Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди

– Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один и что Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что я говорил правду, и только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Хорошо там, он говорит!

– Дело, дело говори, пора уже, – перебил его Петро.

– Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы – через нее нечистая сила не проходит, – а двери, кроме наружной, замкнули и залили свинцом, смешанным с святой облаткой, так что ходу им, кроме двери, нет.

Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили… так через четверть часа и пойдем.

Я буду держать кол, Петро – ковчежец, и ты, Карло, должен вбить кол. Не бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор. Покончим с женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?

Я согласился. Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.

Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солнца.

И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении.

Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаза…

Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня – черные, милые глазки, но они не смотрят… Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви… я чувствую нежные руки… запах роз… скоро-скоро она будет совсем моей, моей обожаемой женой…

«Идем», – говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут… кто, куда, зачем?

Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами…

Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками. Жарко и душно.

Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку.

В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки… Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. Виски стучат. Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:

– Ударь, сильнее ударь!

Я повинуюсь, поднимаю руку и… вдруг два милых черных глаза тихо открываются, смотрят на меня, не мигая, губки шепчут: «Карло».

– Бей, бей! – кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю молоток… черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята… Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.

Слышу отчаянный крик, злобный хохот… и теряю сознание.

Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:

– Ничего, отойдет, это «она» его заколдовала. Ну, да мы в обиду не дадим.

Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.

– Сорвало крышу, сломало старый дуб! – кричали голоса. Я вскочил на ноги.

– Ну, это «они», ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда ж такая непогодь? – сказал Петро.

– Да, не иначе как «они», теперь «их» время, – подтвердил доктор.

Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом со святой облаткой, как сделали это и раньше с остальными дверями. И вот теперь «нечисть», не находя выхода, вызвала бурю.

Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу.

Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто могучей рукой потрясал их… Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.

Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза…

Буря ревела неистово.

Каждую минуту казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.

Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.

Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно хотел своим телом загородить путь.

Новый, еще более страшный удар грома… я упал на пороге капеллы…

Старики страшно, нескладно запели молитвы.

Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они бежали в деревню.

Внезапно все стихло.

И вот, в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было столько любви и нежности…

Я невольно приподнялся, но в туже минуту почувствовал, что что-то тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора произнес:

– Лежи, ни с места! Или, клянусь Богом, я всажу в горло этот нож, – и на шее я почувствовал холодок стали.

Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласковые названия, намеки, обещания… вся прежняя обожаемая Рита стояла передо мной…

Еще минута…

И Бог знает чем бы кончилось!..

На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним другой, третий…

Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, в них смешивались и молитвенный благовест, и тревожный набат…

Оказалось, слуги бросились в деревню и рассказали о наших ужасах.

Священник, уже давно подозревавший, что в замке не все благополучно, бросился в церковь и приказал звонить. Он начал сборы крестного хода в замок.

Только что тронулись хоругви, как яркий луч солнца прорезал облака.

Моментально в капелле все смолкло. Звон колоколов победно усилился.

– Спасены, спасены, – шептали старики. И мы все трое опустились на колени.