой, знал, что у Гладии бывают вспышки безумного гнева, когда она не владеет собой. Он послал к Дельмару робота, которого со свойственным ему искусством подготовил для осуществления своих планов. В минуту слепой ярости Гладия получила оружие, которым, не помня себя, воспользовалась. Таким образом, с помощью Гладии и робота Либиг избавился от Дельмара. А потом он избавился бы и от Гладии, обвинённой в убийстве. Очень хитро и ловко, не так ли, сэр?

– Но рука робота должна быть запачкана кровью и волосами убитого? – сказал Минним.

– Конечно, – ответил Бейли, – но этим и иными роботами занялся не кто иной, как сам Либиг. Он стёр из запоминающего устройства домашних роботов часть их наблюдений, а своего робота немедленно уничтожил. Единственная ошибка Либига заключалась в том, что он считал вину Гладии очевидной, и решил, что даже отсутствие орудия убийства не спасёт её. К тому же он не мог предвидеть, что расследованием дела займётся профессиональный детектив.

– Итак, после смерти Либига вы устроили так, чтобы Гладия Дельмар покинула Солярию? Вы это сделали, опасаясь, что соляриане, успокоившись, разберутся во всём сами?

Бейли пожал плечами.

– Эта женщина достаточно настрадалась: от своего мужа, от Либига, от всей жизни на Солярии. Пусть попробует быть счастливой, если сможет.

– А не думаете ли вы, инспектор, – сухо возразил государственный секретарь, – что вы пожертвовали законностью в угоду своему капризу или, что ещё хуже, личным чувствам?