Ангелов не выбирают

Пробуждение

…Темно, синий купол, высокий, словно цирк. Он несется навстречу куполу и со всего размаху пробивает крышу. Звездное небо. Теперь его не остановить и не удержать. Все выше, выше, выше… Холодно. Страшно пусто, не за что уцепиться. Куда он летит? Тонкий серебряный лучик. Голоса. «Готов?» Это про него? Белый голос: «Не готов».

Падает. Куда-а-а?

Романцев открыл глаза и понял: «Ослеп!» Паника охватила его. Надо встать! На этот сигнал мозга тело ответило острой болью. Он застонал. Кто-то зашевелился рядом, – яркая вспышка, лампочка. «Нет, не ослеп».

Свет заслонило лицо девушки: глаза добрые, улыбаются.

– О! Наконец-то вы очнулись! Как вы себя чувствуете?

– Где я? – Обескровленными, сухими губами задвигал человек, которого уже год по кусочкам собирали врачи.

– Как вы се-бя чувству-ете? – Медсестра низко наклонилась над пациентом. От нее пахло… чем-то знакомым.

– Где я? – чуть громче прожевал он.

– Вы здесь, в клинике Ханса Хофмана.

Растерянное моргание век.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Утром придет врач. Хотите воды? Уже можно.

Губы свернулись в трубочку. Сестра слегка приподняла бесформенную от бинтов голову и поднесла поилку с красноватой жидкостью. Голова с трудом глотнула и устало откинулась на подушку.

Пусть длится ночь…

Межглавие

Какая блаженная тишина… Лишь звон кузнечиков наполнял пространство неясным гулом. Он пошевелился и тут же кто-то вонзил в него нож. Он застонал. Солнце приблизилось к его глазам.

– Тихо-тихо, соколик. – Старик отнял свечу от его лица. – Болит, значит, живое. Не трепыхайся-то сильно. Эко тебя…

Воин попытался открыть склеенные гноем ресницы и пошевелить рукой. Острая боль опять пронзила грудь.

– Да тихо ты, неугомонный. Господь уберег, так ты сам себя пожалей. Вылежаться тебе надобноть. Вишь, как грудь-то разворотило… Спи, спи, соколик. Сил набирайся.

Старик задул свечу.

– Спите, спите, Александр Павлович. – Сиделка склонилась над вздрогнувшим Романцевым. – Все уже позади. Набирайтесь сил.

Интервью № 3

О силе слова и звука

АП: Добрый день, дорогие телезрители. Я счастлив представить вам необыкновенного человека, священника Владимира Соколова. Отец Владимир окончил ВГИК, затем Московскую Духовную семинарию. Работал в Издательском отделе Московской Патриархии. Сейчас – помощник председателя Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами РПЦ. Автор нескольких книг: «Младостарчество и православная традиция», «На грани жизни», «Мистика и духовность», «Разговор с самим собой». Батюшка ведет свои передачи и активно выступает на радио «Россия», «Радонеж», «Вера», «Теос». Он – частый гость на центральном телевидении, телеканале «Союз» и канале «Доверие». Все ли так?

ОВ: Так-то так, только уж очень много всего получилось.

АП: А вы могли бы рассказать, как вы сами пришли к вере?

ОВ: Я стал задумываться о сутевых вещах и понял, что они не вмещаются в мою прежнюю жизнь. И тогда я резко изменил свою жизнь – ушел из театра, из кино, а школа у меня была серьезная: я учился во ВГИКе с Еленой Соловей, Владимиром Носиком. Потом хотел делать певческую карьеру. Голос был, все возможности были. Но вдруг понял, что и пение не наполняет меня. Я уже не мог дальше жить как раньше.

АП: Вера постепенно входила в вас или случилось какое-то событие?

ОВ: Были встречи, но сам приход к вере – это есть нечто таинственное, о чем нельзя говорить. Это было посещение, и тогда я увидел, кто такой человек на самом деле.

АП: И кто?

ОВ: Человек на самом деле – существо световое. Как Христос говорит: «Я есмь свет», так и святой может сказать про себя, когда он начинает светиться несказанным светом. Это Фаворский свет, этот свет – как результат преображения человека, когда он меняет свое тело и становится подобным свету. Вообще мы очень мало знаем о возможностях человека. Нельзя человеку в этом падшем состоянии доверить пользоваться ими, потому что тогда он устроит не атомную войну, а вообще нечто невообразимое. Но иногда эти запечатанные качества прорываются. Например, когда человек может проводить через себя десять киловольт, сжигать себя и оставаться живым, и так далее. Но человек должен возрасти в сознании, как должен был возрасти Адам – в любви и мудрости. В любви почему? Потому что познание невозможно производить так, как мы это делаем сейчас. Есть некоторые смыслы, которые открываются только в первоисточнике. Если посмотреть первоисточник, то мы увидим, что когда Адам именовал кого-то, то он именовал в неком «браке» с тем, кого он именует. Таким образом, он возрастал в любви, соединялся с именуемым в любви, и тот открывал ему свою тайну. Адам «познавал» любовью. Мы же как учимся? Мы силой, опытом над природой, отбираем знания. Познание наше абстрактно. Опыт – это пытка. Так раньше и назывались эксперименты: «инквизицио натуре». Так, пытая природу, человек совершил нравственный надлом. Почему преподобный Ефрем Сирин говорил об Адаме, что тот был и бессмертным, и не бессмертным одновременно? Адам должен был возрасти в это бессмертие.

Обладая бессмертием потенциально, он должен был возрасти до него в процессе обучения в Божественной школе через правильные наименования, возрасти в этом качестве в любви и мудрости. Окончив эту школу, он стал бы бессмертным. Но тут появилось некое существо, которое названо «хитрейшим и мудрейшим из зверей полевых», то есть он представлял совершенную природу животную. Адам же был создан как тот, кто превосходит животную природу. Поэтому это существо завидовало Адаму и не понимало, почему вдруг Бог так выделяет его. Так обезьяна смотрит на годовалого ребенка, лежащего в памперсах и, вероятно, думает: «Да что же это за такое избранное существо, которое ничего не может, когда мои дети в этом возрасте уже самостоятельные?» Поэтому хитрый змий захотел соблазнить человека, чтобы тот в его школу попал. А что это была за школа? Опять же это раскрывается, когда мы читаем первоисточник, потому что в первоисточнике сохраняется идиоматический смысл «древа познания добра и зла», который, собственно, является первичным. Это – «древо познания всего на свете» («тоф эра»).

АП: Вы знаете язык первоисточника?

ОВ: Пришлось изучать, куда деваться. Так вот Адама змей начал обучать всему на свете. Посему нельзя было Адаму прикасаться к этому древу. Потому что Адам не был совершенным существом. Раскрой ему познание всего на свете, и он раскроет те возможности, которые у него до времени сокрыты. Ему категорически запрещалось это. Об этом говорится в книге Еноха. Книга издана в XIX веке. Она переиздавалась неоднократно. Эта книга у первых христиан была настольной книгой. Одно время она даже входила в Канон. В ней говорится, как некая семья ангелов под опытным руководством спустилась с неба и начала учить людей математике, астрономии, как лить метал и т. д. Они раскрыли то, что является сейчас основой нашей цивилизации. А это было запечатано. То есть изначально в Библии описывается два способа развития человека. Один – воспитание того образа Божия, который был заложен в человеке, и претворение его в подобие, которое мы знаем в православной аскетике. Образ претворяется в подобие путем аскетического усилия. И другой способ, когда человеку дается знание. Знание – это же сила, которую приобретает человек. И человечество разделилось на две такие ветви. Для меня, в то время, когда я обратился к вере, это еще не было понятно, но для того чтобы вообще понять, что со мной произошло, понять «кто я», я отовсюду удалился, скрылся в лес и жил очень скромно: килограмма гречки хватало на неделю, собирал в лесу травы, орехи, делал отвары и все время их пил.

АП: А не боялись отравиться?

ОВ: Нет. Какая-то внутренняя интуиция подсказывала, что не отравлюсь. Не было никакой опаски или страха.

АП: А наставник у вас был?

ОВ: Нет, никакого наставника не было. Сначала я побаивался природы. Ночью животные разные приходили. Однажды филин пролетел, большой, как дирижабль, – испугал. А потом я подумал: чего бояться, это же просто филин.

АП: А жили в палатке?

ОВ: Да, поставил палатку и в ней жил. Постепенно стал с животными общаться. Я встретил в лесу кабаниху с кабанятами. Обычно пишут, что это страшно. Ничего не случилось, кабаниха посмотрела на меня спокойно и пошла дальше, и кабанята за ней побежали. На Кавказе вокруг моей палатки долго медведь ходил. Походил-походил и ушел. Я там по десять раз в день окунался в ледяную воду источников.

АП: Зачем?

ОВ: Мне казалось, что я пробуждаю какие-то дремлющие силы организма. И действительно, когда я выходил из леса, я чувствовал, что меня трясет, как от электричества. При этом этот энергетический заряд очень быстро исчезал, можно сказать, до города я эту энергию не довозил.

АП: А по сколько вы находились в лесу?

ОВ: Это могло быть пару недель, до месяца. Когда я так путешествовал, я, например, из Дербента шел пешком до Кавказа, потом я переходил через перевалы в одиночку.

АП: А карта?

ОВ: В том-то и дело, что без карт. Был такой смехотворный случай, когда я шел из Чегета в Сванетию, на перевале я встретил немецкую альпинистскую группу. Они все в альпинистском снаряжении, с альпенштоками, – и я иду босой по снегу. Они обнаружили мои следы и подумали, что это снежный человек. У меня нога 49 размера. Но когда они увидели меня и когда «снежный человек» заговорил с ними по-английски, они поняли, что ошиблись, и мы разговорились. А какие у них были подробные карты местности! Все на них есть, вплоть до больших камней. Спрашиваю: где купили? Говорят, да в киоске в Берлине. А у нас же такие не купишь – секретная информация!

АП: А была ли у вас собой духовная литература?

ОВ: Только Библия. Но этого хватало.

АП: А как выживали?

ОВ: Когда у меня кончались деньги, то я выходил к людям и предлагал свои услуги: забор покрасить, дрова нарубить… – и так зарабатывал какие-то деньги, на которые мог прожить месяц. В рюкзаке у меня был запас еды и вещи, но вес его был не более пяти килограмм. Я специально сшил себе одежду со многими карманами, сшил спальник, палатку из парашютной ткани. Чтобы не отягощать себя, а идти спокойно, ничем и никем не связанный.