Материнский инстинкт

Он помнил своих родителей и часто думал о них, особенно после рождения Мило, поняв, насколько дети хрупки, уязвимы и беззащитны.

Был один вопрос, который он еще в детстве себе задавал, и теперь, когда он сам стал отцом, этот вопрос мучил его все чаще: как же можно бросить своего ребенка?

Сильвэн ничего не знал о мучениях друга, а потому только пожал плечами. Глаза его уже с трудом могли остановиться на каком-то одном предмете.

– Я навсегда распрощался с попытками достичь понимания отца, а он – с попытками заставить меня добиться совершенства. Мы оба устроили свои дела, как смогли. И ни один об этом не пожалел.

Давид задумчиво покачал головой. Он принял этот вызов, собрался стать лучшим из отцов, хотя, в отличие от Сильвэна, у него не было возможности сравнения.

На секунду оба замолчали. Давид сообразил, что они, наверное, погрузились в мысли не самые веселые, и сменил тему:

– А как вы с Тифэн познакомились? Вы всегда держали это в тайне…

Вопрос застал Сильвэна врасплох. Несколько секунд он вопросительно смотрел на Давида, словно тот проявил непристойное любопытство.

– Это грязная история, – пробормотал он.

– Что?

Давид решил, что ослышался. Удивленный и в то же время заинтригованный, он рассмеялся и уставился на Сильвэна, силясь понять, не шутит ли его приятель.

Сильвэн мрачно вертел в пальцах бокал, так сосредоточенно и пристально глядя на пурпурную жидкость, словно перед ним открылась какая-то драма.

– Проехали, – проворчал он наконец.

Давид не стал настаивать. С одной стороны, такой странный ответ возбудил в нем жгучее любопытство, а с другой – между ним и другом повисла неловкость, и он предпочел промолчать. Выпитый алкоголь словно растянул время и создал этот зыбкий фон неловкости и непонимания. Сильвэн не двигался. Все больше чувствуя себя не в своей тарелке, Давид взглянул на часы:

– Три часа! Лучше бы нам вернуться домой…

Он поднялся со стула, покачнулся и ухватился рукой за спинку, где висела его куртка. Сняв куртку со стула, он попытался ее натянуть.

– Это случилось пять лет назад, – пробормотал Сильвэн, все так же не двигаясь. – В то время Тифэн была фармацевтом.

– Ну?

Давид застыл в замешательстве. Сильвэн поднял на него глаза, в которых стояли тоска и боль. Губы его были плотно сжаты, челюсти сведены.

Давид медленно опустился на стул.

Глава 4

– Моего лучшего друга звали Стефан. Стефан Лежандр. Мы знали друг друга с детства, практически вместе выросли, почти как два брата. У нас была дружба на всю жизнь. Стефан блестяще окончил медицинский факультет и стал врачом общей практики. Он был очень в себе уверен и хорош собой, считал себя выше других и не привык ни в чем сомневаться, особенно в собственной неотразимости… Дурак! Но этот дурак был моим другом. Однажды вечером он мне позвонил в полной панике. За три дня до того он прописал одной из своих пациенток лекарство, которое и по составу, и по дозировке было противопоказано беременным. А она была на третьем месяце. Он забыл задать ей вопрос о беременности, а она действовала по логике слепого доверия: если доктор прописал это лекарство, значит, его надо принимать. В результате через два дня она потеряла ребенка. Ее гинеколог сразу понял, что между выкидышем и лекарством существует связь, и позвонил Стефану. Тот запаниковал и стал отрицать, что прописал такую дозировку, и твердить, что дозировка, которую он указал, была неопасна для плода. Тон разговора накалялся, посыпались угрозы: заявление в полицию, возмещение ущерба и все такое прочее. Стефан вдруг резко положил трубку, и я понял, что он очень растерян, на грани паники. Наверное, он уже чувствовал себя виновным в тяжком служебном преступлении и прикидывал, каков будет приговор и санкции: с него могли потребовать крупную сумму возмещения ущерба, могли отстранить от медицинской практики или даже посадить в тюрьму…

На несколько секунд Сильвэн замолчал, кусая себе нижнюю губу, потом продолжил:

– Он объяснил мне, что единственное, что ему могут инкриминировать, это рецепт. И я, как дурак, спросил: «Что же, значит, нет рецепта – нет доказательства?» Он подтвердил. Все очень просто. Рецепт достаточно изъять и заменить на другой, с другой дозировкой. Достаточно… Легче сказать, чем сделать! А копия? Стефан меня заверил, что это он возьмет на себя. По адресу пациентки я определил те аптеки, где она могла купить лекарство. Их оказалось две. Сначала я отправился в ту, что располагалась возле самого ее дома. Что мне надо там сделать, я себе не представлял, но время поджимало. Если уж этот проклятый рецепт и есть единственное доказательство вины Стефана, то можно поспорить, что на него и дальше будет все завязано. А может, уже поздно что-либо предпринимать. И я решил просто импровизировать. Стоя в очереди, я наблюдал за аптекаршей, отмечая каждый ее жест, каждое действие. Вот она берет протянутый ей рецепт у клиента, стоящего передо мной, дает ему лекарство и прячет рецепт в ящик. Подошла моя очередь. Я придумал, что у меня болит горло, и спросил, что бы она мне посоветовала. Она посоветовала сходить к врачу, а я разозлился и высказал ей в лицо все, что думаю о врачах: «Все они шарлатаны, вы приходите с болью в горле, а они обнаруживают у вас рак простаты!» Она в ответ рассмеялась, и я заметил, что она очень хорошенькая, когда смеется… Она дала мне спрей от ангины, я расплатился и ушел.

Сильвэн вздохнул, повел плечами и продолжал:

– Приближался час закрытия аптеки… Я пошел ва-банк и вернулся, сказав при этом аптекарше, что горло уже гораздо лучше, но теперь меня мучает желание пригласить ее выпить аперитив в ближайшем баре. Она заколебалась и пыталась отшутиться, но я сказал: «Только аперитив». Тогда она посоветовала мне на аперитив пригласить кого-нибудь из друзей. Я рассердился и высказал ей в лицо все, что думаю о своих приятелях: «Все они прохиндеи, их угощаешь аперитивом, а они напрашиваются на ужин». Она снова рассмеялась, и я опять подумал, что она очень хороша, когда смеется.

Снова молчание. Сожаление… А может, угрызения совести?

Давид спросил, что было дальше:

– Тебе удалось вытащить рецепт?

Сильвэн кивнул:

– Удалось. Пока она переодевалась и забирала вещи в подсобке. Перед тем как туда отправиться, она сказала, что вернется через минуту. Я даже подумать не успел, как оказался за стойкой и принялся рыться в ящике. Все произошло очень быстро. Я помнил про минуту и считал до шестидесяти. На счете «шестьдесят» я решил сдаться: было слишком рискованно. И потом, разве я мог быть уверен, что это та самая аптека? Однако шанс у меня оставался, и удача мне улыбнулась. Я быстро нашел рецепт: они были разложены по датам, и я сразу узнал почерк Стефана. С собой у меня был другой, с новой дозировкой, который он заново выписал. У меня еще хватило присутствия духа положить его на место в ящик, стоявший на стойке возле кассы. Я сразу привел все в порядок, и меня никто не увидел и не услышал… Тем временем Стефан отправился к пациентке, чтобы навестить ее, поговорить и попытаться понять, что же все-таки произошло… И подменить копию рецепта. Бедная женщина была так растеряна, что мало что понимала. Он устроил целый спектакль, и она попалась в эти сети. Когда Стефан вышел из ее дома, никаких улик против него не существовало.

– А потом?

Сильвэн снова помолчал. Чувствовалось, что на душе у него тяжело, а слова, которые он произносит, хоть и касаются события пятилетней давности, все так же опустошительны, как сильный яд.

– За серьезную профессиональную провинность осудили аптекаршу. Рецепт снимал вину со Стефана, но получалось, что это она продала пациентке лекарство, не соответствующее рецепту по дозировке. Проблема заключалась еще в том, что я продолжал с ней видеться. Она нравилась мне все больше и больше, и я влюбился. Влюбился по-настоящему. Меня затянуло в какой-то дьявольский вихрь. Поначалу я даже не задумывался о последствиях, к которым может привести мой поступок. Но когда я понял, в какую скверную историю ее втянул, то попытался убедить Стефана взять ответственность на себя. Как следовало ожидать, этот негодяй не пожелал портить себе репутацию. Я пригрозил ему, что все расскажу, и клянусь, мне было наплевать, что тоже окажусь замешан в этом деле. Я был готов заплатить. Но знал, что в этом случае ее потеряю, а для меня было бы невыносимо потерять женщину своей жизни. И с течением времени все меньше становилась возможность все ей рассказать.

Сильвэн умолк, задыхаясь от нахлынувших чувств, которые вызвал к жизни и увеличил выпитый алкоголь.

– Так что все-таки произошло? – тихо спросил Давид, положив руку на плечо друга.

Прошло несколько секунд, прежде чем Сильвэн смог ответить:

– Я же тебе сказал: ее осудили за профессиональную оплошность, заставили выплатить сумму ущерба пациентке и лишили лицензии. Фактически она потеряла все.

– А ты? Ты-то что сделал?

– Я остался с ней и помог ей справиться с этим испытанием. Я одолжил ей денег на оплату ущерба, а потом отказался от возврата долга. Мы поженились, она окончила курсы садоводов, прошло время, карьера у нее пошла в гору, мы переехали в другой город и обосновались здесь. Хуже всего то, что она мне безгранично благодарна. Иногда она говорит, что вся эта история с судебным процессом, хотя и была достаточно жесткой и она так и не поняла, что произошло, привела к тому, что ее теперешняя жизнь нравится ей гораздо больше, чем та, прежняя…

Голос Сильвэна прервался, он старался побороть рыдания, которые сжимали горло.

– Ясно одно: я перед ней в долгу, – сказал он, справившись с эмоциями. – И вряд ли когда-нибудь смогу его оплатить. Что бы я ни делал. Она может просить о чем угодно. Абсолютно обо всем.

Давид грустно улыбнулся.

– А твой приятель Стефан? – спросил он.

Сильвэн покачал головой и ответил:

– Он окончательно сжег все мосты. Судьба каждого из нас в руках другого. Он может разрушить мою жизнь, я могу уничтожить его. Теперь мы стали роком друг для друга.

– А Тифэн? Она так ничего и не узнала?

– Если мы до сих пор вместе, значит, не узнала.

– И ты совершенно искренне считаешь, что она бросит тебя, если узнает?

Сильвэн пристально посмотрел на Давида измученными глазами: