Ангелов не выбирают

АП: А семья, мама отпускала вас спокойно?

ОВ: Нет, конечно. Мама вообще сильно переживала, что я стал верующим. Она считала, что я вообще чокнулся на этом деле. Но моя мама всегда помогала мне и пыталась меня понять. Даже если была не согласна со мной, в частности в моем стремлении стать священником. Я говорю: «Ну, мам, ты же мне сама помогаешь?» – «Ну как же не помочь, я же тебя люблю!» – отвечала она. Я ушел в свое «путешествие познания себя», ковал из себя настоящего воина Христова, а когда возвратился – устроился ночным сторожем, приходил домой только спать, а все свободное время проводил в библиотеке. И так семь лет подряд я регулярно, как на работу, ходил в библиотеку и много чего прочел за это время.

АП: Какие это были годы?

ОВ: Это примерно 1977–1984 годы.

АП: Иногда при воцерковлении случаются экстремальные ситуации. С вами случалась какая-нибудь необычная памятная история?

ОВ: Видите на моем лбу шрам? Это моя памятная метка о необычной встрече в лесу. Я один ушел в лес и там повстречался с человеком, который решил покончить счеты с жизнью. Я постарался отговорить его. Вроде как это удалось, но наутро он пришел ко мне с топором…

Сиделка Марта с трудом встала со своего стула, подошла к монитору и выключила его. Романцев даже не пошевелился…

Глава 3

Кто может помочь в Германии русскому человеку?

Маша. Филиппова Мария Николаевна, единственная дочь профессора истории Николая Павловича Филиппова – известного специалиста по имперской России. С детства любила и знала историю, готовилась поступать на истфак.

Девочкой она была старательной, глубокой, интересной. Но так уж зачем-то случилось, что от двух красивых родителей родился некрасивый ребенок. И ладно бы мальчик, а то ведь девочка… Глаза изумительные: серые, бархатные, брови густые в разлет – от матери. А вот вся вторая часть лица от дедушки по папиной линии – приходского священника. Тот бородой длиннющей прикрывался, а ей-то куда девать неправильный прикус и вперед выступающий острый подбородок?

Некрасивой и умной девушке жилось непросто. Маму, рано ушедшую из жизни, Маша помнила больше по фотографиям. А когда она готовилась поступать на исторический, сильно заболел отец: инфаркт. Пришлось все отложить и сесть возле него в больнице. Но профессор еще поднялся и погулял с дочерью по больничному парку, полюбовался подснежниками и тюльпанами, розами и лилиями, а затем и хризантемами, надиктовал ей последнюю книжку…

Но последующий второй волной инсульт уж навсегда приковал его к постели. Маша так и осталась в медицине, словно бы вросла в нее, поступила в медицинский. Смерть отца остановила всю Машину жизнь, и она осталась с неполным высшим.

Отец лежал долго, и все свои курсовые работы она писала «по отцу»: инфаркт миокарда, обширный инсульт, диабет, гангрена…

Последнее отделение, из которого отец так и не вышел – хирургия. Машина работа по гнойной хирургии была лучшей на курсе. Было из-за чего и было в кого.

Дело в том, что ее дед был учеником известного врача, архиепископа Луки Войно-Ясенецкого. Они встретились в Крыму, куда архиепископ получил свое последнее назначение. А до этого ссыльный профессор Ясенецкий оперировал в бараках Сибири. Благодаря его «Очеркам по гнойной хирургии» во время Второй мировой войны были спасены тысячи людей. Дед, а потом и отец, часто вспоминали слова узника Луки: «Я бы больше смог спасти жизней, если бы вы не связывали мне руки колючей проволокой!»

Дед Павел воспитал сына и немного не дожил до рождения Машеньки – единственной внучки. Зато бабушка Настя не могла нарадоваться на свою любимицу. Старательная, отзывчивая, Машуня гостила у нее в Крыму по целому лету – и была отрадой ее старости.

Но главной опорой скромной и застенчивой девушки был отец. И когда он покинул этот мир, перед Машей встал неотвратимый вопрос – чем жить? Ведь на Ваганьковском кладбище лежали ее дед, молодая мама, а теперь и отец. Работа определила всю ее дальнейшую жизнь. Она похоронила отца и навсегда перебралась в больницу.

Домой приходила только между дежурствами: поспать. Шутила, что пора уж арендовать палату, потому что смысла возвращаться не было никакого: что там одной делать? «Ничего, подожди, разглядит твою красоту тот, единственный, – с жаром говорил ей когда-то папка, – я еще внуков хочу понянчить!» – «Ах, папка, папка, если только в Эмиратах, там пол-лица прикрывают чадрой», – вздыхала Маша, разглядывая себя в зеркало.

Вот же дал Господь ей это некрасивое лицо! Тело дал статное – от мамы, с годами оно не «портилось». Как из слоновой кости вырезана, тонкая длинная талия, в меру широкие бедра. И не рожавшая девица до сорока лет осталась статуэткой, но сколько же она от этого потерпела: окликнут на улице со спины, – она научилась не реагировать, так нет же! Еще и забегут вперед, оглянутся и она наслышится горьких слов, к которым так и не привыкла: «черепаха Тортилла», «сзади – пионерка, спереди – пенсионерка», и еще хлеще… За что? В чем ее вина? Терпеть оскорбления за лицо, к созданию которого она не причастна? С возрастом она все приняла и смирилась. Ходила по-прежнему на работу, уже не обольщалась на тему семьи, даже в институт не стала восстанавливаться – зачем?

А когда ассистент институтского профессора, немец Ханс Хофман, открыл свою клинику в Мюнхене, то позвал Марию с собой. Недолго думая, она согласилась. Немецкий знала хорошо, кроме того, Хофман женился на русской студентке Алле Купцовой, и у Маши появилось русское общество на чужбине.

И вот, в холодный апрельский день, к ней, в Мюнхен, в хирургию, привезли какого-то русского, всего поломанного, не приходящего в себя после автокатастрофы, да еще с базовым диагнозом – инфаркт миокарда. Ханс Хофман взял пациента под личную опеку, потому что тот оказался другом тестя, Петра Купцова, который лично раз в неделю звонил дочери Алле и справлялся о состоянии здоровья Александра Павловича Романцева. А что можно было сказать? Кома. Очень тяжелое состояние. Черепно-мозговая травма…

Маше вспомнился отец, да так остро, что она теперь не отходила от нового пациента: травма головы грозила амнезией.

А герр Хофман собрал консилиум, в котором принимали участие не только врачи, но и психологи. Наконец было принято решение: наряду с медицинским лечением запускать память с помощью аудиозаписей, чтобы потустороннее сознание впитывало в себя фрагменты ускользающей жизни. Пусть кома, но доказано, что и в коме человек может слышать и воспринимать все, что с ним происходит. Сейчас важно сохранить его как личность. Если он выживет… Маша прекрасно понимала, что шансов мало, помочь может только чудо. Ах, если бы она только умела молиться!

Интервью № 4

Были ли верующими советские военачальники?

АП: Добрый вечер, дорогие телезрители. Тема нашего воскресного интервью не проста. Мой собеседник – невестка маршала Советского Союза Бориса Михайловича Шапошникова – Слава Александровна Шапошникова.

СА: Добрый вечер.

АП: Слава Александровна, вы как-то в приватной беседе поведали о том, что многие русские и советские военачальники в жизни были людьми верующими.

СА: Да. И примеров тому множество. Мой муж – генерал-лейтенант Игорь Борисович Шапошников, рассказывал со слов отца, что, когда Георгий Константинович Жуков в 1943 году освободил Киев, он велел открыть Софийский собор и весь благодарственный молебен простоял на коленях.

АП: Сталин знал об этом?

СА: Несомненно. Верующими были почти все главнокомандующие, включая самого Верховного…

АП: Даже так?

СА: А вы как думали… Я скажу вам больше: маршал Василевский – сын священника, сам окончил семинарию. Мой свекр, маршал Шапошников, всю войну проходил с ладанкой, в которую был зашит казачий крест: благословение деда – донского казака; икона Божией Матери и две иконы Николая Чудотворца, да еще псалом «Живый в помощи Вышняго» – всегда были с ним.

АП: И что же, Сталину не доложили?

СА: Сталин знал. И Буденный, между прочим, носил нательный крест и, проезжая мимо храма, останавливал машину и крестился с поклоном… Маршал Тимошенко был верующим. А герой Советского Союза летчик-бомбардировщик Павел Андреевич Таран говорил, что ни разу не сел в самолет не перекрестившись. А вы знаете, сколько военачальников были женаты на поповнах?

АП: Потрясающе! Тайна русской истории не разгадана. Мы думаем, что события опираются на внешний ряд обстоятельств и фактов, а все держится на сакральном стержне, который сокрыт от глаз.

СА: Да. В нашей русской истории все неоднозначно. Не очевидно. И даже парадоксально. По-русски.

АП: Совершенно верно, Слава Александровна. Смотрите: 1917 год. Прямо в день вынужденного отречения государя является в Коломенском Державная икона Божьей Матери. Богородица изображена на троне со скипетром и державой. То есть царя нет, но есть Царица. Смотрим, что же далее происходит. А происходит следующее: икона пропадает, и только потом мы узнаем, что с 1929 по 1988 годы она находилась в Историческом музее! То есть на Красной площади! Все эти годы икона стояла незримым щитом над Россией у самых стен Кремля!

СА: Как и полагается Царице. А вы знаете, в какой день началась и закончилась Великая Отечественная Война?

АП: Война началась 22 июня, кажется, в праздник…

СА: В День всех святых, в земле Российской просиявших. Исторический разгром немцев под Москвой начался 5–6 декабря 194Иода. В эти дни Православная Церковь празднует память святого благоверного князя Александра Невского. А 17 июля 1944 года, в день убиения Царской семьи, по улицам Москвы были проконвоированы 56 тысяч фашистских военнопленных. Таким образом, Советская Россия, ведущая победоносную войну с Германией, почтила день памяти последнего Государя. Великая Отечественная война завершилась на Пасху, а в Праздник Святой Троицы, 24 июня, на Красной площади был проведен Парад Победы. И принимал его по воле Генералиссимуса Сталина воин Георгий на белом коне!

АП: Ого! Слава Александровна, а я даже знаю, что у вашего рода есть своя заступница…

СА: Это невозможная история. Однажды к моему мужу приехал отец Валериан Кречетов – причастить его, исповедовать, и вдруг спрашивает: «А знаете ли вы, какой сегодня день?» Муж открывает церковный календарь: «Сегодня день Ченстоховской иконы Божьей Матери». Отец Валериан тогда и говорит: «Это покровительница вашего дома». А муж прямо подпрыгнет: «Так ее же мой отец спас! После учебы в Академии Генерального штаба, в 1912 году, Борис Михайлович Шапошников служил в Польше, в городе Ченстохове. И вот как-то к нему приходит городской глава: «Пан офицер, помогите – похищена наша икона из Ясногорского монастыря». Русские офицеры поднялись по команде, и нашли икону – ее хотели вывезти в Америку. Польская святыня была спасена. Позже Войцех Ярузельский сказал Борису Михайловичу Шапошникову: «Наш народ никогда не забудет, что вы для нас сделали».

АП: Спасибо вам, дорогая Слава Александровна! И закончить эту передачу я бы хотел словами, которыми молились в вашей семье и в годы Великой Отечественной войны, и в непростые советские времена…

СА: Спаси, Господи, мою Россию и русский народ!

АП: А к вам, дорогие наши телезрители, вопрос: назовите, пожалуйста, основные православные храмы Польши и какими историческими и духовными узами Польша связана с Россией. И уже наш традиционный вопрос: три основные качества поляка.

Спасибо. Напоминаю, что вы смотрели передачу «История рядом с нами». С вами были: Слава Александровна Шапошникова, невестка маршала Советского Союза Бориса Михайловича Шапошникова, и ваш покорный слуга, Романцев Александр Павлович. До новых встреч!

Глава 4

Встреча