Назавтра она встала бледная и утомленная, отказалась от работы и все грелась на солнышке.
На другой день то же самое.
Я хотел послать за доктором в деревню, но она запретила мне это делать.
Даже кормилица, советов которой она обыкновенно слушается, на этот раз не могла ее убедить.
– Вот синьорина отказывается от доктора, а сегодня ночью я сама слышала из соседней комнаты, как она жалобно стонала, – докончила старуха.
– Что тут особенного, – с неудовольствием ответила Рита, – я ночью уколола себя булавкой и от боли застонала.
И она показала мне небольшую ранку под подбородком, на шее.
Ранка была небольшая, но на меня подействовала как удар грома. В первые минуты я даже не мог понять, почему вид этого красного пятнышка так взволновал меня.
Позже я уже сообразил причину: такое пятнышко я видел на шее моей матери!
Умерла она не от него, конечно, но тем не менее вид его на белой шейке Риты пронзил мне сердце.
Я стал расспрашивать.
– Все очень просто, – ответила Рита, – заснула я с открытым окном и ночью почувствовала, как из него дует холодом и сыростью.
– Рита, помилуй, ночь была жаркая и душная, – вскричала Лючия.
– А я тебе говорю, подуло холодом, могильным холодом, – упрямо ответила моя невеста. – Я закуталась в теплый платок, – продолжала она. – И чтобы не спугнуть сон, не открывая глаз, взяла с ночного столика булавку. На мое несчастье, попалась розовая, сердоликовая, та, которую ты мне подарил; я ее так люблю! А у нее, ты сам заметил, какая длинная и острая игла. Во всяком случае, это сущие пустяки и завтра ничего не будет, – закончила Рита.
Сам отлично понимаю пустячность этой ранки, а все же мне не по себе: вспоминается умершая мать… и все…
Я почти забыл, что недосказал тебе своей истории; извини, и сегодня этого не сделаю. Нет времени: решил тотчас же отправиться в город и завтра к утру привезти оттуда врача.
Рита наотрез отказалась от медицинской помощи, придется прибегнуть к хитрости.
Я уже знаю, что в городе живет старый домашний доктор моих отца и матери. Он очень стар, но не дряхл. Практику он совсем оставил, а живет на ренту, полученную от отца, и весь погрузился в науку.
Попрошу его приехать в замок не как доктора, а как старого друга.
Пока прощай; письмо в одну сторону, а я в другую.
Д.
Глава 13
Не довольно ли на сегодня? – сказал Гарри. – Я вижу, у Карла Ивановича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.
Гости не могли не согласиться с желанием хозяина и, прощаясь, один за другим стали выходить из столовой. Скоро остались только Джемс и капитан Райт.
Райт молча курил; он точно тянул время пребывания в столовой.
Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом лица.
– Райт, что с тобой? Ты болен? – спросил озабоченно Джемс.
Капитан вздрогнул и сердито взглянул на говорившего, но, увидев дружеское выражение лица Джемса, тяжело вздохнул и, положив ему руку на плечо, сказал:
– Джемми, ты, кажется, прав: я болен, я схожу с ума.
– Райт, что за идея, что с тобой? – вскричал Джемс.
– Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен говорить. Согласен?
– Ну конечно же, говори.
Капитан закурил новую сигару и после непродолжительного молчания начал:
– Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил и ничего не боялся.
– Ну, еще бы, – искренне вставил Джемс.
– В комнате было душно; я открыл окно и вскоре задремал. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в комнате слышался шелест, ну точь-в-точь как от женского шелкового платья; пряный запах лаванды ударил в нос. «А, это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, и шелестят от ветра занавесы на окне», – подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег спичку. При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант. Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были украшены чем-то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов. Я остолбенел. Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться. Все погрузилось во мрак. Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо колебались, хотя на воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я вполне убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну. Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал от меня. С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в увиденном, время от времени невольно посматривая на то место, где явилось видение. Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии – быть мертвыми при хорошем освещении и напротив, в темноте, при малейшем луче света, играть и блестеть, как звезды.
– Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? – спросил Джемс.
– Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках моей сигары между складок постельных занавесей. Докурив, я снова встал, снова все осмотрел – и опять тщетно. Больше я уже не ложился. На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол, и за ним, как и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату. Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы у кровати, объясняя это невыносимой жарой. Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, даже не вспомнил о нем. Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза. Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между занавесами, через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял шифоньер. Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на дороге стоит женская фигура. То же самое лицо, что я видел накануне; только теперь я вижу ее всю. Чудная, сказочная красавица: высокая стройная фигура, голубое шелковое платье не скрывает роскошных форм, его складки в лучах луны как-то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются от дыхания груди. То, что я принял за корону на голове, край красивой высокой гребенки. Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась. Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лаванды и затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и поднялся. В тот же миг она исчезла. Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами – не знаю. Она точно растаяла.
Целую ночь я не спал, снова поджидая ее. Что это, Джемми? – закончил Райт.
– Галлюцинация.
– Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, – и галлюцинация! Но слушай, я жду ночи, как любовник свидания и… и боюсь, ведь это путь в сумасшедший дом.
– Почему ты ничего не сказал доктору?
– Что доктор, я или сам должен с этим справиться, или погибнуть.
– Хочешь, Райт, я посижу сегодня с тобой, – предложил Джемс.
– Хорошо, Джемми.
Приказали подать рому и сигар в спальню Райта и отпустили слуг.
Долго беседовали друзья. В открытое окно лился лунный свет и аромат сада.
Вспоминали прошлое, говорили о будущем, но мало-помалу разговор становился вялым, одолевала дремота…
В полной тишине вдруг раздался нежный звук, точно кто тихо коснулся лютни, еще и еще аккорд…
Друзья насторожились… И вот таинственная дверь плавно открылась, и в ней показалась женщина.