Месть Ориона

Улыбка красавицы сделалась игривой и кокетливой.

– Неужели я не могу познакомиться поближе со столь симпатичным незнакомцем… высоким, широкоплечим? В одиночку преградившим путь Гектору и его колесницам?

Я слегка поклонился:

– А можно ли тебе задать вопрос, моя госпожа?

– Можешь… но дать ответ я не обещаю.

– Весь мир гадает: в самом ли деле похитил тебя Александр или же ты по своей воле оставила Спарту?

Улыбка не исчезла с ее губ. Напротив, она сначала сделалась шире, затем Елена перестала сдерживаться, откинула голову и расхохоталась от всего сердца.

– Орион, – сказала она наконец с явным интересом. – По-моему, ты не понимаешь нас, женщин.

Должно быть, я покраснел, соглашаясь с нею:

– Возможно.

– Знаю лишь одно, – чуть помолчав, продолжала Елена. – Не имеет значения, как и почему я последовала за Александром в этот великий город, но по своей воле я в Спарту не вернусь. – И прежде чем я сумел что-либо сказать, она торопливо добавила: – Нет, я ничего не имею против Менелая, моего первого мужа. Он был добр ко мне.

– Но Александр добрее?

Она развела руками:

– Оглянись, Орион! Если у тебя есть глаза, раскрой их! Какая женщина согласится оставаться женой ахейского царька, если она может стать супругой царевича Трои?

– Но, Менелай – царь…

– О, цари ахейцев ценят своих цариц куда меньше, чем собак или лошадей. Женщина в Спарте – рабыня; жена ты или наложница… разница не велика. Неужели ты думаешь, что женщину пускают в величественный тронный зал дворца в столице Спарты, когда является вестник с посланием царю? Или же иначе бывает в Микенах у Агамемнона… или у Нестора в Пилосе, или у Одиссея на Итаке? Конечно же нет, Орион. А в Трое женщин считают людьми. Цивилизация.

– Значит, госпожа, ты выбрала Трою, а не Александра? – отвечал я.

Она приложила палец к губам, словно обдумывая те слова, которые намеревалась произнести.

– Меня выдали за Менелая, – я не выбирала его. Все молодые ахейские господа добивались меня… моего наследства. Решил за меня отец. Если волей богов ахейцы выиграют эту войну и мне придется вернуться в Спарту к Менелаю, я вновь сделаюсь вещью.

– А ты согласишься возвратиться к Менелаю, если такой же ценой Троя избегнет разрушения?

– Пустое! Или ты думаешь, что Агамемнон защищает честь своего брата? Ахейцам нужно сокрушить этот город, а я – всего лишь предлог для ведения войны.

– Я слышал такую версию… в лагере ахейцев.

– Приаму долго не протянуть, – продолжила Елена. – Гектор погибнет в бою… Так ему предсказано. Но Троя, возможно, и устоит даже в случае гибели Гектора.

Я задумался: «Если Гектора убьют, Александр станет царем… а Елена – царицей Трои».

Она строго посмотрела на меня и закончила свою речь словами:

– Орион, передай Менелаю: если он хочет, чтобы я вернулась, пусть завоюет меня в бою. Я не стану добровольно повиноваться тому, кто проиграл войну, чтобы утешить его в поражении.

Я глубоко вздохнул. Итак, Елена гораздо мудрей, чем я полагал. Сама она, вне сомнения, мечтает, чтобы в войне победила Троя… Елена хочет остаться здесь и когда-нибудь сделаться царицей. И все же просит передать бывшему мужу, что вернется к нему, если он победит. С моей помощью предупреждает, что возвратится в Спарту и будет смиренной ахейской женой, если… если Трою сожгут дотла.

Умнейшая женщина! Ей безразлично, кто победит, в любом случае она сохранит свою очаровательную шкуру.

Мы поговорили еще некоторое время, но стало ясно, что Елена уже исполнила свое намерение: сообщила свое решение, которое я должен передать ахейцам. Наконец она поднялась, давая понять, что наша встреча окончена. Я в свою очередь отправился к входной двери. Снаружи меня ожидал стражник, чтобы проводить обратно в тронный зал.

Просторное помещение пустовало – там не было никого, кроме придворного, проводившего меня утром. Между колоннами разносилось гулкое эхо.

– Царь, царевичи и их приближенные размышляют над твоим предложением, – прошептал он. – Придется еще подождать.

Ничего другого не оставалось. Миновав несколько залов и палат дворца, мы оказались во дворе, который пересекали утром. Горячие лучи солнца коснулись моих обнаженных рук. Прогуливаясь в саду, я приблизился к небольшой статуе Афины. Древняя фигурка, пострадавшая от дождей и ветров, была чуть выше моего плеча. В отличие от огромных изваяний, она оказалась нераскрашенной. Впрочем, скорее всего, краска просто давно сошла и с тех пор не обновлялась. Афина, богиня-воительница, стояла в длинном до пят одеянии, держа в руках копье; шлем с гребнем, сдвинутый на затылок, открывал лицо.

Увидев его, я едва не испустил дух. Это было лицо моей любимой женщины… богини, которую убил Золотой бог.

11

Итак, мой творец не лгал мне – боги действительно смертны. Значит, не обманул он меня и в остальном: ни он, ни подобные ему не испытывают жалости и милосердия к людям. У богов свои игры… Они устанавливают правила, а мы, жалкие, лишь пытаемся осознать их деяния и угадать их желания.

Я пылал благородным гневом. Если они смертны, значит, бога можно убить.

«Я убью Аполлона. Обязательно», – вновь пообещал я себе. Но как и когда сделаю это – я еще не знал, даже представления не имел. Однако я поклялся тем святым огнем мести, что пылал в моей душе, уничтожить Золотого бога, сколько бы времени ни ушло на это и какую бы цену ни пришлось мне заплатить.

Я еще раз взглянул на садовые цветы, росшие в сердце дворца Приама. Да, отсюда я и начну. Аполлон хочет, чтобы я спас Трою, чтобы сделал ее центром империи, которая в будущем объединит Европу и Азию. Значит, я уничтожу этот город, сровняю с землей, перебью жителей и испепелю их дома.

– Орион.

Я заморгал, словно очнувшись ото сна. Возле меня стоял Гектор. Шагов его я не слышал.

– Царевич Гектор, – проговорил я.

– Пойдем, выслушай наш ответ Агамемнону.

Я последовал за ним на другую половину дворца. На Гекторе была все та же простая туника, почти ничем не украшенная… Ни оружия, ни драгоценностей – ничего, что говорило бы о его высоком положении. Но благородство его ощущалось буквально во всем, и любой, кто видел его, инстинктивно понимал, что перед ним человек, исполненный достоинства и чести. Шаг за шагом следуя за Гектором по залам дворца, я вновь заметил, как иссушила его долгая война. Бородатое лицо осунулось, морщины залегли в уголках губ и глаз. Лоб перечеркнула тревожная складка.

Мы прошли через весь дворец и начали подниматься по узким ступеням винтовой лестницы в сумраке, который рассеивался лишь слабым светом, проникавшим сквозь редкие щели окон. Все выше и выше вились крутые ступени: восстанавливая дыхание, совершая круг за кругом, мы наконец добрались до низкой квадратной двери и вышли на помост на верху самой высокой из башен Трои.

– Скоро подойдет Александр, – проговорил Гектор, приближаясь к зубцам, которые, как клыки великана, охватывали площадку. День был в разгаре, и припекало яркое солнце, но холодный ветер с моря трепал нашу одежду и ерошил каштановые волосы Гектора.

Отсюда сверху я видел лагерь ахейцев, дюжины черных кораблей, вытащенных на берег за песчаной насыпью… Перед ней тянулся ров – его я помогал углублять всего лишь двое суток назад. Войско троянцев рассыпалось по равнине, шатры и повозки повсюду стояли на вытоптанной земле, тонкие струйки дыма змеились над очагами, исчезая в кристально чистом небе. С юга равнину ограничивала широкая река, впадавшая в бухту, на севере протекал ручеек. Лагерь ахейцев флангами расположился по обеим речным руслам.

Небольшие волны набегали на берег. Вдали у горизонта огромной каменной глыбой вставал остров, дальше синел в далекой туманной дымке другой.

– Ну, брат, ты уже сообщил?

Я обернулся, – к нам торопился Александр, в отличие от Гектора в тонкой дорогой тунике, которую сверху покрывал вполне подобающий царевичу голубой плащ, с мечом на украшенном драгоценностями поясе. Золото и камни сверкали и на его пальцах, и на шее. Тщательно подстриженные и расчесанные кудри и борода поблескивали, умащенные ароматным маслом. На лице Александра я не заметил морщин, хотя он был не намного младше своего брата.

– Я дожидался тебя, – сказал Гектор.