Месть Ориона

– Лучший воин во всем ахейском войске, – заметил я. – А его мирмидоняне внушают трепет на поле боя.

– Действительно, – признал царевич. – И все же новое предложение мира ничем не отличается от прежних, хотя удача теперь на нашей стороне.

– И что же должен я сказать великому царю?

Гектор поднялся на ноги:

– Решать не мне. Я командую войском, но правит Троей все-таки мой отец. Ответ на твое предложение даст он и его совет.

Я тоже поднялся:

– Царь Приам?

– Полидамас, – позвал он, – доставь к царю этого вестника. Эней, донеси до вождей: мы не будем вступать в бой, пока царь Приам не рассмотрит новое предложение мира, полученное от Агамемнона.

Чувство облегчения охватило меня. Троянцы не нападут на ахейцев, пока я веду переговоры с их царем! По крайней мере, Одиссей и его бойцы получат дневную передышку.

Тут я понял – именно этого и добивался Одиссей. Царь Итаки пожертвовал героем – пусть Гектор узнает своего противника, даже убьет его, боевая мощь ахейцев от этого не пострадает, – но троянцы на день прекратят битву, и ахейцы в течение дня отдохнут после вчерашнего неудачного сражения.

В голове пронеслось: «Пусть я предаю Одиссея, но царь Итаки перехитрил и Гектора и меня».

Пытаясь сохранить подобающую моменту серьезность и не выдать свои чувства, я последовал за знатным троянцем к стенам Трои.

9

В сказочную Трою я вступил глухой ночью. Как ни странно, при свете луны было настолько темно, что я практически ничего не видел, лишь зловещими тенями высились над моей головой стены. Я заметил тусклые фонари у ворот, едва мы миновали могучий старый дуб, точно скрипевший и вздыхавший от ночного ветра: постоянные ветры Илиона согнули старое дерево.

К воротам мы приближались по дороге, тянувшейся вдоль стен. Прямо перед воротами, по другую сторону дороги, поднималась еще одна стена так, чтобы любого приближавшегося к Трое можно было обстрелять с обеих сторон, а не только спереди.

Оказалось, ворота защищает лишь небольшой отряд.

«Наверное, все силы троянцев сейчас сконцентрированы в лагере на берегу», – подумал я. В открытом проеме стояли трое молодцов, их длинные копья были прислонены к каменной стене. Еще несколько человек держались за ними и стояли на стене сверху.

Широкая немощеная улица проходила между двухэтажными домами. Холодный бледный свет луны бросал глубокие темные тени на закрытые окна. Ни на главной улице, ни в боковых переулках не видно было ни души, даже бродячая кошка ни разу не перебежала дорогу.

Полидамас оказался человеком молчаливым. Ни слова не говоря, он подвел меня к низкому сооружению и впустил в крошечную комнатку, освещенную желто-голубым огоньком, мерцавшим над небольшой медной масляной лампой на трехногом деревянном столе. В комнатушке стояло узкое ложе, покрытое грубым шерстяным одеялом, сундук из кедра и больше ничего.

– Тебя призовут к царю нынче же утром, – сказал Полидамас.

Произнеся самую длинную фразу за всю ночь, он оставил меня, тихонько прикрыв за собой деревянную дверь и заперев ее на засов. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться, откинуть колючее одеяло и растянуться на пружинившей постели с тонким перьевым матрасом, лежавшим на переплетенных веревках.

В полудреме меня вдруг осенило, что Золотой бог вновь может вторгнуться в мой сон. Какое-то время я пытался заставить себя пробудиться, но усталость победила волю, и глаза мои закрылись. Я успел лишь подумать о том, что неплохо бы в этом сне пообщаться с другими творцами; скажем, с Зевсом, явно сомневавшимся в разумности планов Золотого бога, или с той женщиной, которая открыто противостояла ему.

Но если что-то и снилось мне в ту ночь, пробудившись, я ничего не мог вспомнить. Меня разбудил грохот засова. Я резко сел и потянулся к кинжалу, лежавшему на постели рядом со мной около стены.

В комнату вошла служанка. Она принесла корзину с едой и кувшин с козьим молоком. Повернувшись ко мне, она увидела, что я сижу обнаженный и потому чувствую себя беззащитным; улыбнувшись, женщина с легким поклоном поставила завтрак на кедровый сундук, а потом попятилась и закрыла за собой дверь. Снаружи донеслось дружное хихиканье нескольких женщин.

Коротко стукнув в дверь, в комнату вошел троянец. Он казался скорее придворным, чем воином: высокий, но с округлыми плечами, мягкотелый, с большим брюшком… Седобородый и лысый, он был одет в тунику с богатой вышивкой и длиннополый плащ темно-зеленого цвета.

– Я должен доставить тебя в тронный зал царя Приама, как только ты завершишь утреннюю трапезу.

Я вовсе не хотел торопиться и обрадовался тому, что услышал. Троянец-придворный проводил меня до уборной за домом, потом мы вернулись в комнату, и я умылся. Завтрак состоял из фруктов, сыра и лепешек, я запивал еду козьим молоком. Завтракали мы в большой кухне перед домом. Почти половину комнаты занимал большой круглый очаг, расположенный под отверстием в крыше. Сейчас он выглядел холодным и пустым, серый пепел покрывал уже долгое время не разжигавшиеся уголья.

Через открытое окно я разглядывал мужчин и женщин, занятых обычными утренними делами. Служанки, приставленные к нам, поглядывали на меня с нескрываемым любопытством. Придворный не обращал на них внимания, лишь беспрестанно посылал за фигами и медом.

Наконец мы вышли из дома и двинулись по главной улице Трои, поднимавшейся к величественному сооружению с изящными каннелюрами[2 - вертикальные желобки на колоннах] на колоннах и круто изогнутой крышей.

«Дворец Приама, – догадался я. – Или главный храм города. А может, и то и другое».

Солнце еще только поднималось, но все же идти по улице было куда приятнее, чем по продуваемой ветрами равнине.

– Нам туда? – указывая на дворец, спросил я.

Придворный едва заметно кивнул:

– Да, конечно, во дворец царя. Более великолепного сооружения на свете нет, разве что в Египте.

Я удивился тому, насколько маленьким оказался город и насколько он переполнен людьми. Дома и лавки жались друг к другу. Не вымощенная камнями улица в середине имела желоб, чтобы вода стекала по нему во время дождя. Колеса телег прорезали в ней глубокие колеи. Спешившие по делам мужчины и женщины казались любопытными и любезными. Они улыбались и кланялись мне, пока я шел во дворец.

– Царевичи Гектор и Александр живут во дворце. – Придворный исполнял роль проводника. Он показал вдаль: – Там, возле Скейских ворот, находятся дома младших царевичей и знати. Отличные дома, таких не увидишь в Микенах и даже в Милете.

Теперь мы шли по рыночной площади. Перед высокими двухэтажными домами располагались навесы, впрочем, я не увидел там товара: немного хлеба, сушеные фрукты, скорбно блеявший ягненок. И все же торговцы, женщины и мужчины, радостно улыбались.

– Ты принес нам перемирие, – объяснил придворный. – Сегодня селяне смогут доставить продукты на рынок. Дровосеки отправятся в лес и привезут топливо. Люди благодарны тебе за это.

– Значит, люди уже устали от осады? – пробормотал я.

– Конечно, в некотором роде. Но паники нет. В царских хранилищах зерна хватит на целый год! А водой город снабжается из источника, который находится под покровительством самого Аполлона. Когда же нам действительно необходимо топливо и скот или еще что-либо, наше войско устраивает вылазку. – Он чуть вздернул свою седую бороду. – С голоду мы не умрем.

Я ничего не ответил.

Мое молчание он принял за нежелание в открытую возражать ему.

– Погляди на эти стены! – с воодушевлением воскликнул троянец. – Ахейцам никогда не взять их.

Я взглянул на могучие стены, вздымавшиеся над домами; высокие, они действительно казались крепкими и неприступными.

– Строить их старому царю Лаомедону помогали сами Аполлон и Посейдон, с тех пор они выдержали все приступы. Правда, Геракл однажды взял город штурмом, но ему помогали боги. Однако он не попытался штурмовать город с западной стороны, где стоят самые старые стены… Впрочем, это было очень давно.

Я насторожился. «Итак, старые стены слабее?» Сообразив, что проговорился, проводник мой покраснел и умолк. Остальную часть пути до дворца мы прошли молча. Вооруженные воины развели копья перед нами, пропуская в тень колоннады, и мы вошли в прохладное помещение, которое вовсе не было выложено мрамором, что сильно удивило меня. Колонны и прочные стены дворца, видимо, высекли из сероватого гранита, отполированного до блеска, пол покрывала яркая мозаика. Оштукатуренные стены были раскрашены в желтые и красные цвета, вдоль потолка бежал то синий, то зеленый бордюр.

Солнце припекало, но внутри царила прохлада. Прочные каменные стены надежно скрывали от жгучих лучей светила внутренние помещения дворца. Росписи на стенах завораживали: очаровательные женщины и стройные мужчины разгуливали по зеленым полям и среди высоких деревьев. Никаких битв, охот, сцен, подчеркивающих величие царской власти и ее жестокость. Вдоль коридора стояли статуи, то в рост человека, то поменьше, некоторые настолько огромные, что головы их или воздетые руки едва не касались полированных балок высокого потолка.

– Боги нашего города, – объяснил мой провожатый. – Перед войной почти все эти изваяния стояли за его пределами, у каждых из четырех городских ворот. Мы доставили их сюда, чтобы спасти от грабителей ахейцев.

– Естественно, – согласился я.

Статуи оказались мраморными и, к моему удивлению, ярко раскрашенными. Волосы и бороды чернели вороным крылом, отливая синевой. Туники и плащи светились чистым золотом, украшали их настоящие драгоценные камни. Анатомические подробности целиком совпадали с человеческими, а нарисованные глаза были выполнены столь выразительно, что казалось, словно на самом деле следили за мной.