Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

С момента образования Древнерусского государства торговля пушниной оказалась под контролем его правящей элиты. Следуя торговым интересам и увеличивая число данников, со временем древнерусские князья взяли под контроль огромные территории по Днепру, Оке и верховьям Волги. Киев смог оттеснить от богатых пушниной лесов хазар (Хазарский каганат вступил в полосу кризиса после похода киевского князя Святослава в 969 году) и существенно потеснил на востоке Волжскую Булгарию. В XI веке русские князья стали непримиримыми соперниками Булгара в борьбе за мех.

Русские меха поставлялись в Византию по Днепру, через Галицкую землю в Венгрию и Богемию. В свою очередь, через Крым и Каспий «мягкое золото» шло на Восток[56 - Кутепов Н. И. Царская охота с X по XVII век. История охотничьего искусства высочайших особ. М., 2008. С. 30; Перхавко В. Б. Средневековое русское купечество. С. 80–81.]. Были организованы поставки в Польшу, Чехию, земли Южной Европы и Германии[57 - Нидерле Л. Быт и культура древних славян. С. 133. Показательно, что в немецком рыцарском романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (первое десятилетие XIII века) соболиный мех дважды упоминается как элемент убранства кровати и один раз – как часть одежды знатной немецкой дамы. См.: Вольфрам фон Эшенбах. Парцифаль // Средневековый роман и повесть. М., 1974. С. 282, 323, 372.]. Поскольку на Руси не добывали золота и серебра, то меха шли в обмен преимущественно на эти драгоценные металлы, а также шелк и пряности. Русские князья посылали их чужеземным владыкам в качестве наиболее ценных даров[58 - Нидерле Л. Быт и культура древних славян. С. 133–134.]. Вероятно, в это время – время активной меховой торговли, сложилась традиция брать за единицу счета мехов в сделках «сорок», имея в виду количество шкурок в одной связке. С этого времени и вплоть до XVIII века ценный мех всегда считали именно так – сороками[59 - Монетная терминология сохраняла свое «меховое» происхождение весьма долгое время и была вытеснена из обращения лишь вследствие реформ Петра I. См.: Назарова И. А. Страницы истории денежного обращения в России: от серебряной деньги и «меховой» валюты к кредитному рублю // Вестник МИТХТ. Серия: социально-гуманитарные науки и экология. 2015. № 4. С. 111.].

Роль меха для экономики славян была так велика, что многие известные историки считали охоту на пушного зверя их главным занятием на момент образования государственности. Дискуссии по этому поводу тянулись почти полстолетия: с начала XX века до 1950-х годов, когда археологические данные показали преобладание в славянском хозяйстве земледелия[60 - Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 38–48.]. Конечно, формирование Древнерусского государства как политического института было связано с широкими процессами социально-политического развития, становления единой налоговой системы, религии, армии. Меховой промысел и меховая торговля приносили доход лишь элитарной, незначительной части населения, хотя меха и использовались в роли денежного эквивалента как внутри страны, так и за ее пределами[61 - Их роль в экономике была действительно высока, но и другие русские товары, такие как хлеб, мед, воск, пенька, лен, рабы, также имели свое значение в торговле с соседними народами.].

Наконец, следует помнить, что запасы пушного зверя были вовсе не безграничны, хотя и обширны и не всякий мех ценился одинаково высоко. Как уже отмечалось, в XI веке новгородцы совершали меховые экспедиции на восток: это значит, что леса северо-восточной Руси уже не могли удовлетворить растущие запросы[62 - Перхавко В. Б. Средневековое русское купечество. С. 120.]. Трех-четырех столетий активной эксплуатации ресурса (хазары и русы собирали со славян дань мехами с VII века) оказалось достаточно, чтобы запасы стали истощаться: к XIII веку большинство русских земель не имели возможности бесперебойно снабжать сложившуюся высокоприбыльную систему меховой торговли ценной пушниной. В известной русским Ойкумене промысловый пушной зверь оставался в изобилии только на Кольском полуострове и на северо-восточной окраине Европы.

Культурные основания мехового дресс-кода

Политический распад Древнерусского государства, начавшийся в XI веке, не изменил ситуации на рынке меховой торговли. Напротив, добыча ценного пушного зверя в самостоятельных русских княжествах быстро росла: каждый правитель стремился получить со своей «отчины» максимальный доход. Новгород больше ориентировался на поставки в Европу, а главным центром пушной торговли с Востоком был Киев. Здесь торговая прибыль была особенно велика.

Восточный географ X века Ибн Хаукаль рассказывал, что славяне охотно торгуют на окраине своей страны прекрасными черными соболями и черными лисицами. Он же сообщал, что поставщиками мехов в земли Прикаспийского региона являются русские и волжские болгары[63 - Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей… С. 219, 221.]. Еще более интересна следующая информация, оставленная Ибн Хаукалем: «меха выдры, которые вывозятся в разные страны и находятся только в тех северных реках, которые в стране Булгар, Русов и Куябе. Те же меха выдры, которые находятся в Андалусе (Испании. – Б. Ш., Д. Л.), составляют малую часть того, что находится в реках, находящихся в славянских странах. Большая же часть этих мехов и превосходнейшая из них находится в стране Рус, а некоторые высококачественные из страны Яджудж и Маджудж переходят к Русам по соседству их с Яджуджами и Маджуджами и по торговле с ними»[64 - Там же. С. 219.].

Этот небольшой отрывок дает представление о том, как сильно были заинтересованы арабские торговцы в русских мехах. Ибн Хаукаль хорошо ориентируется в «меховой» географии и даже сравнивает мех испанских выдр с русскими в пользу последних. Вероятно, под «страной Рус» он понимает земли славян на месте будущего Новгорода, поскольку Куябой историки традиционно считают Киев. Живший в X веке арабский торговец еще не осознавал восточных славян в составе единого государства, используя, вероятно, устаревшие сведения. Так или иначе, важно одно – именно они были главными поставщиками меха для Арабского мира.

В знаменитой средневековой «Песне о Роланде» арабский «король Марсилий» возмещает нанесенное рыцарю оскорбление богатыми дарами – соболиным мехом:

«Граф Ганелон, – сказал послу Марсилий,
– Вы были мной обижены безвинно.
Я дротом вас в сердцах убить грозился.
Дарю за то вас мехом соболиным.
Он мною куплен за пять сотен ливров.
Такой подарок возместит обиду».
«Приму с охотой! – Ганелон воскликнул. – Пусть бог
за это вам воздаст сторицей!»[65 - Песнь о Роланде / Пер. со старофр. Ю. Корнеева // Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. М., 1976. С. 42–43.]

Но почему же арабы придавали столь большое значение меху? Можно предположить, что он использовался в качестве предмета транзитной торговли со странами Европы, с которыми Арабский мир тогда активно соприкасался. Однако мы знаем, что и сами русские торговали с Европой. Может быть, арабы поставляли русский мех народам Средней Азии, где климатические условия были достаточно суровыми, или сами использовали мех в своих северных путешествиях. Эти версии, красивые сами по себе, все же не объясняют большую популярность меха у арабов.

Можно предположить, что главное значение меха в средневековом арабском мире было обусловлено строгими запретами исламской морали. Сподвижник центральной фигуры ислама, пророка Мухаммеда, имам Али так говорил ученикам: «пророк взял в левую руку ткань из натурального шелка, а в правую – золото. Поднял обе руки и воскликнул: «Эти две вещи для мужчин из числа моих последователей запретны, а для женщин – разрешены»[66 - Ибн Маджа М. Сунан (Свод хадисов). Рияд, 1999. С. 388.]. В итоге именно мех стал для арабских мужчин признаком богатства и статуса. Очень быстро он завоевал популярность среди элиты – общеизвестно, что любая одежда несет знаковую функцию, является символом положения человека, маркером его социальной принадлежности.

Существует распространенное, но малообоснованное мнение о том, что именно арабы стали производить первую одежду, целиком сделанную из меха. Трудно сказать, насколько достоверно это предположение, ведь мы мало знаем о раннесредневековых арабских профессионалах мехобработки, кроя и шитья. Но нет никаких сомнений, что их русские коллеги этого же исторического периода были хорошо известны. На Руси необработанные шкуры и кожи животных обозначались понятием «скора», а мастер по их обработке был известен как скорняк. Скорняжное дело распространилось здесь уже с IX века, вместе с развитием ремесел и городской культуры, и к XIII столетию русские скорняки – так же как и профессионально близкие к ним усмари, сафьянники, кожемяки и тому подобные – должны были достигнуть большого мастерства.

Как и в ранние периоды русской истории, мех в это время имел важное торгово-экономическое значение. Известная традиция пушной дани превратилась в способ товарообмена: в Древней Руси мехами брали штрафы, платили за проезд, взыскивали торговые пошлины; мех использовался при операциях с недвижимостью. По всей видимости, стоимость меховой шкуры равнялась известной сумме, поскольку при расчетах целая шкура могла делиться на мордки, ушки, лапы[67 - Скорняжное дело // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 30 (59). СПб., 1900. С. 229–233.].

По-прежнему мех имел не меньшее значение в оформлении элитарного интерьера (прежде всего убранства ложа) и костюма. Так, в «Молении Даниила Заточника», относящемся к концу XII века, упоминаются собольи одеяла князя Ярослава Владимировича: «когда ляжешь на мягких постелях под собольими одеялами, а меня помяни»[68 - Моление Даниила Заточника // Изборник: Повести Древней Руси. М., 1986. С. 101.]. Этот предмет роскоши прочно вошел в аристократический быт, закономерно найдя свое отражение в фольклоре. О собольих одеялах упоминает русская народная сказка «Волшебный конь», где прекрасная королевна Настасья «разметала во сне покровы богатые»[69 - Волшебный конь // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. С. 25–29.]. Большое соболье одеяло мы видим среди богатого убранства ложа из слоновой кости, застланного пуховыми перинами, у молодой супруги богатого новгородского купца в песне из известного сборника народных песен Кирши Данилова[70 - Про гостя Терентиша // Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1977. С. 19. Сам купец («гость») живет в доме, гридница которого увешена шкурами: стены «седыми бобрами», а потолок – черными соболями. См.: Про гостя Терентиша // Древние российские стихотворения… С. 15. Точно так же выглядит и дом богатого киевского боярина Ставра. См.: Про Ставра-боярина // Древние российские стихотворения… С. 71–72. Сборник составлен во второй половине XVIII века, хотя опубликованные в нем песни относятся преимущественно к более раннему времени.].

Очевидно, что использование меха в интерьере (особенно на ложе), как и в костюме (особенно в головном уборе), не было простой случайностью или данью традиции, многие элементы которой имели сакральный смысл. Корни этого представления, конечно же, лежат в языческой истории славян, где головной убор выполнял очень важную функцию – защищал волосы, которые, как считалось, обладали особыми магическими свойствами, связанными с плодородием и здоровьем[71 - Толстой Н. И., Усачева В. В. Волосы // Славянские древности. Т. 1. С. 420–424; Ляпин Д. А. Путешествия в Прошлое: очерки этнографии Верхнего Подонья. Кн. 1. Кемерово, 2014. С. 16–26.]. Подобное представление, своими корнями уходящее в глубокую древность, характерно для многих народов[72 - Фрезер Д. Д. Фольклор в Ветхом Завете. М., 1985. С. 301.].

Головные уборы и одежда древнерусской знати далеко не всегда изготавливались целиком из меха, но часто окантовывались, опоясывались им. Об этом можно судить по изображениям князей, например Святослава Ярославича и его детей (мы также видим, что княжеские дети одеты в своеобразные меховые ожерелья) в «Изборнике» (1073). Аналогичный головной убор, окантованный мехом, присутствует и на иконописных изображениях святых князей (Бориса и Глеба и других). Здесь мех выполнял роль своеобразного оберега. В силу вышесказанного даже легкое летнее княжеское одеяние могло быть насыщено меховыми деталями и меховой отделкой: как мы помним, традиция ношения меховых головных уборов знатью круглый год бытовала еще у русов в VIII – IX веках. И былинный князь Владимир стольнокиевский в более позднем сюжете об Илье Муромце и Соловье-разбойнике носит «кунью шубоньку на одно плечу, шапочку соболью на одно ушко»[73 - Илья Муромец. М.; Л., 1958. С. 39. Отметим, что это не единственный «шубный» эпизод в истории Ильи Муромца. Однажды князь Владимир одаривает Илью «„шубоцькой-кошулецькой“. Бояре завидовали Илье и оклеветали его, будто он, хмельной, „волоцит ету шубку за един рукаф“». См.: Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. М.; Саратов, 1924. С. 52.]. Образ этого богатыря появляется только в XVI веке, когда шуба как особый предмет аристократического гардероба уже выделилась из общего массива верхней меховой одежды; для рассматриваемого в главе периода истории до XIII века этот предмет одежды пока нехарактерен, но более чем показательна манера его ношения.

Востребованность меха и интенсивная добыча промыслового пушного зверя на территории Древнерусского государства, обусловленная растущим спросом, вызвала новый меховой кризис. Особенно быстро был уничтожен соболь – обитатель густого хвойного леса[74 - Нидерле Л. Быт и культура древних славян. С. 33.]. Вероятно, уже в XI – XII веках его местом обитания стал преимущественно Север, куда и направились наиболее предприимчивые добытчики. Так, в «Повести временных лет» в записи под 1096 годом сообщается об экспедиции в Югру слуги (отрока) новгородца Гюряты Роговича: «и есть не разумети языку их, но кажут на железо и помавают рукою просяще железа, а аще кто даст им нож ли, секиру, и они дают [соболи, куницу, белку] противу»[75 - Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 107–108. Среди народов Югры охота с древнейших времен занимала важнейшее место и была тесно связана с религиозными представлениями. См.: Ляпин Д. А., Седова О. В. Изображение «птенца-лыжника» на сосуде Шиловского поселения периода бронзы: попытка мифологической интерпретации // Русский сборник. 2019. № 9. С. 86–87. В XIII веке на некоторое время поставщиками меха стали литовские князья: у них еще оставались густые леса, полные ценного пушного зверя. В 1279 году, когда в Литве наступил голод, местные правители обратились к галицкому князю Владимиру с просьбой помочь им хлебом, а за это обещали ему «белок, бобров, черных куниц». См.: Галицко-Волынская летопись // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С. 375.].

Постепенное сокращение промыслового пушного зверя привело к подорожанию меха, и он продолжал существовать как элемент аристократической культуры. Однако в качестве важнейшего предмета русской торговли мех уже уходил на второй план.

* * *

Итак, с древнейших времен меховые шкуры, задействованные в ритуалах культа медведя и прочих хищных животных, наделялись особенным сакральным значением. «Меховые» обряды и ритуалы прочно увязывались с идей достатка и богатства; со временем аналогичное значение получил и мех сам по себе. Обилие меха в интерьере и в одежде стало признаком благополучия и процветания человека. Популярность меха как сакрального символа и как символа богатства и процветания, житейской состоятельности, в конце концов привела к тому, что верхняя одежда знати почти полностью состояла из меха либо обильно им украшалась. Говоря шире, мех стал важной частью трансформации догосударственной русской материальной культуры в культуру государственную.

Все вышесказанное предваряло появление главного и весьма ценного во многих отношениях символа исторической меховой культуры – русской шубы.

Глава 2

Московская шуба и начало формирования национальной идентичности (XIII – XV века). «Меховые» войны

Москва в борьбе за мех

Киевская государственность стояла на двух китах: на силовом захвате ресурсов и на получении выгод от международной торговли[76 - Ахиезер А. С., Клямкин И. М., Яковенко И. Г. История России: конец или новое начало? М., 2013. С. 94.]. Со временем оба источника иссякли. Вместе с первым кризисом экстенсивной модели развития, усилением политической раздробленности и монголо-татарским нашествием завершилась история Древнерусского государства.

На фоне общего упадка в начале XIV века наиболее сильным центром русских земель, из числа оказавшихся под властью Золотой Орды, стала Северо-Восточная Русь. Этому способствовала ее отдаленность от опасных соседей, а также местные традиции единой централизованной власти, способной воспользоваться всеми имеющимися ресурсами и адаптироваться к реалиям татарского владычества. Именно здесь князья некогда небольшой Москвы (потомки младшей ветви Владимиро-Суздальских правителей) в первой половине XIV века сумели сделать свой город важнейшим политическим, военным и религиозным центром, победив в противостоянии с Тверским княжеством.

В относительной стабильности развивалась Новгородская земля – торгово-олигархическая республика, более прочих сохранившая контакты с Западом. Земли западной и южной Руси так и не смогли оправиться от кризиса XIII века: они пришли в упадок и со временем оказались в составе нового сильного государства – Великого княжества Литовского, в XIV веке прибавившего к своему названию обозначение Русского. Литовские князья скоро стали главной соперничающей силой Москвы, поскольку считали себя преемниками древнерусских князей по праву силы и владений. В таких условиях московские князья должны были использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы собрать необходимое для развития своих земель состояние. Только правильное использование ресурсов позволяло накопить необходимые средства в условиях постоянной выплаты дани и множества других нерегулярных сборов для Орды[77 - Борисов Н. С. Сергий Радонежский. М., 2001. С. 21.]. Непрестанный поиск ресурсов и нехватка денег, формирующие привычку копить и экономить, вынужденная хитрость и ловкость в отношениях с ордынскими ханами и принципиальная жесткость с местным населением – все это вырабатывало политические традиции, волей времени ставшие фундаментом для строительства будущего Московского государства.

Очевидно, что среди имеющихся у русских ценных ресурсов мех представлял для татар особую ценность. Итальянский путешественник Плано Карпини, посетивший Русь сразу после монголо-татарского нашествия, стал очевидцем того, как татарский наместник велел каждому, начиная с младенца, платить дань шкурами «белого медведя» (возможно, подразумевая под ним песца или горностая), черного бобра, черного соболя, хорька и лисы[78 - Там же. С. 8. Богатый купец («гость») Соловей Будемирович плывет в Киев к князю Владимиру на корабле, украшенном, помимо драгоценных камней, «черными соболями якутскими», а также «двумя горностаями зимними», «лисицами бурнастыми» (бурыми) и «медведями белыя». См.: Про Соловья Будимировича // Древние российские стихотворения… С. 9.].

С приходом татар их культурное влияние довольно быстро распространилось и на одежду, усилившись в XV веке; оно «оставило след в наименованиях отдельных предметов – кафтан, шуба, сарафан – и более всего затронуло костюм феодальной верхушки общества»[79 - Русские: Народная культура (история и современность). Т. 2. Материальная культура. М., 1997. С. 184. «„Прививка“ чисто азиатских культурных и цивилизационных черт (от восточного деспотизма – русифицированного „ханата“, крепостного устава – как государственной правовой системы, берущей свое начало от Великой Ясы, баскачества как экономической системы кочевой империи – до „теремного быта“, закрепостившего русскую женщину, образцов кочевнического костюма, соединившегося с формами одежды восточных славян киевского периода и множества слов русского языка тюрко-монгольского происхождения) сделала древнерусскую цивилизацию московского периода последовательно евразийской, одновременно обращенной своими двумя ликами как на Запад, так и на Восток». См.: Кондаков И. В. Цивилизационная идентичность России: сущность, структура и механизмы // Вопросы социальной теории. 2010. Т. 4. С. 289.].

Московская культура, как известно, вырабатывалась в активном усвоении кочевых культур – при неизменном отрицании их происхождения[80 - Кондаков И. В. Культурология. История культуры России. М., 2003. С. 76–77.]. Со временем старое русское слово кожух, обозначавшее одежду на меху, было заменено словом тулуп, которое на тюркском языке буквально значит «кожаный мешок без швов из звериной шкуры»[81 - Шанский Н. М. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 454. Важной деталью тулупа был большой отложной воротник, защищавший от сильного и холодного ветра.]. Тулуп быстро набирал популярность, что объясняется его дешевизной, широким распространением и доступностью овец вначале у кочевников-татар, а затем и на Руси. Впрочем, русские шили тулупы и из заячьего меха. Тулуп был одеждой бедняков и только в XVII веке вошел в относительное употребление среди элиты. Вероятно, в начале XIV века в русских землях стал известен кафтан (хафтан) – типичная золотоордынская одежда[82 - Орфинская О. В. Размышления на тему влияния Золотой Орды на одежду Руси // Stratum Plus. Археология и культурная антропология. 2016. № 5. С. 251–268.] длиной до пят, концы рукавов которой заменяли рукавицы или «персчатые рукавицы» – перчатки. Кафтаны получили большое распространение в XV веке (в том числе и с меховой отделкой) и в последующее время бытовали очень широко[83 - Древняя одежда народов Восточной Европы. С. 73; Политковская Е. В. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI – XVII веках. М., 2004. С. 57.].

Пушнина по-прежнему обильно украшала одежды знати, как на Руси, так и на Западе и на Востоке, и, к счастью для русских, она неизменно пользовалась высоким спросом на международном рынке. В XIII веке главным центром пушной торговли с Западом был Новгород. Он же занимал лидирующее место по добыче пушного зверя. Это неудивительно, ведь основная часть лесных массивов, где еще оставался пушной зверь, в это время находилась либо на землях этой торговой республики, либо в районах сбора новгородцами дани. Добыча меха и его выделка стали одним из самых прибыльных занятий местного населения. Кроме того, новгородские купцы вели активную торговлю с находящейся на востоке Пермью – землей, очень богатой ценным зверем, население которой (зыряне) охотно шло на торговый контакт[84 - Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода в XIV – XV веках. М., 1963. С. 48–49, 51.]. Важным источником пушнины для предприимчивых жителей Новгорода была Карелия, жители которой регулярно платили меховую дань, хотя в целом оставались враждебны к своим южным соседям. Здесь водилось ценное и редкое животное – белая росомаха. Все чаще в эти края проникали шведские торговцы, вступая в военные конфликты с русскими купцами[85 - Перхавко В. Б. Средневековое русское купечество. С. 119–120.].

На протяжении всей первой половины XIV века количество ценного пушного зверя в Восточной Европе стремительно сокращалось. Теперь татары охотно принимали мех в виде даров, но требовали выплаты дани серебром. Не случайно Иван Калита, самый успешный из московских князей, запомнился современникам жестокими поборами как со своих подданных, так и с соседних русских земель[86 - Борисов Н. С. Сергий Радонежский. С. 21.]. Поиски дохода превратились для Москвы в навязчивую идею, а главным средством его получения была избрана пушнина. Именно пушной промысел стал средством, которое помогало богатеть и развиваться Московскому княжеству.

Желание получить доступ к лесным массивам на севере заставило Ивана Калиту в 1328 году купить Белозерское княжество, что вызвало большое недовольство русских князей, также занимавшихся меховой торговлей. Около 1338 года хан Узбек лишил Ивана белозерского ярлыка, передав его представителю рода местных князей – Роману Михайловичу. Однако здешняя меховая торговля уже надежно контролировалась Калитой, и доступ к местному «мягкому золоту» для Москвы был открыт.

Не меньший интерес для Ивана Даниловича представляло Ростовское княжество, земли которого простирались далеко на северо-восток, охватывая богатые пушным зверем леса. С 1331 года здесь начал править зять Ивана Калиты, во всем ему послушный[87 - Виноградов А. Ростовские и Белозерские удельные князья // Русский биографический словарь: в 25 т. Т. XVII. Романова – Рясовский. Пг., 1918. С. 208.]. Но два региона, пусть даже богатых мехом, уже не могли удовлетворить стремительно растущих аппетитов Москвы. В 1333 году Калита взял под контроль торговлю с Югрой (зырянами), куда одна за одной отправлялись московские меховые экспедиции[88 - Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода… С. 51.].

Эти действия вызвали несколько «пушных войн» с Новгородом: московское войско оказалось сильнее своего соперника, и новгородцы были вынуждены отступить, потеряв важный доступ к пермским мехам. В итоге уже в 1340-х годах москвичи полностью захватили соболиную торговлю с местными племенами, а новгородцы почти полностью лишились доступа к соболю, торгуя преимущественно белкой[89 - Там же.]. В итоге к середине XIV века Новгород перестал лидировать в добыче пушнины, и основными доходами от реализации «мягкого золота» завладела Москва.

Главный экспорт «мягкого золота» был направлен в Западную Европу. Немецкий торговый город Ганза взял на себя основную транзитную функцию. Ганза сплотила вокруг себя целый союз городов Северной Европы, получив монопольное право на контроль торговых потоков[90 - Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV – XVIII вв. Т. 3. М., 1992. С. 99–100.]. Новгород занимал важное место в Ганзейском союзе, будучи самым восточным его торговым центром; благодаря торговой деятельности Ганзы начался массовый, исчисляемый сотнями тысяч, вывоз русского меха в Европу. Московские князья, контролировавшие пушной промысел и торговлю, ориентировались на вывоз не только через ганзейскую Ригу, но и через старые западнорусские земли, находящиеся теперь под влиянием литовских князей, и через морские порты северного Причерноморья. Через Тану – крупный торговый город в устье Дона – русские товары поставлялись в Геную и Венецию, богатые торговые республики Средиземноморья[91 - Там же. С. 106, 114–115; Воротынцев Л. В. Верхний Дон на торговых путях Золотой Орды // История: факты и символы. 2016. № 7. С. 59–73.].

Таким образом, к середине XIV века Москва стала центром объединения северо-восточных русских земель, захватив и освоив основные рынки пушной торговли; Новгород отошел на вторую роль. Мех, выступивший важной составляющей в борьбе за самостоятельность экономики развивающегося Московского княжества, можно по праву считать его неофициальным символом.

Пермский мех

В 1359 году Орда вступила в полосу политического кризиса: враждующие группировки местной элиты развязали между собой кровавую войну. Эти события быстро привели к новой расстановке политических сил. Прежде всего, выплата пушной дани была остановлена, но возможностей для реализации меха стало меньше, так как пути на азиатские рынки были теперь небезопасны. Литовские князья, в свою очередь, начали очередную военную экспансию на русские земли.

Настало время, когда Москва должна была перейти к активным военным действиям, накопив достаточно людских и финансовых ресурсов. Ориентация литовской элиты на католическую Польшу и внутренние раздоры в ее среде позволили московским князьям добиться некоторых успехов и, во всяком случае, остановить наступление литовцев. В это же время часть Орды объединилась под контролем ловкого военачальника Мамая, задумавшего вернуть пошатнувшийся авторитет своей степной державы.

Как известно, московский князь Дмитрий Иванович разбил войска Мамая в знаменитом сражении на Куликовом поле (1380). Это, однако, не помешало временному возвышению Орды под руководством нового хана – Тохтамыша. Но и он продержался на ордынском престоле недолго: опрометчиво развязав войну со среднеазиатским правителем Тимуром (Тамерланом), Тохтамыш проиграл два главных сражения (1391, 1395), после чего татарское государство подверглось страшному разорению. Оправиться после этого удара некогда могущественная страна уже не смогла и в первой половине XV века раскололась на несколько враждующих и слабых полукочевых государственных образований.

В это время Европу охватил экономический кризис, вызванный массовой эпидемией чумы. В 1370 году началось падение цен, в том числе и на русские товары, вначале на зерно, мед, воск, а с 1400 года упал спрос и на пушнину (исключая соболиный мех, цены на который оставались высокими)[92 - Бродель Ф. Материальная цивилизация… С. 101; Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода… С. 54.]. Упадок спроса на недорогие меха в Европе заставил Москву активнее продвигаться на восток, в поисках ценной пушнины, а также активнее бороться с Литовским княжеством на Западе. Азиатская торговля уже не была достаточно стабильной и надежной, поскольку после распада Орды здесь так и не появилось единого политического центра. Желание найти новые рынки сбыта, по всей видимости, вызвало активность русских купцов, которая отчасти нашла свое отражение в путешествии Афанасия Никитина (1468–1474)[93 - Семенов Л. С. Хронология путешествия Афанасия Никитина // Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 88–107.]. Показательны жалобы этого знаменитого русского путешественника на трудности торговли с азиатскими народами.

В условиях военного противостояния с Литвой московские князья начали решительное наступление на немногие оставшиеся независимыми русские земли. Одновременно, стремясь получить доступ к пушнине, Москва увеличивает давление на Пермь. «Житие святого Стефана Пермского», написанное в начале XV века известным агиографом Епифанием Премудрым, знакомит нас с ценными сведениями о «меховой» политике Москвы. Среди описанных им споров пермских жрецов с русскими православными миссионерами было и обвинение последних в жадности и корысти, стремлении нажиться за счет местной пушнины: «Нашею ловлею и ваши князья, и бояре, и вельможи обогащаемы суть… Не от нашей ли ловля и в Орду посылаются… до самого того мнимого царя, но и во Царьград, и в Немцы, и в Литву, и в прочия грады, и в страны, и в дальняя языки»[94 - Цит. по: Перхавко В. Б. Средневековое русское купечество. С. 121.]. Автор этого текста, как мы видим, очень верно понимал причины бесцеремонного вторжения москвичей в Пермь, прекрасно осознавая значение меховой торговли. Устами языческого жреца он перечисляет целый ряд стран, куда русские поставляли ценный пермский мех. Прежде всего, это Орда, где правил «мнимый царь» (вполне понятный эпитет под пером русского писателя); здесь, вероятно, дала о себе знать память о недавнем прошлом, когда татарская элита получала меха в виде подношений, подарков и дани. Затем упомянуты «Царьград», «Немцы» и «Литва» – традиционные места экспорта пушнины, но страны ближнего Востока в списке не названы. Вероятно, нестабильность в этом регионе уже не позволяла арабским торговцам получать русскую пушнину в достаточном количестве.

Прошло пятьдесят лет, и Пермь была окончательно покорена (1451); затем московский князь Иван III присоединил богатую мехом Вятку (1459). В 1477–1478 годах пришел черед Новгородской республики. Показательно, что именитые новгородские купцы были выселены на старинные земли Москвы, а старинный торговый город заселили уже новые, более надежные в политическом отношении торговцы[95 - Там же. С. 152.]. Теперь московский правитель не опасался, что осложнения отношений с Литвой, ставшей к тому времени верным союзником Польши, повредят поставке мехов в Европу.

Дальше на Восток!

Размеры владений московского правителя Ивана III к концу XV века существенно выросли; заметно увеличились и сборы в казну, появились новые возможности для борьбы с соперниками. Покорение Перми, Вятки и Новгорода позволило Москве полностью контролировать отечественный пушной промысел и торговлю, получая большую прибыль от вывоза меха.