– Лучше вашей кандидатуры не сыскать. Во-первых, вы старый политический волк. Во-вторых, из кресла члена кабинета вас вытолкал не кто иной, как Джорин Сатт, который скорей позволит выколоть себе глаз, чем допустит меня в Совет. А, в-третьих, вы считаете, что мои шансы на это кресло оставляют желать лучшего?
Бывший министр образования покачал головой.
– Шансов у вас действительно немного. Вы ведь родом со Смирно…
– Для правового подтверждения это не аргумент. К тому же я получил светское образование.
– А с каких пор Сатт стал руководствоваться законами, кроме придуманных им лично?! Кстати, что там ваш человек, этот Хаим Твер? Что он говорит?
– Он настаивал, чтобы я баллотировался в Совет еще год тому назад, – Мэллоу был абсолютно спокоен, – но я не вникал в его рассуждения. В любом случае тогда ему не удалось бы такое провернуть. Не те задатки и не те способности. Слишком много шума и напора, но их, скорее, можно отнести к недостаткам. Я намерен добиться подлинного успеха, но для этого мне необходимы вы.
– Джорин Сатт – самый опытный политик на планете. И он против вас. Его перехитрить я не возьмусь. И не рассчитывайте с ним на игру в поддавки или на то, что он решит не пользоваться грязными приемами.
– У меня хватит денег…
– Это неплохо. Но для подавления старых предубеждений понадобится очень много денег. Не забывайте, вы – грязный смирнианец.
– У меня будет много денег.
– Ладно. Я обдумаю ваше предложение. Но предупреждаю: не ползайте потом передо мной на коленях и не войте о том, что именно я уговорил вас ввязаться во всю эту историю. Кто это там?!
Мэллоу поджал губы.
– Там Джорин Сатт, собственной персоной, – сказал торговец. – Он явился раньше, и я понимаю причину этого. Лично я избегал встречи с ним несколько месяцев. Слушайте, Джаэл, идите-ка в другую комнату и включите потихоньку микрофон. Я хочу, чтоб вы все слышали.
Он выпроводил из комнаты члена Совета, подталкивая его голой ногой, затем накинул на голое тело шелковый халат. Искусственный солнечный свет плавно перешел в нормальное освещение.
Секретарь мэра вошел в комнату. Держался он на удивление скованно.
Идущий за ним на цыпочках почтительный дворецкий прикрыл дверь.
Мэллоу завязал пояс халата.
– Садитесь на любой стул, Сатт.
Лицо Сатта изобразило вымученную улыбку. Он выбрал достаточно удобное кресло, но внутренний зажим не исчез, когда он опустился в него. Он сидел на самом краешке кресла.
– Ваши условия, Мэллоу, – сказал Сатт. – Изложите их – и перейдем к делу.
– Какие условия?
– Вы хотите, чтоб я вас уговаривал? Хорошо. Чем, к примеру, вы занимались на Кореллии? Тем более, что рапорт ваш отнюдь не полон…
– Когда я передал его вам несколько месяцев тому назад – вы были удовлетворены.
– Да, был, – Сатт задумчиво потер виски. – Но ваша деятельность с тех пор вызывает серьезные… размышления. У нас есть точная информация, торговец Мэллоу. Мы знаем достоверно, какие вы строите заводы, сколько это вам стоит, и в какой спешке все делается. А ваш дворец, – Сатт обвел помещение взглядом, где читалось ледяное равнодушие, – он обошелся вам в сумму, значительно превышающую мой годовой доход. Ну а связи, которые вы налаживаете в высшем свете Терминуса – они также требуют весьма значительных расходов.
– Пока что все, сказанное вами, только подтверждает наличие у вас способной сети шпионажа.
– Сказанное мной подтверждает то, что у вас сейчас есть такие деньги, каких не было еще год тому назад. И это может означать все, что угодно. На Кореллии могло произойти очень многое, о чем мы не имеем ни малейшего понятия. Откуда у вас деньги, Мэллоу?
– Я надеюсь, мой дорогой Сатт, что вы не рассчитываете на мой ответ?
– Разумеется, нет.
– Я и не сомневался. И поэтому я расскажу вам. Мои деньги достаются из сундуков Эспера, Командора Кореллии.
Сатт заморгал.
Мэллоу вежливо улыбнулся и продолжил.
– И к вашему неудовольствию, все деньги вполне законны. Как старший торговец я получил вознаграждение за проданную партию хромитов и железа, которую, в свою очередь, я получил от Командора Эспера за целый ряд всякой ерунды. По официальному соглашению с Фондом я имею полное право на пятьдесят процентов. И в тот день, когда все добропорядочные граждане платят подоходный налог, вторая половина прибыли поступает в казну.
– В вашем отчете отсутствует информация о торговых сделках…
– В нем также отсутствует информация о том, что я кушал на завтрак, там нет данных о моей последней любовнице, и еще о целом ряде подробностей, не касающихся дела.
В улыбке торговца сквозило презрение.
– Если напомнить вам ваши собственные слова, то я посылался с заданием глядеть в оба. Вот я и глядел. Вас интересовала судьба захваченных торговых кораблей Фонда? Я их не видел и не слышал. Вас интересовало наличие на Кореллии атомной энергетики? Мой отчет сообщает об атомных бластерах охраны. Иных подтверждений я не обнаружил. Возможно, что эти бластеры остались от Империи. А, может быть, они вообще для показухи.
И даже не работают. Так что я следовал всем вашим указаниям. Но, кроме этого, я остаюсь человеком, свободным в выборе остальных действий. В соответствии с законодательством Терминуса, старший торговец вправе изыскивать новые рынки сбыта и получать за совершенные операции половину прибыли. И какие же вы найдете возражения? Я их не вижу.
Сатт с трудом сдерживал ярость. Он воззрился на стену и тихо протянул:
– Существует обычай, принятый всеми торговцами, – вместе с торговлей стараться насаждать и религию.
– Я сторонник законов, а не обычаев.
– Иной обычай выше закона.
– Хорошо. Обратитесь в суд.
Глаза Сатта, казалось, утонули в провалах глазниц.
– Вы смирнианец, – угрюмо бросил Сатт. – Я вижу, образование и образ жизни не вытравили из вас внутреннего порока. Но выслушайте и постарайтесь понять меня. Религия превыше рынка и сделок. Открытия великого Хари Селдона подтверждают, что от нас зависит судьба будущей Галактической Империи. И мы не можем сворачивать с избранного пути, ведущего к ее созданию. Религия – наилучший механизм достижения такой цели. Благодаря ей нам удалось подчинить себе Четыре Королевства, причем в такой ситуации, когда они вполне могли раздавить нас. Человечеству неизвестно иное орудие, обеспечивающее контроль над людьми и мирами. Основание для развития торговли и создания торговой гильдии – стремление скорейшего распространения и укоренения религии. А также распространение новой технологии, находящейся под исключительным нашим контролем.
Сатт с трудом перевел дыхание.
– Я не хуже вас знаю теорию, – тихо заметил Мэллоу. – И прекрасно ее понимаю.
– Неужели?! Это превосходит все мои ожидания. Тогда вы, конечно, должны понять и то, что ваша торговля ради торговли, попытка создания массового производства ненужных вещей, попытка дискредитировать политику сосуществования и подчинить ее диктату чистых прибылей, попытка разделения использования атомной энергетики и доминирующей религии – все это способно привести к ликвидации и полному распаду политики, столь успешно зарекомендовавшей себя на протяжении последнего века.
– Слишком долгий срок, – с усталым безразличием вставил торговец, – слишком долгий для опасной, устаревшей и больше неприемлемой политики. Как бы успешен ни был прием религии в случае с Четырьмя Королевствами, вряд ли еще хотя бы один из миров Периферии согласится на подобное. Во времена установления контроля над Королевствами вполне хватало изгнанников – лишь Галактике ведомо истинное число их! – и все они в один голос твердили по всему космосу, как Сэлвор Хардин ухитрился использовать своих жрецов и людские суеверия для того, чтобы монархи и правители окончательно потеряли свою власть. И если таких слухов было бы недостаточно, то история с Асконом, история двадцатилетней давности, внесла в ситуацию окончательную ясность. Любой правитель Периферии скорее перережет себе горло, чем пустит жрецов Терминуса на свою суверенную территорию.
Мэллоу встал.
– Сатт, я не собираюсь вынуждать Кореллию или какой-нибудь другой мир к тому, чего они не хотят. А по моим сведениям, они многого не хотят. Нет, Сатт, если атомная энергия способна сделать их опасными, то искренняя дружба, возникшая на основе торговли, окажется во много раз привлекательней хрупкого владычества, базирующегося на руководящей роли иноземного ненавистного духовенства. Если власть религии ослабнет, она тут же падет, и за ней потянется пыльный шлейф вечной ненависти и ужаса.