Культура Древней и Средневековой Руси

До наших дней не дошло одно из лучших произведений русского деревянного зодчества – дворец, выстроенный в 1667 г. Алексеем Михайловичем в селе Коломенском (в музее хранится его модель, а в 2008–2010 гг. неподалеку от Коломенского была воссоздана его посредственная копия). Это было уникальное сочетание двухэтажных корпусов и многоэтажных башен, с высокими причудливыми крышами разнообразных форм, крыльцами, лестницами, вышками. Нижний этаж был занят царской «мыльней», кухней, складом хозяйственных принадлежностей и помещениями для слуг; вверху находились покои царя, царицы и их детей. Дворец был раскрашен в разные цвета и отделан с такой роскошью внутри и снаружи, что назывался «восьмым чудом света». К?сожалению, еще крепкий дворец был разобран в правление Екатерины II.

Помимо деревянных воздвигались и каменные царские дворцы и палаты. При Михаиле Федоровиче были выстроены в Московском Кремле каменные жилые царские апартаменты над палатами, возведенными Алевизом Новым. Все сооружение получило название «Теремной дворец», который был расширен и украшен при Алексее Михайловиче (1645–1676 гг.). Каменные царские дворцы имелись также в некоторых монастырях, наиболее часто посещавшихся царской семьей, например в Ипатьевском монастыре близ Костромы, в Саввино-Сторожевском монастыре близ Звенигорода, Троице-Сергиевой лавре, Николо-Угрешском монастыре под Москвой.

Неповторим ансамбль Воскресенского монастыря (Нового Иерусалима), выстроенного патриархом Никоном под Москвой. Замысел о подобного рода постройке, очевидно, созрел у патриарха за несколько лет до ее начала, а образцом для нее послужила кипарисовая модель храма Гроба Господня в Иерусалиме, подаренная ему в 1649 г. патриархом Иерусалимским Паисием, а также книга «проскинитарий», где даны были размеры и описание храма Гроба Господня, привезенная старцем Троице-Сергиевой лавры Арсением Сухановым в 1654 г. с Востока.

В 1656 г. в подмосковном селе Воскресенском патриарх начал строительство деревянного Воскресенского монастыря. Центром его стал собор Воскресения Христова – копия храма Гроба Господня в Иерусалиме. В?монастыре имелись копии Голгофской церкви, «камня миропомазания», подземной церкви Константина и Елены и пр. Монастырь был окружен стеной с восемью башнями, что соответствовало восьми воротам палестинского Иерусалима времен жизни Христа. Окрестности монастыря были также переименованы согласно палестинской топографии. Появились горы Фавор и Ермон, села Капернаум, Рама и Скудельничье, города Вифлеем и Назарет. Река Истра была переименована в Иордан. Позднее появляются Гефсиманский сад, Силоамская купель, источник Самарянки, даже холмик, означавший место, где повесился Иуда.

Воскресенский монастырь. Новый Иерусалим

Башни монастыря получают библейские наименования – Дамасская, Сионская, Варуха, Гефсиманская и др., а над центральными вратами воздвигается Входоиерусалимская церковь. Законченный собор Воскресения Христова имел девять глав (с главой колокольни), что сближало его с собором Василия Блаженного. Храм был богато украшен изразцами, купол над центральным алтарем, глава шатра над ротондой и глава колокольни были вызолочены. По кругу ротонды изразцовая надпись гласила: «Сказание о церковных таинствах, яко храм или церковь мир есть, сие святое место – Божие селение и соборный дом молитвы, собрание людское. Святилище же тайны, то есть алтарь, в нем же служба совершается, трапеза же (престол) есть Иерусалим, в нем же Господь водворися и седе яко на престоле и заклан бысть нас ради».

Воскресенский монастырь Никона вскоре стал образцом для подражания. Неоднократно поддерживавший Никона митрополит Ростовский Иона Сысоевич создает в Ростове в 60-х гг. XVII в. удивительный кремль (Архиерейский дом), совершенно явно сочетавший в себе черты и города, и монастыря (храм-город). Повторив формы Московского Кремля, митрополит Иона украсил свою постройку пышным узорочьем, а также ввел в нее очень интересный следующий элемент, больше нигде не встречающийся (кроме некоторых еще построек Ионы). Практически все стены, храмы и башни соединялись в нем верхними переходами, по которым можно было обойти весь Кремль, ни разу не ступив на землю. Историческим и архитектурным центром Ростовского кремля является Успенский собор, выстроенный в XVI в. на месте древнего собора XII в. Уникальна звонница Ростовского кремля, на которой сохранился подлинный «звон» (подбор колоколов) XVII в.

В конце XVII в. зародился очень своеобразный архитектурный тип, получивший название «московское», или «нарышкинское», барокко, для которого характерно не только определенное построение храма (восьмерик на четверике) но и очень своеобразный декор и всегда сочетание красных панелей стен с белыми колонками и наличниками. Среди построек подобного типа можно назвать собор Богоявленского монастыря в Китай-городе в Москве, колокольню Новодевичьего монастыря в Москве, храм села Уборы Звенигородского района, Успенский собор в Рязани и, безусловно, один из лучших храмов в стиле нарышкинского барокко – церковь Покрова в Филях в Москве.

Особо необходимо отметить не имеющий аналогов храм Знамения в селе Дубровицы под Москвой, построенный в 1690–1704 гг. Б.А. Голицыным. Крестообразное в плане столпообразное здание облицовано граненым камнем, покрыто тончайшей резьбой, украшено по-европейски совершенно несвойственной для русских храмов скульптурой и увенчано поверх купола огромной ажурной золоченой короной. «Пышностью и изяществом украшений, – писал М.И. Рзянин, – скульптурой, наружными и особенно внутренними рельефами храм подобен ювелирному изделию, вырезанному из одного куска». Храм оказался настолько странным и необычным, что никто не решился попытаться создать нечто подобное. Мало того, его много лет никто не решался освятить и храм был освящен только когда Петр I?лично приехал в Дубровицы. Характерным архитектурным явлением XVII в. стали также монастырские трапезные – обширные, светлые, с высокими потолками и широкими окнами. Лучшими образцами таких трапезных всегда считались трапезная московского Симонова монастыря (1680 г.), трапезная Троице-Сергиевой лавры (1686–1692 гг.) и трапезная Данилова монастыря в Переславле-Залесском (1695 г.).

Отдельной категорией архитектурных сооружений были так называемые обыденные храмы, которые становились реакцией на те или иные социальные или политические события. Цикл культурной и общественной жизни России как в то время, так и сейчас складывался из тысяч циклов жизней народных общин отдельных сел и деревень, которые в свою очередь составляются из сфер бытия отдельных людей – членов этих общин. Падение Константинополя или наступление рокового 1492 г. было общенациональной трагедией, переживалось на общенародном уровне и приводило к созданию памятников общероссийской значимости.

Однако нельзя забывать, что каждую неделю или месяц в различных селах, городах, областях России происходили трагические события, имевшие в масштабах своего региона не меньшее значение, чем 1453 или 1492 г. для всей страны, и также вызывавшие ужас. Это мог быть внезапный падеж скота или голод, эпидемия или ураган, таинственное небесное знамение – все, что разрушало и расшатывало жизненные устои, несло беду, выбивало почву из-под ног. И?тогда, в минуты неожиданных испытаний, рождалась естественная духовная защитная реакция, выражающаяся опять же в стремлении воздвигнуть святыню только «местного» масштаба, «местночтимую» святыню. Или совершить какой-то обряд, помогающий создать сакральное пространство, выделить и освятить какую-то территорию, духовно защитить, объединить и оживотворить распадающийся социум, пораженный бедой.

Среди множества таких обычаев и обрядов это традиция построения обыденных храмов. Название церкви «обыденная» («овыденная») происходит от обычая строить такой храм «обыден», то есть целиком от фундамента до креста за один день, от восхода до заката солнца. При этом обыденный храм строился всегда «всем миром», то есть всеми жителями села, деревни или города – как малого, так и большого. В?день постройки храм уже освящался и в нем проходило первое богослужение: «Того же лета бысть поветрие в Великом Новеграде и в то время поставиша церковь древяну святых святителей Афанасия и Кирилла во един день, и бревна возиша из лесу того же дни, и срубиша, и освятиша единаго дне и служиша».

Обыденные храмы строились в Киеве, Пскове, Новгороде, Москве, Сольвычегодске, Вологде, Великом Устюге, Ярославле, Ростове Великом и других городах. Храмы с названиями «обыденный» (конечно, уже более поздней постройки) сохранились до наших дней в Москве (храм Илии Пророка Обыденного неподалеку от нынешней Кропоткинской площади), в Ярославле (Спасопробоинский обыденный храм), в Вологде («Спас Овыденный»), в селе Екатерининском на реке Вятке (Екатерининская овыденная церковь). Всего же в настоящее время выявлено более 30 обыденных храмов (очевидно, их было больше). Большинство обыденных храмов, по мнению гр. Уварова, ставились для «избавления города или страны от какого-либо общественного бедствия», а точнее, «мора или морового поветрия» (как уже было видно по летописному тексту, приведенному выше). В. Кожевников подтверждает, что «большинство в общем числе обыденных церквей составляют «моровые», построенные во время чумных эпидемий XIV – XVII вв.».

Переживая любую беду как возможное знамение наступления последних времен (о необходимости неустанного бодрствования и ожидания Страшного суда неоднократно говорится в Новом Завете: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24:42), «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф. 25:13), «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть и искушение» (Мф. 26:41), «Итак, бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру» (Мк. 13:35) и др.), люди стремились воздвигнуть архитектурную икону Царства Божия (известны случаи создания и настоящих обыденных икон), чтобы, образовав определенный сакральный центр, подготовиться к возможному пришествию Христа. Это был одновременный акт умилостивления Бога и покаяния, знак бодрствования, готовности встретить Страшный суд. Однако может возникнуть вопрос: почему любой другой храм в той же местности, уже существующий, не мог служить для тех же целей?

Рассматривая этот вопрос, надо сразу отметить, что обыденная церковь была храмом особым, исключительным, отличающимся от других. В?народе всегда существовала вера в особую святость обыденных вещей (обыденные храмы, обыденные полотенца, даже существовали обыденное пиво и творог, используемые в лечебных целях), в их исключительную духовную чистоту. В?народе считалось, что в обычном храме (и даже во время богослужения) может присутствовать нечистая сила: «В церкви черт сидит на окне и записывает смеющихся и разговаривающих». Обыденный же храм, в силу быстроты постройки, нечистая сила осквернять не успевала, и именно поэтому он обладал особой, исключительной духовной чистотой.

Обыденный храм в силу своей скорой постройки был и «особо», «подчеркнуто» новым, что являлось очень существенным фактором для его эсхатологического восприятия. В?христианском миропонимании одной из наиболее ярких черт последних времен является не столько тотальное разрушение, сколько всеобщее обновление и восстановление человека, мира, вселенной. Поэтому Иерусалим, явленный в Откровении, не просто новый внешне, поскольку был и старый, палестинский, а новый по сути своей, преображенный, несущий в себе только духовный свет. В?Откровении Иоанна говорится: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали… И?я, Иоанн, увидел город Иерусалим Новый, сходящий от Бога с неба… И?услышал я громкий голос с неба, говорящий: …и сотрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло. И?сказал Сидящий на престоле: Се, творю все новое…» (Откр. 21:1–5). Все новое возникает на руинах старого, и поэтому ни один ранее построенный храм нельзя использовать в качестве сакрального символа для остановки Хаоса, поскольку этот храм уже является принадлежностью мира старого, отжившего. Новое вино не вливается в старые мехи. Поэтому обыденный храм является последним, апокалиптическим храмом, новым храмом преображенного мира – создается новая космогония, где весь мир воскресает в виде храма.

При рассмотрении особой сакральности обыденного храма, его исключительной новизны необходимо отметить и то, что построение такой церкви являлось своеобразным космогоническим актом превращения «Природы» – Хаоса в «Культуру» – Порядок. По замечанию Н.М. Теребихина «обыденная» технология моделировала сакральную технологию Творения мира как процесса его воссоздания из тех исходных первоэлементов, на которые распался космос «в смутные времена господства хаоса». Из отдельных бревен собирался храм – идеальная модель вселенной. То есть моделировалась картина последних времен и возрождения из руин преображенного Нового Мира.

Кроме того, обыденные храмы строились «всем миром», движимым только стремлением создать святыню. Никакой материальной заинтересованности здесь не было, в то время как обычные храмы обыкновенно строились приглашенными мастерами, получавшими определенную плату. То есть общее участие «мира» в строительстве являлось выражением одного из главнейших христианских начал – братского единения и любви во Христе, чуждой какой бы то ни было корысти. Кроме того, «мир», созидающий храм, обозначал и все общество, человечество, распавшееся во время бедствия и воскресающее из небытия вместе с преображенным и обновленным храмом – вселенной. То есть строительство обыденного храма становилось идеальным выражением соборности православного народа, соборного спасения Русской земли.

Таким образом, становится понятным, что созданный храм был совершенно особым, небесным, выстроенным символически всем человечеством и как бы не совсем стоящим на земле. Он также уподоблялся и своему земному первообразу, по словам Н. Федорова, «очищенному от крови и денег храму Иерусалимскому (Ин. 3:16)», который всегда служил символом святыни, объединяющей всех христиан. То есть обыденный храм приобретал духовное сходство и с таинственным небесным храмом последних времен – последним храмом, который Иоанн видел в Откровении, и с земным первообразом – храмом Иерусалимским – первым храмом, символика которого воплощалась в тысячах христианских храмов всей Русской земли. Обыденный храм становился вневременным храмом всей истории человечества («Я есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Откр. 21:6), что подчеркивалось и самим фактом строительства такого храма за один день.

Один день, от утра до вечера, употребляемый на возведение храма, обозначал, несомненно, весь цикл человеческой жизни от рождения (утра) до смерти (вечера), кругооборот мировой истории, заканчивавшейся Страшным судом и явлением Нового Иерусалима. «Яко тысяща лет пред очима Твоима, Господи, яко день вчерашний иже мимо иде, и стража нощная» (Пс. 89:4). Поскольку обыденный храм строился в случае общего несчастья, оно и воспринималось общественным сознанием как разрушение храма, старого, ветхого храма человеческого социума, конец мира. За один день, то есть в минимальный отрезок человеческой жизни, имеющий начало и конец, за который можно было физически воздвигнуть храм, формировалась новая, обладающая особой святостью церковь, символизирующая обновление и воскресение всего мира после Страшного суда.

Воспринимая любую, даже самую незначительную, беду очень масштабно, как «репетицию» всеобщей апокалиптической катастрофы, как «действующую модель» последних времен (можно предположить, что именно отсюда проистекает известная черта парадоксального народного русского характера – стремление жаловаться на жизнь и предаваться любой беде, как самой тяжелой и последней, с исступленным отчаянием: «Такого еще никогда не было!», «В более тяжелое положение я никогда не попадал!», «Этого ужаса я никогда не забуду!». Однако не следует забывать, что и отсутствие бед и страданий было признаком, вызывающим скорее тревогу, нежели успокоение. Принцип «кого Бог любит – того и наказывает», согласно которому Бог накладывает на человека особую ответственность за избранничество и поэтому постоянно наказывает за грехи, не давая им шириться, распространялся не только на каждого исповедующего православие, но и на историческую судьбу России.

Характерно высказанное еще в «Повести временных лет» соображение: «Кого Бог тако любит, якоже ны взлюбил есть? Кого тако почел есть, яко же ны прославил есть и вознесл? Никого же: им же паче ярость свою воздвиже на ны, яко паче всех почтени бывша, горее всех сдеяхом грехи». Народное сознание творило материальную схему всей мировой и Священной истории: хаос (несчастье), труд, преображающий мир (подготовка к строительству) и мир, преображенный и обоженный после второго пришествия Христа, в котором уже нет ничего суетного, а смысл существования человека – в служении Богу (завершенный храм и служба в нем).

В критические моменты существования Руси в общественном сознании рождалось стремление пересмотреть мировую историю, убедиться, что путь, завершение которого вот-вот наступит, истинен (отсюда появление в такие периоды многочисленных исторических трудов по всем вопросам русской и мировой истории). Постройка обыденного храма и была такой схемой мирового процесса, оглядкой на всю прожитую человечеством жизнь, которая должна закончиться Храмом, иначе в ней нет смысла («Зачем дорога, если она не ведет к Храму?»). Кроме того, это было и переживание наиболее драматических моментов Священной истории – несчастье (ужас от Богооставленности и ожидание искупительных страданий = моление Христа в Гефсиманском саду), тяжелый труд, связанный с подготовкой строительства храма (крестные страдания и смерть) и, наконец, Воскресение телом и духом (храм, являющийся символическим телом Христа, и служба в нем) = тридневное разрушение и воздвижение храма – тела Христа: «А Он говорил о храме Тела Своего» (Ин. 2:21).

Поэтому быстрота построения храма (один день) была очень существенным символическим моментом. Этим еще раз подчеркивалось значение храма как неотмирной святыни, образа небесного Храма Божия, с окончанием строительства которого должен был преобразиться духовно весь мир, воцариться спокойствие и тишина и закончиться та полоса несчастий, идущая по данному селу или городу. Таким образом, сам ритуал строительства выражал собою готовность людей данной местности достойно встретить Христа грядущего, подчеркивал состояние их бодрствования в преддверии Страшного суда.

Основы строительной техники принесли на Русь византийские мастера, возводившие храмы в Киеве. В?X–XI вв. наиболее распространенным строительным материалом в Киеве и Новгороде была плинфа – плоский, в виде прямоугольника, кирпич. Целиком из плинфы храмы строить было нельзя, поэтому при строительстве использовали византийскую технику – чередование грубо обработанного камня (бутовой кладки) с рядами плинфы особой формы в виде плитки, близкой по форме к квадрату. Плинфа встречается в постройках вплоть до ХIV в. в Новгороде, Смоленске, Астрахани и других городах. Кладка осуществлялась на цемяночном растворе (смесь извести, песка и толченого кирпича, отчего раствор был розового цвета).

В кладку в качестве резонаторов вставляли, как уже говорилось, керамические горшки-голосники («глечики»). Они могли иметь форму керамических горшков с округлым туловом либо удлиненную форму трубы – форма часто зависела от системы акустики конкретного храма. Голосники располагали в кладке под арками, в пазухах сводов, в барабанах куполов, между окнами и в закруглениях куполов над ними. Располагались голосники только на северных, южных и западных стенах, а на восточной стене они практически никогда не встречаются. В?большинстве случаев количество голосников одинаковое на северной и южных стенах, а западная стена обычно содержит другое их количество, и расположены они, как правило, иначе.

В Х – XII вв. строительный материал клеймили. По мнению Н.Н. Воронина, клейма на камне в виде крестов и загадочных букв и других знаков указывали на принадлежность мастеров к различным группам заказчиков – князю и боярам, епископам и т. д. В?домонгольский период для декоративных целей применялся глазурованный цветной кирпич синего, голубого и зеленого цвета. Главы храмов покрывались свинцом, медью, деревянным лемехом, черепицей, каменной лещадью.

С древнейших времен в строительстве также использовался естественный камень различных пород. Каменное строительство на Руси появляется еще в эпоху поздней бронзы. Одно из первых упоминаний о каменном строительстве в X?в. приводится летописцем Нестором: «…град же бе Кыев… и бе вне града другой двор, идеже есть двор Деместиков за святою Богородицею над горою двор теремны: бо бе ту терем камен».

Для строительства во Владимире, Суздале, Рязани, Переславле-Залесском, Нижнем Новгороде и Астрахани использовались известняки мячковского горизонта месторождений Окско-Цнинского вала (мячковский камень получил свое название с ХIV в. по селу Мячкову). Для новгородских храмов ХIV – ХV вв. характерна кладка из местного плитняка с красным песчаником и кирпичом. Плиты укладывали без стески, кладка нередко была неровная, центральные пилоны не всегда имели одинаковую толщину и были поставлены с явным пренебрежением к вертикали.

Применение белого камня-известняка в архитектурных постройках ХII – ХVII вв. отличается как особенностями известняка, так и методами его обработки, кладки и перевязки блоков. Особенно это касается белокаменных построек Владимиро-Суздальской Руси – мягкий и равнослойный мячковский известняк наиболее пригоден для фигурной тески и резьбы, и именно использование мячковского белого камня привело к расцвету знаменитой владимирской резьбы в ХII – ХIII вв. Камень из псковских и новгородских карьеров не подходил для резьбы, и поэтому в этих регионах приходилось прибегать к украшению стен объемными элементами кладки (кресты, окружности, ниши и пр.). В?XV в. появляется кладка «в коробку» с забутовкой ядра стены камнем, с облицовкой стены изнутри и снаружи белым камнем или кирпичом. Кладка стен только из белого камня (без кирпича в плинфы) продолжалась в основном до 30-х гг. ХIII в. С?ХV в. начинает распространяться смешанная кладка из камня и кирпича.

Наружные стены крепостных сооружений возводили также с забутовкой внутренних полостей булыжником (Иван-город) или возводили из огромных каменных глыб весом до 11 тонн с заполнением промежутков и пустот кладки мелкими камнями (стены и башни Соловецкого монастыря). Отдельные храмы облицовывались белым резным камнем (в Суздале, Владимире, Успенский собор Московского Кремля и др.). Барабаны глав обычно выкладывали из известкового туфа, что значительно облегчало их массу, снижало давление на своды и улучшало вентиляцию помещений храмов.

Блоки белого камня, применявшиеся в строительстве ХII – ХIII вв. были разного размера, и только к ХIV в. постепенно выработался приблизительный стандарт: ширина блока – 30–40 см, высота – от 25 до 40 см. Толщина стен храма была от 90 см до 1 м 35 см, в зависимости от объема храма. Арки храма делали из белокаменных, тщательно притесанных блоков и до сих пор на белокаменных стенах часто можно проследить разметку центров и радиусов арок. В?каменном зодчестве Древней Руси отмечается следующая закономерность: чем выше над землей расположена та или иная архитектурная деталь, тем затейливее она декорировалась. По предположению исследователей, резьбу белокаменных блоков производили прямо на месте, на блоках, уже вложенных в кладку стен. Растворы применялись двух видов: белый (известь с песком и белокаменной крошкой) для стеновых конструкций и интерьеров и розовый – для нижних и подземных частей памятника (известь с песком и толченым кирпичом (цемянкой).

В среднерусских княжествах первое известное применение кирпича («плиты ожиганной») восходит к 1399 г., и вплоть до XVII в. кирпичное строительство идет параллельно с белокаменным. Однако кирпич XIV в. был плохого качества, и впервые кирпич хорошего качества был изготовлен архитектором Аристотелем Фиораванти для строительства Успенского собора в Московском Кремле в конце XV в. Он был настолько прочен, что для того, чтобы кирпич расколоть, приходилось ночь вымачивать его в воде. Кирпич был нескольких видов: «столовый» (кирпич изготовлялся набивкой форм на столах-верстаках вручную деревянным молотком-чекмарем), «подпятный», или «подножный» (его набивали в форму не чекмарем, а пяткой ноги), лекальный кирпич (изготовлялся по деревянным профилированным формам), формовой кирпич (изготавливался на ножных прессах-станках).

Существовали разнообразные типы размеров кирпича – от маломерного до огромного (до 50 см в длину). По функциональному типу кирпич подразделялся на городовой, палатный, стенной, трубяной и т. д. В?ХVI в. появляются первые стандарты при строительстве из кирпича, но обычно при возведении храма применялся кирпич самых разных типов. Так, церковь Вознесения в селе Коломенском (ХVI в.) имеет кирпич 9 типоразмеров, храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве – 18 типоразмеров. Растворы для кирпичных кладок в основном готовили на гашеной извести с добавлением извести-килелки (крухи) и яичного желтка.

Для предотвращения расседания стен использовалась дубовые, деревянные (до конца ХVI в.) связи. При строительстве их закладывали в толщу кладок и во все места наибольшего распора. Связи проходили насквозь через столбы пилонов и колонн и в углах внахлестку скреплялись огромными коваными трехгранными или четырехгранными железными костылями. Впервые в кирпичной кладке в качестве связей применил железо уже упоминавшийся Аристотель Фиораванти. В?1476 г. он, по свидетельству летописи, «вывел стены храма… Внутри же стен всуцепы железные положил, как правило, на веретенных, а меж столпов, где кладут для связи брусье дубовое в наших церквах, то все (т. е. все связи) железное кованое положил». Одним из новшеств итальянской строительной школы было применение скругленных по основанию фундаментов камней. Это придавало зданию сейсмостойкость. В?дальнейшем система металлических связей совершенствовалась. В?ХVII в. связное железо делалось кузнечным способом.

Особенностью строительной техники ХVI – ХVII вв. является установка длинных жердей – вех, указывающих на одинаковый уровень отдельных симметричных частей сооружения в процессе каменной кладки. Так, было установлено, что во время строительства храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве в кладке барабанов глав собора были заложены жерди у основания барабанов и их завершения. Эти жерди ориентировали каменщиков на начало и завершение кладки барабанов на определенном уровне, а также на их симметричное расположение по сторонам света.

Характерной деталью памятников архитектуры ХII – ХVII вв. являются следы – выпуски от деревянных пальцев строительных лесов – подмостей на фасадах зданий, заложенных кирпичом после окончания строительных работ (их отчетливо можно видеть на стенах Золотых ворот XII в. во Владимире). Леса подвязывали ремнями, веревками, лыком, поэтому плотники назывались подвязчиками. В?месте примыканий арочных конструкций к плоскостям стен в некоторых случаях прокладывали бересту для лучшей гидроизоляции, а также лучшего скольжения камней свода или арки в процессе усадки ее в проем после того, как будут убраны клинья из-под опалубки (Варлаамо-Хутынский монастырь под Новгородом).

Металлические двери и оконные ставни изготавливали из металлических досок, скрепленных между собой полосовым железом с помощью заклепок. В?местах крепления накладывали металлические цветы, круглые пластинки с изображениями орлов, львов, единорогов. Рисунки на металле выполнялись также методом золотой насечки, как на вратах Благовещенского собора в Москве (XV в.), Рождественского собора в Суздале (XIII в.), церкви Троицы в Никитниках в Москве (ХVII в.). Рисунок оконных решеток был очень разнообразен. Часто в местах пересечений прутьев они декорировались розетками и хомутиками на кузнечной сварке. Полы в храмах Х – ХVII вв. делали из плитняка, разноцветных плиток, дубовых квадратных плит или из обожженного кирпича в елку. Уникальным является пол XVI в. в Благовещенском соборе Москвы – он сделан из кусков полудрагоценных агатов и вывезен Иваном Грозным из собора в Ростове Великом. В?церкви Троицы в Никитниках в Москве пол сделан из мраморовидного известняка.

Внешние украшения храмов были не только из резного камня или выпуклых деталей. Очень рано, как считают, уже в Х?в., на Руси было освоено производство поливных изразцов. Уже Десятинная церковь в Киеве была украшена цветными камнями и поливными изразцами, и тогда же была организована греко-русская мастерская по производству поливных изделий. Характерной для этого периода является бело-глиняная керамика с зеленой свинцовой поливой. Находки этой керамики были сделаны в Киеве, Чернигове, Смоленске, Любече, Вышгороде и других городах. Для украшения храмов в Х – ХII вв. применяли технику глазурной росписи по непрозрачной поливе. В?ХIII в. начинают использовать прозрачную поливу темно-зеленого цвета. Русские мастера быстро усовершенствовали византийскую технологию производства изразцов и впервые применили поливу с металлическим блеском и роспись непрозрачными поливами. В?период монголо-татарского нашествия была утрачена технология изготовления смальты, стекла, поливы, и возрождение изразцового искусства в Москве, Пскове, Дмитрове, Старице и других городах начинается только в ХV в. На Русском Севере это искусство появилось несколько позднее – в ХVI в.

Древняя фасадная керамика ХV в. была похожа на терракоту (обожженная глина без поливы), как, например, керамический пояс Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря, терракотовый портал в Рождественском соборе Ферапонтова монастыря. Терракотовые изразцы украшали и светские постройки, например княжеские палаты в Угличе. В?ХV в. итальянские зодчие, работавшие на строительстве соборов и крепостных стен в Москве, обогатили орнамент изразцов мотивами ренессансных рельефов в виде ионик, пальметт, растительного орнамента в виде акантов.

Духовская церковь Троице-Сергиева монастыря

В ХVI в. начинается использование на фасадах изразцов с упрощенным рельефом, желтого, светло-бирюзового цвета; многорядные пояса уступают место однорядным. Также появляются значительные по размерам рельефные изразцы. Так, среди украшений шатра храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве использованы изображения многолопастных звезд, сложенных из отдельных элементов, а также керамические шары. От ХVI в. сохранился и первый барельефный изразец: Георгий Победоносец верхом на коне в витой рамке (дмитровский Успенский собор).

ХVII в. является расцветом изразцового дела в России и изразцы начинают занимать доминирующее положение в отделке фасадов светских зданий и храмов, керамическими изделиями имитируют белый резной камень. Характерными цветами, преобладавшими в изразцах XVII в., были кобальт, бирюза, ярко-желтый, коричневый, белый. Совершенно отсутствовал красный цвет. Производство изразцов было таких объемов, что в интерьерах храмов и светских зданий стали появляться керамические иконостасы, изразцовые печи, порталы, большие многоцветные фризы. Края рельефов при изготовлении слегка приподнимали – это препятствовало проникновению поливы за границу рисунка декора в процессе обжига. Наиболее яркими памятниками, украшенными огромным количеством разнообразных изразцов, являются Крутицкий терем в Москве, ансамбль Новоиерусалимского монастыря под Москвой, Тихвинская церковь, храм Иоанна Златоуста в Ярославле и др.

Крыши и купола чаще всего покрывались медью – вторым после железа по широте распространения металлом. Одно из первых письменных упоминаний, косвенно указывающих на покрытие медью, относится к ХV в. и содержится в I?Новгородской летописи под 1408 г.: «Поби владыка Иоанн св. Софию свинцом, а маковицу большую, золотоверхую устрой» (золотили медь, железо, свинец не золотили). Однако очевидно, что покрытие медью употреблялось и ранее этой даты. Используя большую пластичность и мягкость меди, ее расковывали, применяя специальные инструменты, а также молоты-гладилки. Прокатывать медь не умели вплоть до XIX в.

Фундаменты зданий с древности делались из камня с применением различных технологий. Так, в Киеве в X?в. княжеский дворец и Десятинная церковь стояли на каменных фундаментах, выполненных из блоков известняка с бутовой кладкой, залитой известковым раствором. Для сооружения фундаментов также использовался камень различных пород: известняки, песчаники, туфы, валуны, дикий камень и т. д. У?храмов Владимиро-Суздальской Руси XII–XIII вв. использовались фундаменты из круглых блоков известняка и валунов разных размеров. Пространство между ними заполнялось щебенкой и заливалось известковым раствором. Глубина фундаментов была от 1,7 до 2 м. Фундаменты псковско-новгородских памятников ХIII – ХV вв. выполнялись из валунов с заполнением землей, песком и глиной, с заливкой верхнего ряда известковым раствором. В?отдельных случаях, когда почва была сырая, в основание фундаментов укладывались деревянные лежни или забивались сваи, если же грунт был твердым, под подошву фундамента просто насыпали песок.