Тамерлан. Война 08.08.08

Тамерлан. Война 08.08.08
Азад Эльдарович Гасанов

Книга написана в жанре альтернативной истории. Описываемые в книге события разворачиваются в двух временных отрезках и являются вариациями на тему двух исторических реалий: первая – война на Кавказе 2008 года; вторая – войны Великого Тимура рубежа ХIV и XV веков. Герои книги, потеряв на войне самых дорогих людей, обращаются к Высшей Силе с мольбой: повернуть время вспять. Священный ход времени расстраивается им в угоду, но выходит казус – герои меняются местами.

Тамерлан

Война 08.08.08

Азад Эльдарович Гасанов

Сначала поленница. Затем костер. В конце пепел. Мир в трех протяженностях – прошлого, настоящего и будущего. Прошлое было безмятежно. Настоящее – война. Семь тысяч лет Ахура Мазда бьется с Ангра Майну, и еще семь тысяч лет продлится битва. Каким в Новый день предстанет будущее, зависит от Последнего выбора человека.

    Авеста.

Издание второе, переработанное и дополненное

Иллюстратор Улугходжа Эльмурадович Муталходжаев

© Азад Эльдарович Гасанов, 2019

© Улугходжа Эльмурадович Муталходжаев, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-4474-5066-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дела развивались самым отвратительным образом. Его предали друзья, и враги наступали на пятки. Единственным желанием было, забиться в неприметную тараканью щель, где его никто никогда не отыщет, и забыть свое имя в надежде, что друзья и враги позабудут о нем. В надежде, что вихри, бури, радиационные торнадо пронесутся мимо, и он невредимым, неуязвимым тараканом, тем, кого коллапсы и мировые катаклизмы обходят стороной, выберется из своего убежища и продолжит существование тогда, когда весь мир будет гибнуть под руинами былого благополучия.

Эмир Тимур Тарагай «Уложение. Наставление потомкам»

Когда в кровавой сече у протока Ахтуба, там, где великий Итиль, разделяясь на множество рукавов, впадает в Абескунское море, я потерял внука и наследника империи славного принца гургана Мухаммад-Султана – да не померкнет в веках имя его! – я, не дожидаясь исхода сражения, оставил поле битвы и помчался к морю, и там на вершине неприступного утеса обратился в молитве к тому, кто владычествует и в том и в этом мире, кто управляет самовластно и землей и небом, в чьей воле все сущее во Вселенной и все, что видится нам в одних лишь грезах. С вершины утеса я обратился к тому, кто управляет временем!

Боль утраты моей была такой невыносимой, что не могла ее унять и радость победы, а молитва такой горячей – будто пламень, – что, казалось, жар ее, достигнув возвышенности небесного престола, должен был бы обжечь языками пламени пятки Вседержителя и тем обратить взор Господен на того, кто взывает к его милости. Но Хозяин Миров в ту минуту проявил бесчувствие. Он меня не услышал.

Тогда я обратился к подданным Господа, к его всесильным нукерам: к утренней звезде Чолпан и блистательному Альтаиру. Я попросил небесные светила, чтобы они, нарушив свое привычное движение, обратили время вспять, ровно на столько, чтобы успеть отвести удар копья от сердца моего наследника, моего возлюбленного внука принца Мухаммад-Султана, или принять удар на себя, если у меня для другого не достанет мига.

И небесные подданные Всевышнего в угоду мне расстроили священный ход времени.

Что из этого вышло? Об этом может догадаться всякий, кто чтит законы Господа и порядок, установленный им. Не знаю, удалось ли мне спасти внука, но знаю другое, решившись воспрепятствовать предначертанию, я сам бесследно пропал. Я провалился в Бездну! Я очутился в мире, приметы которого мне были открыты в отрочестве в обители святого шейха Абу Бекира Тайабади.

В обитель шейха еще безусым мальчиком привел меня отец, славный воин эмир Тарагай Бохадур. И сказал он тогда святому человеку: «Это мой сын и наследник Тимур Тарагай из рода Барласов. Я наставил его в воинском искусстве и привил ему навыки управления людьми. Я обучил его всему, что знаю и умею сам. Тебя же, аллаяр[1 - Аллаяр – (фарс) святой человек; дословно, любимец аллаха.], прошу наставить его в любви к Аллаху и привить привязанность в вере, и дать ему те знания, которые помогут управлять не малым туманом, но целым улусом, потому как на сыне моем божья благодать – он родился под семью счастливыми созвездиями». На что святой шейх ответил: «Я слышал об отроке из Мавераннахра, в миг рождения которого звезды выстроились в ряд. Такое случается раз в восемь столетий – это воистину благоприятное предзнаменование. Тысячу шестьсот лет тому назад под подобным сиянием звезд родился величайший из завоевателей Искандер Зулькарнайн[2 - Искандер Зулькаарнайн – (фарс) дословно, Александр Двурогий; Александр Македонский.]. Через восемьсот лет после того родился последний из пророков – Мухаммад-пайхамбар, тот через кого была поведана последняя истина. И вот прошло еще восемь столетий, и родился новый Сахибкиран[3 - Сахибкиран – (араб) властитель счастливых созвездий.] – твой сын! И неужто ты думаешь, славный эмир Тарагай, что избраннику неба, тому, кто является в подлунный мир раз в восемь веков, уготовано Всевышним править одним только улусом? Должен сказать, что ты сильно ошибаешься. Твоему сыну, славный Тарагай Бохадур, уготовано управлять великим множеством народов. Он тот, кого Вседержитель избрал своим земным наместником, он тот, кого небо наделило всей необходимой силой для дел более чем великих. Ему предначертано собрать под свою руку все страны ислама и на зависть, и в назидание тем, кто еще пребывает в невежестве и глух к словам истины, установить в них твердый порядок». После этого шейх Тайабади пообещал моему отцу, что обучит меня всем премудростям, которые позволено знать смертным. «Весь запас знаний, хранимых в моем книгохранилище, сдувая пыль, я с полок книжных переложу на полки его разума. Я привью ему стойкость и твердость в истинной вере и научу его отличать добро от зла. И главное я научу его читать знаки, которые Всевышний подает своим избранникам. И тогда Сахибкиран, а именно так отныне следует именовать твоего сына, пройдет весь свой путь от истока и до устья так, как предначертано ему звездами».

.

Омон Хатамов «Меня звали Тимур»

Ближе к вечеру мы стояли под прицелом камеры наблюдения у ворот дома Кантемира. А несколькими минутами позже ворота открылись, и охранник провел нас в беседку, расположенную в середине сада, где нас поджидал Кантемир по кличке «Огнепоклонник».

Тот, кому приходилось видеть это чудовище хоть раз, хотя бы на фотографии, тот поймет меня. Он поймет, что я испытал, узрев бульдожью пасть Огнепоклонника и зверский оскал его белозубой улыбки. Я вдруг позабыл, что привело меня сюда, что я здесь делаю, и почему мне не сиделось дома.

Огнепоклонник вразвалку приблизился ко мне и, когда я протянул руку, клешней вцепился в нее и сжал так сильно, что я невольно взвыл от боли. «Ведь тебя никто не принуждал, – напомнила мне вдруг проснувшаяся память. – Так какого черта ты сюда приперся?»

Глядя на то, как я затряс больной рукой, Огнепоклонник указал мне на стул.

– Он? – спросил Кантемир у Васико.

Я занял указанное место. Васико зашла мне за спину.

– Он, – ответила она и опустила руки мне на плечи.

Руки у нее были сильные, а жест решительный. Два этих обстоятельства лишили меня возможности прибегнуть к спасительному плану – ноги в руки и прочь отсюда, подальше от Кантемира.

– Что-то не похож этот типчик на крупного ученого, – проворчал монстр, не спуская с меня глаз. – Бледновато смотрится.

Васико выразила удивление:

– Не похож? А каким должен быть крупный ученый?

– Посолидней что ли… А твой – дешевка.

Васико возмутилась:

– Катоев, не путай ученых со своими гориллами. Академик Сахаров, к примеру, тоже не особенно смотрелся.

– Скажешь тоже, – усмехнулся Катоев. – Академика Сахарова весь мир знал, а кто твоего академика знает?

Сам Кантемир узнал обо мне накануне. От Васико. Она позвонила ему из ресторана, где мы под армянский коньяк разрабатывали план военных действий, и в порыве пьяного вдохновения наговорила обо мне бог весть что. Превознесла до самых небес. И теперь, осознавая всю глубину пропасти, разделяющей вымышленного писателя Тимура и реального прощелыгу Моню, я, сидя на дне этой самой пропасти, с ужасом ожидал разоблачения.

Кантемир придвинул стул и устроился на нем напротив меня.

– Ученый, значит, – проговорил он, продолжая разглядывать меня, – писака.

– Больше, все-таки, ученый… а писатель – это так…

Что это была за пытка! Мне захотелось, чтобы он проглотил меня сразу, а не прожевывал кусками.

– И как тебя зовут, ученый?

Я ответил едва слышно:

– Меня? Моня… Пардон, Тимур.

– Тимур? – монстр выразил удивление. – Не Бекмамбетов ли Тимур?

– Бекмамбетов мой товарищ, – пролепетал я, как бы извиняясь. – Мы учились вместе.

– Вот как?

Мое признание отчего-то произвело впечатление на монстра.