Русский всадник в парадигме власти

Его сыну, князю Федору Борисовичу, Л. Сапега назначил в дар восемь лошадей, среди которых были пять аргамаков гнедой, сивой и каштановой масти. Часть лошадей была подарена вместе с оружием и со сбруей: «с гусарским седлом, на нем узоры серебряные; и у седла – меч с серебряным эфесом» и «с бархатным красного цвета седлом, оправленным в серебро; стремена серебряные позолоченные; узда серебряная позолоченная, и такая же при ней цепь или повод»[169 - Пельгржимовский-Пелеш И. Описание посольства Льва Сапеги… С. 105–109.].

Богатыми дарами были пожалованы иностранные придворные доктора Годунова. По словам К. Буссова, «каждому было положено годовое жалованье 200 рублей и ежемесячные корма… Царь пожаловал каждому доктору пять хороших коней из своей конюшни, кроме того, каждый получил еще одного хорошего коня, чтобы летом каждое утро ездить верхом во дворец и в аптеку, одного коня особо для упряжки в сани зимой, затем двух лошадей для кареты жены, чтобы ездить ей на богослужение, затем одну рабочую лошадь – возить воду»[170 - Буссов К. Московская хроника. 1584–1613. С. 20.]. Весьма щедро был одарен английский доктор Р. Стендиш (Стандиш): прибывший в Москву в 1557 г. для лечения семьи Ивана IV: он получил 10 рублей, коня и шубу на соболях, покрытую узорным бархатом)[171 - Гамель И. Х. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. СПб., 1865. С. 67.]. Ценность награды была соразмерна значимости награждаемых для московского двора[172 - Шапиро Б. Л. Русские золотные шубы XVI–XVII вв.: бытование и распространение // Палеоросия. 2019. № 1 (11). С. 135–146.].

Согласно традиции, дарами могли выступать не только лошади, в том числе и одетые в драгоценный убор, но и богатое конское убранство само по себе[173 - В 1634 г. дарами греческих и турецких купцов и духовных лиц были «два наголовья, с очень искусно приготовленною переднею и заднею отделкой. Две попоны, шитые золотом и жемчугом. Наголовье для лошади, украшенное драгоценными камнями». См.: Олеарий А. Описание путешествия… С. 28–29.]. Так, дарами шаха Сефи царю Алексею Михайловичу при посольстве 1640–1643 гг. стала золотая оголовь, изготовленная в придворных мастерских Исфахана. Роскошное убранство было передано русскому царю в 1644 г. шахом Аббасом II. В 1656 г. дарами шведского посольства короля Карла X под предводительством Г. Бьелке стал парадный чепрак, расшитый золотом и унизанный жемчугом. Необычайно богатыми дарами, среди которых были лошади в ценном уборе и кареты, запомнилось московитам голландское посольство Кунрада фан Кленка 1676 г.[174 - «Во утверждение дружбы…» С. 17–18, 35–36.]

Встречались случаи, когда кони дарились не только со всем убранством, но и с обслугой. Известно, что в 1603 г. князь Адам Вишневецкий подарил Лжедмитрию «запряженную карету, шесть верховых лошадей, со всем убором, седлами, палашами, пистолетами, со всеми находившимися при них людьми, и просил его величество принять сию безделку»[175 - Устрялов Н. Г. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Ч. 1. Берова летопись московская. СПб., 1831. С. 34.].

Передача коней как даров специфических проходила особым образом. По обыкновению, о тех дарах, что было сложно поместить во внутренние дворцовые покои, только объявляли, называя содержание дара и имя дарителя, в то время как сами дары передавались на дворе. Из этого правила бывали и исключения. Об одном таком случае рассказывает глава Великого голландского посольства в 1675–1676 гг. Б. Койэтт: однажды главе посольства Конраду ван Кленку привели подаренную ему лошадь в столовую «через 18 крутых ступенек и опять по ним же назад»[176 - Койэтт Б. Посольство Кунраада фан Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб., 1900. С. 459.].

Церемония передачи дареных лошадей русскому царю начиналась на посольском дворе, где стрельцы принимали дары в очередности, указанной в списке. Далее процессия выстраивалась по порядку и шествовала в Кремль; здесь же ехали посольские кареты и верховые дворяне и офицеры от каждой из сторон, сопровождающие процедуру передачи. Коней в качестве подношения вели в начале шествия, перед посольской каретой или санями[177 - «Во утверждение дружбы…» С. 11.]; конское убранство могло украшаться символическими знаками, указывающими на их особое происхождение. Так, дарами Великого голландского посольства 1675–1676 гг. были 8 лошадей в попонах, на которых выткали гербы принца Оранского. «Таким образом подвигалось шествие, при постоянных звуках труб и литавр <…> Стрельцы… все время играли на своих флейтах и свирелях и били в барабаны. Весь путь был так битком набит народом, что даже на крышах домов и на галереях башен все было заполнено. Действительно, ведь и было на что посмотреть», – вспоминает Б. Койэтт[178 - Койэтт Б. Посольство Кунраада фан Кленка… С. 399–402.]. По прибытии в Кремль лошади, в зависимости от породности, поступали в одну из царских конюшен.

Царские отдарки можно оценить на примере предназначавшихся для датского принца герцога Иоганна (жениха царевны Ксении, единственной дочери Б. Годунова), который посетил Москву в 1602 г.; их великолепие, согласно обычаю, соответствовало статусу церемонии.

Для встречи герцога в Нарве была отправлена великокняжеская свита, состоявшая из 2000 конников и 500 человек пехоты. Для путешествия герцогу была предоставлена коляска, которую постоянно сопровождали 500 конников. У Старицы герцога ожидали еще 4000 вооруженных конников в парадной одежде. Здесь его ждали богатые подарки, в том числе «от великого князя и царя всея Руси три прекрасные лошади. Между ними одна белая с черными, очень частыми пятнами, точно рысь. На каждой лошади серебряная сбруя, на русскую стать седло, обитое бархатом, серебром и золотом, и все это прекрасной работы»[179 - [Вебер И., Лунд М. И.] Подлинное известие о русском и московском путешествии и въезде светлейшего высокородного князя и государя, господина герцога Иогансена младшего из королевского датского рода и проч. / Два сватовства иноземных принцев к русским великим княжнам в XVII столетии // ЧОИДР. 1867. № 4. С. 4–8; Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштейнского в Россию 1602 г. // ЧОИДР. 1911. № 3. С. 13.].

Поблизости от Москвы герцога встречали 1500 конников из числа московской придворной знати; как и прочие, они были одеты в самые лучшие кафтаны из золотой и серебряной парчи. Вызолоченное убранство их лошадей не уступало этим одеждам по своему богатству. Общее количество конных встречников, по подсчету посланников, достигало десяти тысяч[180 - Результат подсчета встречников не совпал со сведениями принимающей стороны, согласно которым она предоставила 30 000 всадников. См.: Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости… С. 16.].

Торжественное действо сопровождалось музыкой: били барабаны и литавры, которые при непосредственном въезде в город сменились на звон кремлевских колоколов. Здесь герцогу был подарен «от имени царя прекрасный, серый в яблоках конь, в серебряном, вызолоченном седле и в чепраке из золотой парчи; нашейник у коня был серебряный, позолоченный, также и уздечка, по русскому обычаю, двойная»[181 - [Вебер И., Лунд М. И.] Подлинное известие о русском и московском путешествии… С. 9. На первый взгляд эти дары были превосходны, но иноземные гости отмечали и поддельные камни, и позолоченное серебро, призванные заменить драгоценные материалы. См.: Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости… С. 13–15. Здесь нужно упомянуть, что в посольских дарах ценилась прежде всего стоимость материалов, и только во вторую очередь техническое и художественное совершенство исполнения. Этот момент крайне важен для оценки качества даров герцогу Иоганну.]. Богато убранными конями были одарены и другие участники посольства, по их словам, и «большие и малые»[182 - [Вебер И., Лунд М. И.] Подлинное известие о русском и московском путешествии… С. 9.]; на них они и въехали в Москву[183 - Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости… С. 16.].

На другой день после приезда герцогу был прислан царский стол из 99 (по другим сведениям – из сотни) кушаний на блюдах из чистого золота и восемь разного рода напитков в ендовах[184 - [Вебер И., Лунд М. И.] Подлинное известие о русском и московском путешествии… С. 13; Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости… С. 17.]. Церемония торжественной передачи послам кушаний с царского стола также происходила торжественным порядком, причем А. Олеарий в 1634 г. отмечал, что в раннее время иноземные послы обедали у царя, теперь же еда присылается гостям на подворье[185 - Юзефович Л. А. Путь посла… С. 224.]. Соответственно сказанному, церемония торжественной передачи послам кушаний с царского стола встречалась в XVII в. чаще, чем прежде.

Царский стол, если он посылался единой подачей, включал в себя колоссальное количество еды и питья, столовых приборов и принадлежностей. «Когда великий князь праздновал день своего рождения, – вспоминает Георг Тектандер, посланник Священной Римской империи, – нам, как и раньше, прислали из дворца 200 человек, которые несли каждый по блюду с разными рыбами, ибо это был постный день у московитов. Впереди же всего несли голые хлебы – каждый хлеб по два человека. Сперва поднесли один господину Послу, а потом и остальным, по старшинству чина, с теми же словами… что Великий Князь, дескать, нас ими жалует»[186 - Тектандер Г. Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию 1602–1603 гг. М., 1896. С. 45.]. Иностранцы, побывавшие при русском дворе, отмечали, что получать кушанья, отведанные царем, считалось высшей честью, на которую только могли рассчитывать посланники[187 - Роде А. Описание второго посольства в Россию датского посланника Ганса Ольделанда в 1659 году // Проезжая по Московии. М., 1991. С. 293.]. Центром внимания и в этой церемонии был всадник в богатом уборе – распорядитель, призванный объявить послам царскую милость[188 - «Если Император не расположен пировать с послом, после приема, по обычаю страны <…> посылает ему обед домой следующим порядком: прежде всего, направляет… знатного дворянина, одетого в золотую парчу, с воротником и в шапке, расшитыми жемчугом, который перед обедом отправляется верхом, чтобы передать послу приветствие и объявить милость Императора, а также чтобы составить ему компанию за обедом. Его лошадь окружают пятнадцать или двадцать слуг, затем идут два человека, несущие каждый по скатерти, свернутой в свиток, затем следуют двое других, несущие солонки, и еще двое с двумя уксусницами, полными уксуса, затем еще двое, один из которых несет два ножа, а другой две ложки, весьма дорогие, далее следует хлеб, который несут шесть человек, идущих парами; далее следует водка и после – дюжина человек, несущих каждый по серебряному сосуду <…> с винами разных сортов <…> После этого несут столько же больших кубков немецкой работы; дальше следуют кушанья <…> в больших серебряных блюдах, но если Император благоволит послу, то вся посуда, которой накрывают на стол – золотая. Затем появляются 18 или 20 больших жбанов, наполненных медоном (медовым напитком) различных сортов, каждый из них несут два человека, далее следует дюжина людей, несущих каждый по пять-шесть больших чаш для питья, и после всего следуют две или три тележки с медоном и брагой для простолюдинов, все несут отряженные для этого стрельцы, которые одеты самым подобающим образом. Я видел до трех и четырех сотен их, несущих… кушанья и напитки для одного обеда, и видел, как в один день посылали три обеда разным послам, но одному больше, другому – меньше; однако тем же вышеописанным порядком». См.: Маржерет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи). М., 2007. С. 158. Ж. Маржерет находился на русской службе в начале 1600?х гг.].

* * *

Таким образом, диада «конь – всадник» в русской позднесредневековой культуре, когда славянские верования еще сохранялись, а животные наделялись мифо-ритуальными функциями, находится прежде всего в пространстве взаимосвязанных мифологической и царской парадигм. Универсальный героизированный образ всадника, помещенный в пространство царской власти, трансформируется в образ царя-всадника, сохраняя все базовые характеристики, изначально присущие образу. Будучи помещенным в пространство московского обычая, конь наделяется особой ролью бинарного характера. Эта дихотомичность рассматривалась современниками как важный аспект русской культуры.

ГЛАВА 2. ВЕЩНЫЙ МИР МОСКОВСКОГО ВСАДНИКА: САКРАЛЬНОЕ/СВЕТСКОЕ

1.2.1. «ДВУГЛАВЫЙ ПОД КОРОНОЮ ОРЕЛ»: КОНСКОЕ УБРАНСТВО В СИСТЕМЕ АТРИБУТОВ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ

Убранство коня – одного из наиболее мифологизированных животных в русской культуре, активно формирующих сакральное пространство, – исторически имело глубоко символическую основу. Особое место в этой системе принадлежит коню царскому, парадное убранство которого составляло фон для восприятия образа государя[189 - Шапиро Б. Л. Гербовое убранство царской лошади: Россия позднего средневековья и Новое время // История: факты и символы. 2017. № 1. С. 14–26.].

Главными по смыслу были покровцы для покрывания седел заводных лошадей, идущих перед царской каретой[190 - «Корунные» кареты и телеги занимали не последнее место в формировании эффектного царского выезда. См.: Забелин И. Е. Троицкие походы русских царей. М., 1847. С. 8.]. Покровцы лошадей, находившихся под царственными всадниками, несли перед ними или за ними[191 - Денисова М. М. Конюшенная казна. Парадное конское убранство XVI–XVII веков // Государственная Оружейная палата Московского Кремля. М., 1954. С. 269.]. Одним из самых ценных покровцов в царской Конюшенной казне считался «покровец с царствы» начала второй четверти XVII в.[192 - Шапиро Б. Л. Церемониальный текстиль XVII века: низаные жемчужные работы мастерских Московского Кремля // Вестник КемГУ. История. 2018. № 1 (73). С. 74–78.], вышитый по лазоревому атласу «пряденым золотом, серебром и разноцветными шелками; в середине на красном фоне вышит герб Московского государства – двуглавый орел с Георгием Победоносцем на коне в центре; конь вынизан мелким жемчугом. В кайме покровца – десять кругов из белого атласа с вышитыми золотом, серебром, разноцветными шелками и жемчугом гербами областей Московского государства: Казанской, Сибирской, Новгородской, Тверской, Рязанской, Болгарской, Пермской, Вятской и Нижегородской; круги обведены рельефно вышитыми золотом и серебром обводками с жемчужным низаньем; жемчуг обильно украшает все шитье покровца. По краю – серебряная бахрома, подкладка – желтой камки»[193 - Денисова М. М. Конюшенная казна. С. 268. Близко по внешнему виду и по смыслу к покровцам Конюшенной казны примыкали покровцы саадачные: они выносились среди прочих государственных и воинских регалий вместе с саадаком.]. В описи Бутурлина (описи Конюшенной казны, составленной стольником Ф. Бутурлиным в 1706–1707 гг.) этот покровец указан первым среди всех царских покровцов.

Как покровец был декоративным дополнением седла, так и расшитый рельефными золотными узорами конский плат был частью убранства русского арчака. При седловке седла и платы подбирались по принципу внешнего сходства, в том числе сходства орнаментации. Платы расшивались по бархату, по сукну, атласу[194 - Висковатов А. В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск с рисунками, составленное по высочайшему повелению. Т. 1: Народная гражданская одежда, с 862 по 1700 год. СПб., 1899. С. 23; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. Ловчий снаряд. М., 1884. С. 144.] и по алтабасу: так, в царской казне имелся «плат алтабас серебрян; по нем травы шиты золотом волоченым, в травках вшит бархат червчат, да зелен; круживо плетеное с городы, золото с серебром»[195 - Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов 1613–1725 г. Вып. 2. М., 1883. С. 499.]. В подобной трудоемкой, но эффектной технике украшались и другие парадные конские вещи, такие как седла, попоны и чепраки.

Золотосеребряное шитье дополнялось металлическим кружевом и жемчужными работами (низаньем и саженьем): эти техники были важнейшими для декорирования светских и культово-ритуальных предметов. На протяжении столетий именно жемчуг выступал основным украшением предметов царского наряда и обихода. Золотосеребряное кружево с включением жемчуга украшало церемониальные вещи (например, завесы к тронам царей Петра и Ивана[196 - Левинсон-Нечаева М. Н. Золото-серебряное кружево XVII в. // Сборник статей по истории материальной культуры XVI–XIX вв. Труды ГИМ. Выпуск XIII. М., 1941. С. 182.]), религиозные облачения, свадебные платы (ширинки) и парадное конское убранство (конские попоны, чалдары[197 - Чалдар – попона с нашитыми металлическими бляхами. Его военное происхождение выдают металлические бляхи или пластинки, нашитые по полю; со временем пластинки заменяются на касты с драгоценными камнями или полностью исчезают (но остается сложная разъемная конструкция панцирного покрова). Поверх чалдара укладывали попону или чепрак, затем седло. См.: Шапиро Б. Л. Текстильное конское убранство в системе атрибутов царской власти // Вестник КемГУ. История. 2017. № 1 (69). С. 75; Gifts to the Tsars. 1500–1700. Treasures from the Kremlin. Exhibition Catalogue. New York, 2002. P. 194.] и чепраки). Текстиль, украшенный жемчугом, традиционно служил наиболее эффектным дополнением золота; в русской культуре он ассоциировался с вещественным выражением высокого статуса.

До настоящего времени сохранилось не так много образцов русской жемчужной работы. Лучшие экземпляры в большинстве своем выполнены в Царицыной мастерской палате и других мастерских Московского Кремля (для сложных работ в технике низания привлекались мастера Серебряной палаты). В основном это вещи, издавна хранившиеся в составе царской казны и патриаршей ризницы[198 - Сегодня находятся в Оружейной палате Музеев Московского Кремля.]. Большинство из них датируется второй половиной XVII в.: этот период стал временем расцвета русских работ с жемчугом; от прочих их отличает композиционное совершенство, сложность техники и разнообразие применяемых материалов.

Одним из таких шедевров является жемчужный чепрак, изготовленный в Царицыной мастерской палате во второй половине XVII в. Это подседельный покров из червчатого бархата, закрывающий спину, бока, бедра и частично голени царской лошади[199 - В основе декоративного решения чепрака лежит низанье жемчугом – круглым «окатным» высокого качества, и более простым неправильной формы, так называемым «угловатым». Из жемчуга на материи выложен цветочный узор с обводкой из волоченого золота веревочкой, из жемчуга же сделана и сквозная сетка в виде «ряски» из жемчужных нитей, окружающая чепрак с трех сторон. Нити сетки имеют длину около 7 см; они заканчиваются закрепами в виде пуговок из серебряной позолоченной проволоки. Сетка расположена на зеленом канвовом подкладе. По манере исполнения эта сетка схожа с жемчужной сеткой подшейного науза и с так называемыми «гривами»: с «гривой конской», то есть с «плетеной из пряденого золота или серебра сеткой, которою покрывали гриву лошади для украшения», и с «гривой одеяльной». См.: Когут Е. В. Науз с владельческой надписью из собрания Музеев Московского Кремля // Московский Кремль. Материалы и исследования. Вып. 28. Оружейное собрание Музеев Московского Кремля. Памятники, история, проблемы изучения. М., 2018. С. 128–135; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 174; Шапиро Б. Л. Жемчужный чепрак второй половины XVII в. из мастерских Московского Кремля // «История кружева – история страны»: Сборник статей Международной научно-практической конференции. Москва, 3 ноября 2016 г. М., 2016. С. 21–27.]. Он «бархатный, червчатый, низанный жемчугом, угловатым и круглым, в виде развода из цветов, с коймою и с обводкою вокруг узора из волоченого золота, в виде веревочки; у цветов в срединах, равно и по некоторым лепесткам вставки золотые, чеканные с припаянными гнездами, в которых посажены изумруды и красные яхонтики; с трех сторон чепрака, вместо бахромы, пришиты к золотой тесемочке так называемые ряски или ниточки жемчужные длиною примерно около полутора вершка с закрепами в виде русских пуговок из серебряной позолоченной проволоки. Подкладка под чепраком зеленая канвовая. На чепраке вставок в виде цветков сорок две. На середине репей, в котором посажен красный яхонт, граненый россыпью и кругом его на шести листках посажены через один три лалика и три изумрудца. Во всем же чепраке: яхонтов – 75, изумрудов – 65, жемчуга – 130 золотников»[200 - Якунина Л. И. Русское шитье жемчугом. М., 1955. С. 81, 139. В схожих материалах и техниках выполнен арчак на парадного коня царя Федора Алексеевича «луки которого украшены эмалью ослепительно зеленого оттенка с узором виноградных лоз. Крупные сапфиры, изумруды, алмазы создают общую цветовую гамму, приятную для глаз. Подушка вышита цветами, скомпонованными из жемчуга и изумрудов. Орнамент в виде городков, вынизанный жемчугом по краю подушки, свидетельствует о том, что арчак сделан в Москве». См.: Оружейная палата. М.: Московский рабочий, 1964. С. 302.]. Декоративным оформлением служит сетка из золотого шнурка с включением жемчуга. По манере исполнения она схожа с декором, который в XVII столетии носил название „гривы“: с „гривой конской“, т. е. с „плетеной из пряденого золота или серебра сеткой, которою покрывали гриву лошади для украшения“[201 - Савваитов П. И. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора. СПб., 1896. С. 28. Украшением царского выезда были «12 белых лошадей, „обвязанных шелковыми сетками“, [которые] везли колымагу царицы, окруженную 200 стрельцами». См.: Черная Л. А. Придворная культура Алексея Михайловича: от Артаксеркса до Орфея // Исторический вестник. Романовы: династия и эпоха. 2013. Т. 3. № 150. С. 31.], и с „гривой одеяльной“»[202 - Такая грива упоминается в «Приходной и расходной книге товарам и кроильные платью» за 1627 г.: «от царицы из хором принесена одеяльная грива – по атласу по червчатому низаны травы жемчугом; меж трав в гнездах 22 яхонты лазоревых, да 25 изумрудов, да 17 лалов; подкладка киндяк лазорев». См.: Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов 1584–1725 г. Вып. 1. М., 1877. С. 339.].

Частью удивительного по красоте конского убранства были «персидские ковры, для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом»[203 - Лизек А. Сказание Адольфа Лизека о посольстве от императора Римского Леопольда к великому царю Московскому Алексею Михайловичу в 1675 г. // ЖМНП. 1837. № 16. С. 365.]; каждый из которых несли два человека, а также тигровые и леопардовые покровы, серебряные удила, повода из золотного шелка и красный штофный чепрак, украшенный финифтью и кованым золотом. Драгоценный ковер исполнял роль попоны для коня митрополита и в «шествии на осляти»[204 - Подобным образом оформлялось «шествие на осляти» при интронизации патриарха или митрополита, но здесь осла вел придворный – конюший, боярин или окольничий, который не представлял царя, а только выполнял почетную функцию. См.: Успенский Б. А. Царь и патриарх… С. 458. Ритуал также исполнялся в Кремле: «А после обедни Патриарх Иосиф вышел из Церкви Положения честныя Ризы пречистыя Богородицы, и сойде по лестнице, и сяде на осля у лестницы с приступки, и поехал с Патриарша двора в Ризоположенские ворота, а вел под Патриархом осля за конец повода боярин Василей Петрович Шереметев, а по среди повода вел окольничей князь Андрей Федорович Литвинов Масальской, а у губы осля, с правую сторону, вел его Патриарш боярин Василей Янов, а с другую сторону за узду вел осля стремянной конюх; те же, которые вели и в неделю». См.: Чин Патриаршия круг города на осляти шествия, бываемого в день постановления Российских патриархов, и следующие в том обряды, 1642 года // Древняя российская вивлиофика. 1788. № 2. С. 252–253.], символизировавшем Вход Господень в Иерусалим. Шествие было «особой церемонией: митрополит садится на коня, покрытого ковром, которого за повод ведет князь, и если не он, то его сын или самый знатный боярин, – вспоминал итальянец-иезуит П. Кампани. – В… сопровождении толпы народа они торжественно продвигаются к церкви, где совершается богослужение»[205 - Кампани П. Записки. Сведения о России конца XVI в. // Вестник МГУ. 1969. № 6. С. 84. Кампани был в посольстве вместе с ватиканским дипломатом А. Поссевино, прибывшим в Москву в феврале 1582 г.].

«Наметные барсы» – парадные конские попоны из шкур экзотических зверей, сделанные на красном текстиле, задействовались в самом роскошном убранстве, где они выступали заменой привычным текстильным покровам[206 - Шапиро Б. Л. Сакральное в царском конном выезде: нарративные источники позднего русского средневековья // Проблемы истории, филологии, культуры. 2017. № 2 (56). С. 103–121.]. Выглядели они эффектно: «послам [шлезвиг-голштинского герцога Фридриха III] для въезда были подведены две большие белые лошади, покрытые вышитыми немецкими седлами и украшенные разными уборами… За лошадьми шли русские слуги и несли попоны, сделанные из барсовых шкур, парчи и красного сукна»[207 - Олеарий А. Описание путешествия… С. 45.]. Отмечает дюжину лошадей «в богатых чепраках и седлах, под дорогими покрывалами из мехов рысьих и барсовых» и свидетель торжественного въезда в Москву конного поезда Марины Мнишек[208 - Устрялов Н. Г. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Ч. 1. С. 71.].

Также на седла накидывались шкуры рысей и леопардов, не сшитые в попоны[209 - Буссов К. Московская хроника. 1584–1613. С. 57; Майерберг А. Путешествие в Московию барона Августина Майерберга. М., 1874. С. 143.]. «Для нашего въезда царь прислал нам 200 экипажей, запряженных каждый в одну лошадь, очень рослую, – писал персидский дипломат Орудж-бек, – кучера, экипажи и лошади были покрыты львиными и тигровыми шкурами, отчасти для большей пышности, отчасти для защиты от холода»[210 - Из рассказов Дон Хуана Персидского. Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599–1600 гг. // Проезжая по Московии (Россия XVI–XVII веков глазами дипломатов). М., 1991. С. 179.]. В описях царской казны такие покровы упоминаются как «барсы, бабры и ирбасы»[211 - Опись царской казны на Казенном дворе 1640 года. М., 2014. С. 102.]. Стоит добавить, что в «Расходных книгах товарам и вещам для царского обихода» также фигурирует «покровец попугайной желт», небольшой коврик, сшитый из шкурок полутысячи попугаев[212 - Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг… Вып. 1. С. 106; Писарская Л. В. Оружейная палата Кремля. М., 1975. С. 212.].

В церемониях с участием царских лошадей вышеописанные вещи были представлены с большей или меньшей полнотой, разной для верховой и упряжной лошади. Особой роскошью отличалось убранство «выводных» лошадей, сотенные ряды которых вели слуги, предваряя появление царской лошади или царской кареты. Так, в 1600 г. торжественно доставляли в Троице-Сергиев монастырь полиелейный колокол и драгоценную ризу на икону. «Сначала, в течение всего утра, выходили из города различные конные отряды и размещались для встречи царя при его выезде из городских ворот. Около полудня царь отправил вперед свою гвардию, которая была вся конная, числом в 500 человек… За гвардией двадцать человек вели двадцать прекрасных коней с двадцатью очень богатыми и искусно отделанными седлами, и еще десять для царского сына и наследника… За ними вели, таким же образом, двадцать прекрасных белых лошадей для царицыных карет; на этих лошадях были только красивые попоны, а на голове узда из красного бархата», – вспоминал англичанин В. Парри[213 - Парри В. Проезд чрез Россию персидского посольства в 1599–1600 гг. // ЧОИДР. 1899. № 4. С. 8. В. Парри был в числе англичан, находившихся в составе персидского посольства от Шаха Аббаса I в Европу.].

Следом за каретными лошадьми шествовали монахи и горожане, а «позади них вели царского коня <…> а также коня царевича; седло и прочая сбруя царского коня были в изобилии осыпаны драгоценными, прекраснейшими каменьями»[214 - Там же.]. Далее следовали церковные иерархи, царь, ведший за руку сына, и царица в сопровождении придворных дам. Позади ехали три роскошные огромные кареты, запряженные, соответственно, десятью, восемью и шестью прекрасными лошадьми. За ними шли придворные, и уже затем везли ризу и колокол, сопровождение которых составляло в общей сложности 4 000 человек. Убранство коней, роскошь карет и парадных одежд участников процессии поражали воображение очевидцев.

Наиболее многочисленной группой среди всего парадного убранства царской лошади являются гербовые седла XVII в., включая «седло детское, луки и извести окованы золоченым, расчеканенным травами серебром; на передней луке вычеканены лев и единорог, на задней – двуглавый под короною орел»[215 - Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 50. Подростки участвовали в конных церемониях наряду со взрослыми мужчинами; эта традиция соблюдалась вплоть до последних лет Российской империи. Вот как описывали современники парадный выезд по случаю коронации Александра III и его супруги Марии Федоровны: «Государыня императрица вместе с великой княгиней Ксенией Александровной села в карету. Государю императору подали верхового коня белой масти. Государь Наследник Цесаревич (на тот момент пятнадцатилетний. – Б. Ш.) сел тоже на лошадь, a Великий Князь Георгий Александрович (двенадцатилетний. – Б. Ш.) поместился на маленьком пони». См.: Коронационный альбом в память священного коронования их императорских величеств в Москве 15 мая 1883 года. СПб., 1883. С. 3.]. Эти предметы изготавливались для церемониальных нужд двора – не только царской семьи, но ее телохранителей, военачальников и «сотенных людей» Государева полка[216 - Государева Оружейная палата. Сто предметов из собрания Российских императоров. СПб., 2002. С. 210–211, 242–243.]. Гербовым декором седел и арчаков были следующие сюжеты: «на задней луке двуглавый орел»; «на задней луке двуглавый под короною орел»; «на задней луке двуглавый орел, лев и единорог; «на задней луке двуглавый под короною орел, между львом и единорогом»; «на передней луке в травах лев и гриф, на задней двуглавый, под тремя коронами, орел»; «луки и извести с… меж трав львом, единорогом и соколами»; «на задней луке и известях всадник, поражающий дракона, соколы в травах, единорог и лев»; «на задней луке двуглавый под тремя коронами орел, на передней единорог и Самсон, раздирающий пасть льва»; и особенный по богатству содержания «меж трав на передней и задней луках двуглавые орлы; на передней орел под короною со скипетром и державою; по сторонам орла: единорог, лев и крылатые грифы; ближе к известям, вооруженные саблями и копьями, всадники и пешие стрелки»[217 - Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 5–6, 8, 41–47.].

Изображение герба на оправе обоих лук седла наиболее характерно для второй половины XVII в.[218 - Кириллова Л. П. Старинные экипажи. Сокровища Оружейной палаты. М., 2000. С. 194.] Самое раннее седло, украшенное текстилем с гербовым сюжетом, выполнено в Царицыной мастерской палате в годы правления Ивана IV; покрытое вишневым бархатом с вышитыми пряденым золотом и серебром двуглавыми орлами, травами и «инорогами», возможно, оно принадлежало лично царю[219 - Там же. С. 191; Ненарокомова И. С. Государственные музеи Московского Кремля. М., 1987. С. 71; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 30–31.].

Другие элементы седельного сбора украшались аналогично. Царские стремена имели гравировку в виде двуглавого орла, которая располагалась в центре круглого подножия[220 - Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг… Вып. 1. С. 206–207; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 16.]. Сохранились легкие дугообразные стремена из золоченого серебра, выполненные в мастерских московского Кремля для царя Алексея Михайловича: они имеют резное изображение двуглавого орла в картуше[221 - Кириллова Л. П. Старинные экипажи. Сокровища Оружейной палаты. С. 194–195. Большинство предметов, украшенных гербовыми сюжетами, было сделано руками русских мастеров, но были и исключения. Так, саадак Большого наряда Алексея Михайловича и посольский топор, украшенный двуглавым гербом под тремя коронами, были изготовлены в Турции. Целый комплекс гербовых регалий 1656 г. – бармы, скипетр, державу и саадак Второго наряда – был изготовлен стамбульскими мастерами. См.: Вельтман А. Ф. Московская Оружейная палата. М., 1860. С. 242; Государева Оружейная палата… С. 210–211, 218–219. Были декорированы русским государственным гербом в виде двуглавого орла под двумя коронами изготовленные в Амстердаме подарки правительства Голландских штатов – блюдо и кувшин, – поднесенные царю Алексею Михайловичу в 1648 г. См.: «Во утверждение дружбы…» С. 72–73. Украшен изображением двуглавого орла под короной парадный чалдар малинового бархата, изготовленный придворными иранскими мастерицами в конце XVI – начале XVII в. См.: Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 192.], расположенное традиционно, в центре круглого подножия.

В седельный сбор входили пистолетные ольстры[222 - «Когда царь выезжал верхом, конные стрелки следовали за ним верхом, – сообщал И. Масса, – у каждого из них была лошадь, а алебардщики сопровождали царя пешком до ворот, у которых и ожидали его возвращения. Конные стрелки каждый раз выезжали с заряженными пистолетами». См.: Бартенев С. П. Московский Кремль в старину и теперь. Кн. 2. Государев двор. Дом Рюриковичей. М., 1912. С. 290. Сегодня русские ольстры известны больше по письменным, нежели по вещевым источникам; к московским археологическим находкам XVII в. относится всего два предмета. См.: Курбатов А. В. Ольстра по письменным и археологическим данным // Stratum plus. Археология и культурная антропология. 2014. № 6. С. 99–104.], оформление которых в парадном убранстве было очень эффектным: «бархатные, шитые травами, золотой канителью, и блестками, с двумя жемчужными двуглавыми орлами на отворотах, украшенными местами изумрудами и красными яхонтами… У орлов: головы, шеи, туловища, и часть крыльев из мелкого жемчуга; вместо глаз две яхонтовые искры, а на срединах туловищ, где обыкновенно бывает Московский герб, по одному треугольному изумруду, в золотых гнездах. В коронах над орлами двадцать четыре яхонта. Три короны, крышки над патронами, обнизь вокруг бархата, подле герба, равно каймы по краю отворотов и средины в шестидесяти четырех травах вышитых на самых ольстрах, низаны по местам одинаковым с орлами жемчугом, местами с обводкой золотым трунцалом и канителью»[223 - Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 123.].

Гербовыми изображениями украшались и прочие детали конского убранства. Под седло подкладывали покровы различных типов – чалдар, чепрак, попону – которые в парадном варианте также имели символический декор[224 - Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг… Вып. 2. М., 1883. С. 499; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 140.]. Сверху седло покрывалось роскошными, пышно декорированными наметами, покровцами и платами. Обыкновенно все части седельно-сбруйного комплекта представляли комплекс, выдержанный в едином художественном стиле. В едином стиле выдерживалось убранство не только верховых, но и упряжных лошадей, участвующих в парадных церемониях. Так, в число деталей убранства, украшенного гербовыми сюжетами, входили и шорные кровли (часть упряжи на цуг)[225 - Там же. С. 137.].

Одними из наиболее необычных и эффектных украшений царской лошади были цепи (чепи) «из серебра, или вызолоченные, [которые] разделялись на поводные и гремячие; первые были из колец, и висели от удил до передней седельной луки, в виде поводьев, а вторые из нескольких, скрепленных между собою, дутых погремушек, прицеплялись у той же луки и висели иногда ниже живота лошади»[226 - Майерберг А. Путешествие в Московию… С. 58–59. Традиция использования цепей относится, прежде всего, к допетровской России, но они задействовались и в более позднее время. Так, вышеупомянутая цепь с ошейком, украшенным двуглавым орлом, в 1725 г. украшала одну из лошадей во время траурной процессии при погребении Петра I. См.: Мельникова О. Б. Серебряные конские цепи в Оружейной палате. С. 128. Эти похороны стали не только наиболее полным выражением нового имперского ритуала, но и, одновременно, одним из последних погребений, совершенных «по московскому обычаю». Причиной смешения двух разноплановых культур, возможно, стало то, что Я. В. Брюс, возглавлявший Печальную комиссию, намеревался провести аналогию с последними царскими похоронами Московского государства. В результате печальная процессия получила компилятивный характер с включением как западноевропейских, так и московских традиций, что наилучшим образом отражало личность усопшего. Формы старого обряда органично встроились в канву нового церемониала. При Анне Иоанновне цепи в качестве убранства царской лошади уже не встречаются.]. Цепи входили в число символов царской власти, являясь главной деталью так называемого Большого конского наряда[227 - Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. С. 45.]. Современники отмечают, что эта деталь очень украшала лошадей, производя много «странного шума и сильного звона»[228 - Трана А. Дневник Андерса Траны: 1655–1656. Великий Новгород, 2007. С. 38; Олеарий А. Описание путешествия… С. 45.].

Очевидцы вспоминали, как, по случаю пасхальных торжеств, «царь сидел на большом красивом сером коне, увешанном большими цепями из тяжелых золотых или позолоченных серебряных звеньев. Между звеньями кое-где висели прикованные к ним образы орла и святого Георгия»[229 - Витсен Н. Путешествие в Московию. 1664–1665. СПб., 1996. С. 157. Описание, приведенное Витсеном, тем более ценно, что царь, как участник торжеств, не всегда выступал в качестве всадника. «Во время церковных торжественных шествий царь идет пешком, верхом он ездит реже, а чаще всего в каретах, которых у него очень много», – отмечал путешественник Я. Рейтенфельс. См.: Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому… С. 299. Заметки Рейтенфельса относятся к первой половине 1570?х гг.]. Символическим декором цепей были львы, одноглавые орлы с распущенными крыльями, двуглавые орлы и двуглавые орлы «у коих крылья распущены, а в когтях каждого по скипетру и державе», расположенные на восьмиугольных золоченых прорезных звездах[230 - Мельникова О. Б. Серебряные конские цепи в Оружейной палате // Московский Кремль. Материалы и исследования. Вып. 16. Художественные памятники Московского Кремля. М., 2003. С. 128; Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 164–165.].

Ноги коней также богато украшались: наколенками и подковами «тоже производившими звук от привешенных к ним серебряных цепочек»[231 - Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. С. 45–46.], и особыми украшениями у копыт под названием «остроги, в виде шпор, с бубенцами»[232 - Майерберг А. Путешествие в Московию… С. 58–59.]. Размещались гербовые символы и на оголови, в том числе на решмах и на «плащах» из набора наузольников[233 - Опись Московской Оружейной палаты. Ч. 6. Кн. 5. Конюшенная казна. С. 111.].

Сюжеты декора имели вполне конкретно понимаемую современниками символическую основу. Традиционными для украшения парадного убранства царской лошади были не только изображения ездеца, но и фигуры четырех гербовых животных – грифона, орла, единорога и льва. Система государственной символики с их участием оформляется с 3 февраля 1561 г., когда «царь и великий князь печать старую меньшую… переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавной, а середи его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавной, а середи его инърог»[234 - Пчелов Е. В. Изменения государственного герба России в XVI–XVII вв. и их причины / Тезисы докладов участников VIII международной конференции «Комплексный подход в изучении Древней Руси» // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2015. № 3 (61). С. 101; Пчелов Е. В. «Лев и единорог» в русской культуре: к вопросу о семантике символов // Исследования по лингвистике и семиотике. Сб. статей к юбилею Вяч. Вс. Иванова. М., 2010. С. 429.]. Реформа царской печати и государственной символики была напрямую связана с новым царским статусом Московского государя. С принятием Иваном IV царского титула, вероятно, следует связывать появление на голове ездеца короны[235 - Вилинбахов Г. В. Всадник русского герба // «Полцарства за коня…». Лошадь в мировой культуре. Каталог выставки. Произведения из собрания ГЭ. СПб., 2006. С. 145; Пчелов Е. В. Изменения государственного герба России в XVI–XVII вв. и их причины. С. 101.].

Единорог вошел в систему российских государственных символов с февраля 1561 г.; в течение следующего столетия он периодически из нее выходил и вновь возвращался. Семантика ездеца и единорога в этот период была равнозначна. Часто единорог изображался в паре со львом; сочетание имеет древние корни, но в русской геральдике эта парная эмблема получает наибольшее распространение со времен правления первых Романовых[236 - Вилинбахов Г. В. Русские знамена XVII в. с изображением единорога // Сообщения ГЭ. 1982. № 47. С. 22; Пчелов Е. В. Изменения государственного герба России в XVI–XVII в. и их причины. С. 101; Пчелов Е. В. «Лев и единорог» в русской культуре. С. 428–429, 432.]. В конском церемониальном убранстве чаще всего встречались две композиции: первая – из противостоящих льва и единорога, а другая – из таких же фигур, расположенных по сторонам от орла. Чеканными накладками с одиночными изображениями львов были украшены бархатные тебеньки седла царя Михаила Федоровича. Это седло, входившее в полный наряд царской лошади, было выполнено в 1637–1638 гг. в мастерских Московского Кремля теми же мастерами, которые чуть ранее изготовили царские регалии: венец, державу, скипетр и саадак[237 - Толстоухова В. Парадное конское убранство и старинные экипажи. М., 1979. С. 2.].

Четвертым символом был грифон, или, как его называли на Руси, гриф. Его изображения также служили для обозначения наиболее статусных вещей. Так, в царской Конюшенной казне имелся «покровец изорбатной золотной; по нем травы разных шолков. В средине четыре грифа, кругом бахрома золотная. Подложен тафтою зеленою»[238 - Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг… Вып. 2. С. 499.]. Особое значение покровца подчеркивается материалом, выбранным для его изготовления. Это изорбаф (изорбат, зарбаф) – золотный иранский шелк, одна из наиболее статусных тканей, чье название в буквальном переводе означало «золотая ткань»[239 - Это двусторонняя, не имеющая изнанки шелковая материя, сотканная с применением тонкого пряденого и ленточного золота и/или серебра. Ее исчерпывающую характеристику оставил французский коммерсант и ювелир Ж. Шарден, живший при дворе шаха Аббаса II и Сефи II в 1660?х гг.: «Они называют парчу зарбафом, то есть золотой тканью. Есть простая – сто сортов; двойная, называемая доруи, то есть двусторонняя, потому что у нее нет изнанки; и махмале зарбаф, то есть золотный бархат, – писал он. – Что замечательно в этих прекрасных тканях, это то… что золото и серебро всегда сохраняют свой блеск и цвет и не изменяются, пока существует ткань». К московскому двору зарбаф поставлялся в значительном количестве. См.: Сазонова Н. В. Мир сефевидских тканей XVI–XVII века. М., 2004. С. 61.].

Эти четыре фигуры (грифон, единорог, орел, лев) в сочетании с ездецом следует рассматривать в качестве единой российской государственной символической системы[240 - Пчелов Е. В. Символика воинских регалий московских царей // Власть. 2009. № 2. С. 115.], чья аллегорическая образность превращала узкоприкладное[241 - Например, простую, на первый взгляд, седельную попонку «отлас золотной, шолк зелен, да ал, да червчат да чорн, шиты звери». См.: Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг… Вып. 1. С. 9.] в ритуально значимое.

Очевидно, что парадное конское убранство, искусно выполненное из драгоценных материалов, какими были золото, золотные ткани, драгоценные камни и жемчуг, представляло не только часть художественно-эстетической и материальной культуры, характеризующей уровень развития общества. Отмеченное государственной символикой, парадное убранство царской лошади приобретало особый статус. Со временем изменяясь в деталях, такое убранство неизменно составляло фон, подчеркивающий значение фигуры правителя. Великолепие церемонии усиливало величие царского образа, а символические сюжеты церемониального убранства, насыщенные гербовыми и геральдическими фигурами, наполняли его новым смыслом.

1.2.2. ЦАРСКИЙ «ЗЛАТ СТРЕМЕНЬ». ОБУВЬ, ШПОРЫ И ЭЛЕМЕНТЫ СЕДЕЛЬНОГО СБОРА

И вступает государь в браное стремя, и всходит на конь, и по скору поиде к полку своему ко граду[242 - Иоанн V // ЧОИДР. 1848. № 9. С. 366.].

Среди предметного ряда, характерного для вещного мира всадника, традиционно выделяются, как имеющие первостепенное значение, вещи из связки обувь – шпоры – стремена[243 - Шапиро Б. Л. Обувь, шпоры и элементы седельного сбора: материальная культура всадника в Московском государстве XVI–XVII вв. // Вестник ТГУ. Культурология и искусствоведение. 2017. № 26. С. 189–201.]. Значимость этого ряда, от которого зависела не только манера верховой езды, а в военных условиях – зачастую и жизнь конного воина, подчеркивалась исследователями многократно.

Обувью русского всадника были прежде всего сапоги[244 - Курбатов А. В. Специальная воинская обувь в средневековой России // Батыр. Традиционная военная культура народов Евразии. 2013. № 1–2 (6–7). С. 34.], которые в XVI–XVII вв. бытовали двух типов – с мягкой и жесткой подошвой, в прямой зависимости от чего находилась и форма стремянной подножки – прямой или дугообразной. Более древние сапоги с мягкой подошвой из нескольких слоев тонкой кожи (также известные как ичеготы и чедыги[245 - Рабинович М. Г. Очерки материальной культуры русского феодального города. М., 1988. С. 175.]) были широко распространены до первой половины XIV в.[246 - Осипов Д. О. Обувь московской земли XII–XVIII вв.: Материалы охранных археологических исследований. Т. 7. М., 2006. С. 45.], встречались до XVII в. включительно. С XIV в. появляется толстая воловья кожа – она послужила для производства обуви с жесткой подошвой[247 - Рабинович М. Г. Очерки материальной культуры русского феодального города. С. 175; Савваитов П. И. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия… СПб., 1896. С. 43.]; с ее распространением прекращается изготовление обуви без разделения для правой и левой ноги.

Износостойкость подошвы повышалась набивкой на подметочную часть выпуклых гвоздиков (со второй половины XIV в.), а на пяточную область – подковок[248 - Осипов Д. О. Обувь московской… С. 63; Федоров О. А. Реконструкция облика знатного дворянина на московской службе (первая половина – середина XVI в.) // Единорог: Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. М., 2009. С. 229.]. Подковки набивались и на каблук (не ранее XVI в.), если он предусматривался конструкцией. Подковки, или скобы, крепились двумя способами. Более ранний – врезной способ (крепление на шипах), он использовался в XVI в.; к концу XVII в. появляются набивные подковки (крепление гвоздями); на протяжении почти всего XVII в. оба типа сосуществуют. Практиковался и комбинированный способ крепления; у таких подковок в центре находилось отверстие для гвоздя, а по краям – шипы. Для повседневной обуви гвоздики и подковки были железными, но серебряными – для обуви парадной[249 - Забелин И. Е. Домашний быт русских царей… М., 2014. С. 1013; Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. СПб., 1860. С. 63; Никитин А. В. Русское кузнечное ремесло XVI–XVII вв. / Археология СССР. Свод археологических источников. Вып. Е1–34. М., 1971. С. 42–43; Осипов Д. О. Обувь московской… С. 75–78.].

Каблуки на обуви появляются на Руси в XIV в.; обнаруженные археологами подковки указывают на многообразие их формы[250 - Никитин А. В. Русское кузнечное ремесло XVI–XVII вв. С. 42.]. Рост высоты каблука начинается с первых годов XVII в., повышение отмечается до 6–7 см. Каблуки для сапог всадников были двух типов: наборные (появились не ранее второй половины – конца XVI в.) и низкие, так называемые внутренние, из нескольких кососрезанных подкладок. В конце XVII в. возникает новый тип каблука в виде деревянной формы, обтянутой кожей[251 - Осипов Д. О. Обувь московской… С. 18–19; 54–55.].

Материалом для изготовления обуви была самая разнообразная кожа: телячья и конская, юфть, коровий опоек, замша (ирха или ровдуга)[252 - Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни… С. 63; Опись царской казны… С. 130; Савваитов П. И. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия… СПб., 1896. С. 43.]. Наиболее дорогой и престижной была козловая кожа особой выделки – сафьян (хоз). При Алексее Михайловиче была предпринята попытка наладить отечественное сафьянное производство под руководством иранских мастеров (1666)[253 - Заозерский А. М. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. Пг., 1917. С. 152.]. Знали на Руси и китайские сапоги[254 - Книги описные князь Васильевых и сына его князь Алексеевых всяких животов Голицыных на их московском большом и на загородных дворах, что за Никитскими воротами, и привозных // Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках. Т. 4. СПб., 1893. Ст. 18.].

Высококачественные кожи ввозились с Ближнего Востока; современники отмечали, что «персидские [сафьяны] не так хороши, как турецкие; они бывают цвета красного, пурпурового, зеленого, голубого и черного и привозятся в большом количестве в Россию»[255 - Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915. С. 151.]. Наиболее дорогими были белые кожи, чуть менее стоили зеленые и пурпуровые, а самыми дешевыми были голубые, красные и желтые. Сравнение цены частично объясняет известный факт, что наибольшей популярностью пользовалась обувь желтого и красного цвета[256 - Висковатов А. В. Историческое описание… Т. 1. С. 20; Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера… С. 125; Строев П. М. Выходы государей царей и великих князей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, всея Руси самодержцев (с 1632 по 1682 год). М., 1844. С. 99.]. «Сапоги они носят красные», – пишет С. Герберштейн[257 - Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 117. Австрийский дипломат и историк Герберштейн был в России дважды – в 1517 г. и в 1526 г. В основу «Записок…» положены материалы второго путешествия.]; преобладание красных сапог отмечают путешественник М. Груневег (1585), красных и черных – дипломат Дж. Флетчер (1557–1558) и первый посол Англии в России А. Дженкинсон (1586–1589)[258 - Осипов Д. О. Обувь московской… С. 15.]. Изредка встречались вишневые, оранжевые, лазоревые и кирпичные[259 - Бакланова Н. А. Привозные товары в Московском государстве во второй половине XVII в. // Очерки по истории торговли и промышленности в России в XVII и в начале XVIII столетия. Труды ГИМ. М., 1928. С. 54; Опись царской казны… С. 129.]. В качестве подкладки (поднаряда) для холодной обуви использовалась холстина либо атлас. Теплая обувь подбивалась бобровым мехом[260 - Забелин И. Е. Домашний быт русских царей… М., 2014. С. 1013; Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни… С. 63.].

Для украшения применялись следующие технологии и приемы (по отдельности и в комбинациях): линование, тиснение, вышивка цветными и золото-серебряными нитями, продержка кожаным ремешком, декоративные вырезы в верхней части голенищ, декоративные кожаные или металлические накладки задника и каблука и декоративная набивка гвоздиками в виде узора[261 - Осипов Д. О. Обувь московской… С. 37, 64.]. Украшались все детали: головки, голенища, каблук, который выделялся не только декором, но и цветом. Парадные сапоги имели каблуки, обложенные серебром или обвитые пряденым золотом; их поверхность щедро расшивалась золотом и жемчугом[262 - Забелин И. Е. Домашний быт русских царей… М., 2014. С. 1013; Вишневская И. И. Жемчужное шитье на Руси. М., 2007. С. 18–19.].

Фасоны менялись согласно моде: в первой трети XVII в. носки головок заостряются и приподнимаются кверху (такая обувь носила название «кривой», именно она была самой престижной и богато украшенной[263 - Забелин И. Е. Домашний быт русских царей… М., 2014. С. 1013; Осипов Д. О. Обувь московской… С. 51.]), а для XVI в. характерны прямые, более округлые формы. Высота голенища в XVI–XVII вв. находилась в пределах 25–30 см, в отдельных случаях достигала 40 см[264 - Осипов Д. О. Обувь московской… С. 48.]; в любом случае, сапоги не доходили до колен. Срез голенища мог быть ровным, косым (спереди сапог был выше, чем сзади) или фигурным.