Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда

Судьба нашего мира – забота каждого отдельного человека, но, как и все привычные вещи, ее часто принимают как должное. Как бы мы ни отличались друг от друга, каждый из нас – пассажир на одном и том же огромном корабле, и это наш биологический вид нанес природе такой большой ущерб. Несмотря на это, человечество в целом винить нельзя. Повсюду, от процветающих западных стран до китайских провинций, люди разрушают планету не ради выживания, а для поддержания системы, о существовании которой мало кто даже догадывается.

Восемьдесят три процента мировой экономики находится под контролем пятой части населения, состоящей из богачей. Тридцать пять крупнейших субъектов экономики – это корпорации, и только пятнадцать – правительства. Резонно сделать вывод, что миром управляет в своих интересах транснациональный капиталистический класс – корпоративная олигархия, которая может прикрываться и демократическим строем, и режимом диктатуры. Каждое правительство на самом деле является пешкой в руках экономических сил, как это определено элитным сверхбогатым меньшинством. Ослепленное властью и жадностью, это меньшинство вовсе не обеспокоено надвигающимся экологическим кризисом. Возможно, его представители думают, что смогут избежать этого кризиса, так же как избежали экономических трудностей, которые пришлось пережить другим. Или, возможно, полагают, что кризис все равно случится – что невозможно избежать „неизбежного“, – и поэтому лучшим вариантом будет наслаждаться жизнью в полной мере. В любом случае, намеренно или подражая опыту предыдущих поколений, мировая олигархия является главным архитектором разрушения планеты.

Люди начинают понимать, что Земля – это гигантский остров Пасхи, и она будет подвергаться разрушениям до своего полного уничтожения. Предпринимаются медленные, осторожные шаги, но их недостаточно. Потребовалось бы радикальное изменение в поведении человечества, чтобы избежать того, что предсказано учеными. А изменение поведения требует изменения мышления.

Человечество лишь сравнительно недавно осознало, что планета представляет собой тонко сбалансированную, взаимосвязанную систему; что ее ресурсы и биологическое разнообразие могут быть легко уничтожены; что каждая экосистема является сложной сетью взаимозависимых видов. Вместо того чтобы рассматривать жизнь как гонку биологических вооружений, в которой каждый вид конкурирует с другим, мы начинаем понимать, что она больше похожа на симбиотические отношения, в которых все виды играют свою особую роль в поддержании друг друга. Люди зависят от этого симбиоза: от митохондрий в каждой из наших клеток (отдельная форма жизни, которая дает нам энергию) и бактерий в нашей пищеварительной системе до потребляемой нами пищи и кислородно-азотной смеси в воздухе, которым мы дышим. Само наше существование связано с другими видами. Несмотря на это, человечество продолжает идти по безжалостному пути разрушения и слепой конкуренции – и все это во имя „прогресса“.

Как же обманчиво это слово – „прогресс“. Часто им заменяют, если не полностью к нему приравнивают, слово „рост“. В современном обществе оно, как правило, означает только одно: больше. Больше домов, больше дорог, больше рабочих мест… больше денег. А тем временем, по мере того как все это строится и накапливается, разрушается то, на чем все держится. Мир не бесконечен, его ресурсы не безграничны. Если человечество хочет выжить, оно должно пожертвовать стремлением к „прогрессу“ и заменить его возобновлением ресурсов. Каждый раз, когда нам обещают „прогресс“ или „рост“, необходимо задать два вопроса: для кого и на какой срок?

„Экономика“ – это еще один обманчивый термин. В современной социально-экономической системе экономика принимает во внимание не счастье населения или экологическое богатство окружающей среды, а скорее оборот и накопление эзотерической субстанции, известной как капитал. Возможно, это самая грандиозная афера из всех существующих. Лишь немногие понимают, что почти все деньги создаются более или менее из воздуха; это утверждение лишь отдаленно соответствует реальности. Например, более 90 % денежной массы Великобритании создается коммерческими банками за счет процентных кредитов – и этот сценарий повторяется по всему миру.

Рост цен на продовольствие, налогов и инфляции означает усиление давления на тех, кто находится в нижней части пирамиды. Можно легко провести параллель с феодальной Британией, где богатые лорды увеличивали налоги на население, чтобы поддерживать свой роскошный образ жизни. За жадность и глупость высшего класса всегда будет расплачиваться низший класс. Стало очевидно, что я мог бы сыграть роль героя, следуя по стопам человека, который жил в похожие времена, – легендарного преступника, нарушавшего закон, чтобы дать богатство и справедливость простым людям.

Я мог бы стать современным Робин Гудом».

3

Сейчас конец марта 2016 года, и я нахожусь в маленькой унылой переговорной комнате, расположенной над благотворительным магазином в Бристоле. Напротив меня сидит Стивен, сжимая в ладонях кружку с чаем. Это наша первая встреча. На первый взгляд мне показалось, что он тихий, неприметный и не очень-то любит смотреть в глаза людям. Вообще-то, все в нем, кажется, рассчитано на то, чтобы не привлекать внимания: от простой футболки и спортивных брюк до короткостриженых темных волос и простых прямоугольных очков. Пять минут назад два дружелюбных пожилых волонтера в благотворительном магазине подсказали мне, где я могу найти Стивена. И когда они направили меня к лестнице в задней части здания, я не мог не задаться вопросом: знают ли они? Действительно ли они знают, кто такой Стивен? Имеют ли они хоть какое-то представление о том, что он сделал? Или где он побывал? Как бы они отреагировали, спрашиваю я себя, если бы услышали, что у Интерпола, ФБР и полиции четырех разных стран есть досье на застенчивого молодого человека, который работает наверху? Пока я размышлял об этом, пожилые добровольцы уже вернулись к раскладыванию потрепанных коробок с мозаикой на полках. Поэтому я благодарю их и поднимаюсь по лестнице. Стивен уже молча ждет меня на ее верхней площадке. У него бесстрастное выражение лица, но он не сводит с меня глаз, пока я поднимаюсь.

Представившись, я пытаюсь завязать беседу, пока Стивен ведет меня по пустому, оформленному в серо-бежевых тонах офисному пространству, где арендует стол. Быстро становится ясно, что он не очень хорош в светской беседе. На открытые, предполагающие развернутый ответ вопросы он отвечает коротко и прямо, часто одним словом. Повисает пауза, долгая и непрерывная. Я напоминаю себе, что этот молодой человек провел месяцы в одиночном заключении в условиях, приравненных к пыткам как Организацией Объединенных Наций, так и организацией «Международная амнистия», что он просидел за решеткой почти до своего тридцатилетия. В прошлом, 2015 году, в мае, его освободили из тюрьмы условно, и по его манерам трудно понять, нервничает ли он, подозрителен или просто у него нет настроения вести болтовню, которое общество навязывает в качестве правила хорошего тона. Он заваривает нам чай, и мы перемещаемся в убогую комнату, где едва хватает места для круглого деревянного стола и пары стульев. Когда Стивен закрывает за нами дверь, я достаю блокнот и кладу свой цифровой диктофон на стол между нами. Стивен делает паузу, смотрит на диктофон, и впервые на его губах появляется застенчивая улыбка.

Обхватив руками чашку с чаем, он признается, что ему непривычно наконец-то говорить с кем-то напрямую обо всем, что произошло. Обо всем, что он сделал.

– Оглядываясь назад, я поражаюсь своей наивности, – мягко произносит Стивен, не сводя глаз с диктофона на столе. – Своей неспособности полностью осознать результаты своих действий. Я не просто сбился с разумного пути, но и не понимал как окружающий мир, так и последствия своих поступков. – Он поднимает взгляд и делает паузу, подбирая слова: – Я думал, что совершаю нечто необходимое и правильное. Но теперь я понимаю, что нет, нет, это не так.

Две недели назад я наудачу позвонил по номеру телефона с кодом города Бристоль. Ответил тихий, несколько настороженный молодой человек, и когда я представился и спросил, можно ли поговорить со Стивеном Джекли, то на секунду подумал, что на том конце провода положили трубку. Но затем человек мне ответил, что Стивен сейчас не может подойти к телефону, но я могу написать в электронном письме, что мне от него надо. Я так и поступил: написал, что я журналист, слышал о совершенных Стивеном ограблениях, его одержимости Робин Гудом и о том, как его в конце концов задержали во время попытки совершения «миссии» в США. Я признался, что хотел бы понять, как застенчивый, неприспособленный к общению с людьми студент географического факультета, выросший в сельской местности Девона, пришел к решению, что его «долг» – слово, которое он часто использовал, – грабить богатых и отдавать деньги бедным в разгар мирового финансового кризиса. Я хотел знать, каким образом Стивену удалось украсть из банков тысячи фунтов, скрываясь от полиции в течение нескольких месяцев, а еще как и почему он в конечном итоге оказался в одиночном заключении в крошечной бетонной камере изолятора в блоке строгого режима американской тюрьмы. Я завершил свое письмо предложением встретиться и поговорить обо всем этом. Честно говоря, я не ожидал, что Стивен согласится, но решил все же попытать счастья.

Через три часа я получил короткий ответ. Стивен сообщил, что готов дать интервью. Вот так я и оказался вместе с ним в странной маленькой комнатке над благотворительным магазином в Бристоле. За чаем он начинает говорить, сначала неуверенно, но постепенно становясь все увереннее. Стивен не тараторит и не бормочет себе под нос, а произносит слова с той размеренной, слегка казенной четкостью, которая, как бы иронично это ни прозвучало, напоминает мне манеру речи полицейского. У него легкое косоглазие. Через некоторое время я понимаю, что Стивен выглядит очень усталым. Мы беседуем уже около двух часов, обсуждая его преступления, его двойную жизнь в роли скромного студента-географа и потенциального Робин Гуда, использующего определенные методы.

– Любой, у кого есть хотя бы половина мозга, может ограбить банк, – неоднократно, размеренным тоном повторяет мне Стивен. – Не хочу никого провоцировать на преступления, но ограбить банк невероятно легко.

Однако сильнее всего Стивен хочет донести до меня, что совершенные им ограбления банков, по крайней мере поначалу, были вызваны искренним желанием сделать что-то хорошее. Изменить мир к лучшему.

– В прессе меня изображали сумасшедшим студентом университета, который внезапно решил грабить банки, – говорит он. – Но это не было импульсивным решением. Идея пришла ко мне постепенно, и на меня повлияли разные факторы.

Стивен раскаивается в своих действиях, в том, что наводил на людей ужас. У меня складывается твердое впечатление, что он до сих пор пытается осознать, как и почему его прежняя тихая, уединенная жизнь превратилась в такую безумную, непредсказуемую драму. Только заново прослушав наше интервью, я понимаю, что в Стивене показалось мне самым странным. Слушая, как он твердым, размеренным тоном рассказывает о своих безумных, опасных и дерзких поступках, я понимаю, что ожидал увидеть кого-то другого. Учитывая масштаб и размах его преступлений, учитывая хаос, который Стивен вызвал, я представлял, что он окажется какой-нибудь экстраординарной персоной, неким харизматичным гением, кипящим энергией и обладающим прозорливостью. Настоящим Робин Гудом. Стивен же кажется… нормальным. Или если не совсем нормальным, то почти: всего на полшага отстающим от понятия «нормальный человек», который мог бы легко прожить свою жизнь так же тихо, неприметно, как Стивен, на первый взгляд, делает это сейчас.

До череды совершенных ограблений у Стивена не было ни судимости, ни даже мимолетного нездорового интереса к преступлениям. Прежде ему нравились прогулки по горам, естествознание, астрономия и философия. Стивен любил «Звездный путь», «Властелин колец», «Краткую историю времени», а также писал стихи. Он хотел получить степень по географии. Найти работу. Познакомиться с хорошей девушкой. Это нормальные желания. Подростком по мере взросления его все больше беспокоило пренебрежение человечества к окружающей среде и все больше злило неравенство, установленное мировым капитализмом. Сегодня эти проблемы настолько у всех на слуху, что ими озабочены миллионы людей, и это воспринимается как норма. Переживать и злиться из-за них – в порядке вещей.

Интервью со Стивеном вышло в газете «Таймс». В последующие недели мы поддерживали связь. Я все спрашивал, не согласится ли он дать еще одно интервью, и в конце концов уговорил его. Мы беседовали по телефону в течение нескольких часов и планировали делать это снова. Шли месяцы, и мы регулярно разговаривали. Иногда Стивен приезжал в Лондон, и мы договаривались встретиться в кафе, вегетарианских ресторанах или в редакции «Таймс», чтобы я мог подробнее расспросить его. В таких случаях я пытался воссоздать картину жизни Стивена, хотя это было нелегко, потому что все в ней казалось непостоянным и ненадежным. Он жил в Бристоле. Затем переехал в Глазго. Провел много времени в южной Европе, где вел аскетическую жизнь и работал на ферме. Стивен никогда не упоминал, есть ли у него девушка. Он никогда не упоминал ни о каких друзьях. Вряд ли у него остались родные. Стивен был единственным ребенком в семье, его отец умер в 2008 году, а мать скончалась в 2018 году. Большинство родственников так или иначе отреклись от Стивена после того, как его преступления были раскрыты. Я знал, что он поддерживает связь с офицером по условно-досрочному освобождению, но в остальном, думаю, Стивен казался мне самым одиноким человеком на свете.

Иногда я отправлял ему вопросы по электронной почте или просил дать более подробную информацию по определенным темам и получал вдумчивые и очень подробные ответы, зачастую сравнимые по размеру с эссе. Стивен полагает, что обладает в каком-то роде фотографической памятью, поскольку нередко ему удается вспомнить длинные последовательности цифр и набросать сложные планы этажей американских тюремных блоков строгого режима. Временами, рассказывая, как он намеренно запугивал сотрудников банка, чтобы заставить их передать деньги, Стивен закрывал глаза и, казалось, буквально сворачивался в клубок от самобичевания. Однажды сырым зимним вечером мы едим вегетарианские гамбургеры в кафе Восточного Лондона и обсуждаем преступления Стивена, и в какой-то момент эмоции настолько захлестывают его, что он обрывает разговор и обхватывает голову руками.

– Что я творил? – тихо спрашивает он себя.

Снаружи льет дождь, и, кажется, мы очень долго сидим в молчании.

На одну из наших встреч Стивен приходит с большими пластиковыми пакетами в руках. Некоторые из них прозрачные, и на них большими синими буквами написано «ТЮРЕМНЫЕ СЛУЖБЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА». В этих пакетах лежат десятки записных книжек, блокнотов для рисования и картонных конвертов, заполненных множеством страниц переписки, тюремными бумагами, юридическими документами и многим другим. Записи в блокнотах относятся к ранней юности Стивена, когда он впервые начал вести дневник. Отчасти еще и поэтому властям было довольно легко добиться обвинительного приговора после ареста Стивена: он уже во всем признался. Эти блокноты также содержат множество стихов, эссе, рассказов, космологических теорий и сделанных карандашом набросков пейзажей. Помимо всех этих бумаг Стивен передает мне старые семейные фотоальбомы и рулоны непроявленной пленки. На них, как оказалось, десятки фотографий ландшафта Девона, от выстроенных в круг на высокогорье мегалитов, продуваемых ветрами с болот, до размытых снимков скальных образований, значение которых может знать только Стивен.

Я забираю эти пакеты домой и начинаю шаг за шагом разбирать их содержимое. Блокноты на кольцах. Рабочие тетради формата А5. Мысли и чувства, нацарапанные на обороте ксерокопий тюремных правил. Тихая жизнь молодого человека в виде сотен тысяч слов, в основном написанных от руки на листах, сложенных неровными стопками на полу моей спальни.

Я залезаю наугад в один из пластиковых пакетов, вытаскиваю оттуда несколько скрепленных листов бумаги и обнаруживаю, что это копия жалобы, которую Стивен подавал из тюрьмы в министерство юстиции Великобритании в 2013 году. Характер его жалобы? Он заключался в том, что тюрьма построена на месте обитания чибисов, а вокруг не установлено никаких скворечников для птиц. В графе, указанной в официальной форме жалобы, Стивен написал следующее:

«Вы должны спросить себя: что располагалось на этом месте до того, как здесь построили тюрьму? Если другое здание, то какое именно? Болото? Лес? Пахотные поля? В любом случае его законные обитатели (представители местной флоры и фауны) лишились собственности, и как государственный орган вы должны предпринять шаги, чтобы помочь существующим видам, т. е. популяции чибисов».

Я откладываю эту бумагу и тянусь за маленькой записной книжкой в черном переплете с красным корешком. Открыв ее примерно посередине, я вижу, что тут изложены, по-видимому, теории, касающиеся космологии и времени, сжимающихся и расширяющихся вселенных, возможностей существования различных измерений и путешествий со скоростью света. Записи датированы 2001 годом, когда Стивену было пятнадцать, и написаны от руки синей авторучкой. Почерк мелкий, и его трудно разобрать. На одной из страниц записи начинаются с цитаты: «Время – это основное движение существования» – и небольшой диаграммы, на которой «Начало», «Ничто» и «Конец» соединены между собой чередой стрелок, образующих петлю бесконечности, похожую на круговую железную дорогу. Рядом Стивен набросал мысль:

«Ничто стоит между началом и концом, а потому они являются единым „событием“.

В моей модели Вселенной есть ошибка: все свидетельства указывают на то, что произошел Большой взрыв, тогда как же Вселенная может расширяться и сжиматься, если конец совпадает с началом? С этим нужно разобраться!»

Я продолжаю листать страницы. Термины типа «гамма-лучи», «общая теория относительности» и «сверхмассивные черные дыры» то и дело мелькают в потоке корявых синих рукописных строк. На одной из страниц Стивен пишет, что в 9 часов вечера 14 декабря 2001 года наблюдал, как над Девоном появился «потрясающий метеор»: «Я смог увидеть зелено-белую полосу, протянувшуюся над горизонтом, а также видел, как она рассеялась. Мне и впрямь очень повезло».

В стопках блокнотов и между ними лежат пачки бумаг, похожих на ксерокопии отрывков из дневников. Стивен объяснил, что это копии, сделанные полицией, которые были использованы в качестве доказательств во время его судебного процесса. Связавшись с Королевской прокуратурой, чтобы попросить о возвращении оригиналов дневников, я выяснил, что те почти наверняка были уничтожены.

Однажды вечером, просматривая эту кучу бумаг, я нахожу одно из старых университетских эссе Стивена, озаглавленное «Социальный вред и социальная справедливость». В частности, в нем выделен один пункт:

«Понятие того, что представляет собой преступление, необходимо переоценить с точки зрения причиненного социального вреда. Во многих отношениях власть и авторитет являются величайшими легализующими силами на Земле. Они отделяют правильное от неправильного, справедливость от несправедливости, деловые операции от откровенного преступления. Богатство, власть и влияние мировых корпораций и правительств служат ширмой для их более гнусной деятельности, которая часто напрямую доходит до социального вреда и несправедливости… Таким образом, то, что в одном случае может рассматриваться как „справедливое“, по факту в остальном наносит огромный социальный вред. Чтобы по-настоящему оценить, что является социально справедливым, мы должны смотреть на вещи в мировом масштабе».

В короткой приписке в конце эссе Стивен отмечает, что эта тема охватывает «вопросы, вызывающие у меня сильные эмоции, но я попытался представить их на рассмотрение объективно».

Он не шутит по поводу «сильных эмоций». Однажды Стивен, запыхавшись, пришел на лекцию в университете сразу после ограбления банка. Он занял место в конце аудитории, сидел ровно и слушал внимательно. Однако, в отличие от прочих студентов на лекции, Стивен не вытащил тетрадь и ручку и не начал делать заметки. Вместо этого он держал свой рюкзак на полу, крепко зажав между ног, потому что в нем находились тысячи фунтов, только что украденных из международной банковской системы, которая, по мнению Стивена, уже рушилась под тяжестью собственной алчности.

4

С юных лет Стивен регулярно совершал получасовую поездку на автобусе из Сидмута в маленький, красивый кафедральный город Эксетер, чтобы провести день в публичной библиотеке. Он отправлялся туда в поисках тихого уголка, где можно исследовать любые темы, владевшие в то время его умом. Археологию. Астрономию. Теорию струн. Паровые двигатели. Реактивные самолеты. Танки. Ископаемые. Местная библиотека представляет собой большое блочное здание в стиле модерн, построенное в середине 1960-х годов: длинный бетонный прямоугольник высотой в три этажа с фасадом, почти полностью выполненным из стекла. Светлая, тихая и просторная, эта библиотека – излюбленное убежище для многих бездомных в городе, которые сидят и читают до закрытия. Порой десяти-одиннадцатилетний Стивен украдкой поглядывал на этих усталых с виду мужчин и женщин. Когда они улыбались ему, он тут же опускал взгляд в книгу. Это здание оставалось одним из его любимых мест на протяжении всей его юности и в ранней молодости.

В пятницу, 7 сентября 2007 года, двадцатилетний Стивен сел на автобус до Эксетера и отправился в библиотеку, которую так хорошо знал. Он был одет в черное шерстяное пальто чуть ниже колена, синие джинсы и белую футболку, а в руках держал белый пластиковый пакет. Остановившись возле узкой пустой улочки под названием Масгрейв-роу так, чтобы видеть библиотеку, он посмотрел на часы и понял, что пришел слишком рано. Некоторое время Стивен слонялся за углом, пряча лицо от прохожих. Потом снова посмотрел на часы, поднял взгляд и увидел фургон, припаркованный на Масгрейв-роу. Часы показывали 17.35, и Стивен точно знал, что произойдет дальше. Крепкий мужчина средних лет вышел из фургона и направился к запертой двери. Эта дверь была служебным входом в крупный филиал банка Lloyds TSB, а человек – курьером, приезжавшим по расписанию, он собирался отпереть дверь и войти в банк. Из-за своего угла Стивен наблюдал, как мужчина исчез в здании.

Прошла минута. Стивен дрожал. Яркое вечернее солнце отражалось в фасаде библиотеки за его спиной. Вокруг никого не было. С другой стороны Масгрейв-роу до Стивена долетал звук шагов людей, идущих по оживленной центральной улице. Внезапно служебная дверь банка открылась, и курьер вышел, направляясь обратно к своему фургону. Стивен сделал два неглубоких вдоха и шагнул вперед.

Курьер услышал за спиной шаги и инстинктивно обернулся. Он увидел человека в пальто с поднятым воротником и в черной суконной шляпе, низко надвинутой на лицо. А еще увидел дуло черного автоматического пистолета.

– Я вооружен, – отчетливо произнес преступник. – Открывай дверь.

Это было первое ограбление Стивена. Момент, к которому он старательно готовился.

– У меня не было ни малейшего представления, что могло бы пойти не так, – признается он позже. – Но, конечно же, все пошло не так.

Неделей ранее Стивен провел всю вторую половину дня в библиотеке. Он сидел на верхнем этаже за столом у одного из больших окон и, задумавшись о чем-то, принялся разглядывать вид снаружи. Но на самом деле смотреть там было не на что: из окна открывалась просто часть узкой, уединенной глухой улочки, заставленной мусорными баками, и служебные входы магазинов и предприятий, фасады которых выходят на Эксетер-Хай-стрит. Магазинов. Предприятий. И банков. Стивен не может вспомнить, что читал, когда вдруг бросил взгляд вниз из окна и увидел человека, который подошел к служебному входу в Lloyds TSB и открыл дверь. Несколько мгновений спустя Стивен увидел, как тот же самый человек вышел с сумкой, а потом сел в свой фургон и уехал. Стивен посмотрел на часы и записал время в блокнот. Было 17.35.

На следующий день Стивен вернулся в библиотеку, сел на то же место у окна и стал ждать. В конце концов прибыла та же машина, из нее вышел мужчина, вошел в банк через служебный вход и вскоре вернулся на улицу. Стивен посмотрел на часы и сделал еще одну пометку в блокноте. Все было почти так же, как и накануне. На следующий день Стивен вернулся, сидел на том же месте и смотрел в то же окно, изо всех сил стараясь казаться незаметным.

– Я постоянно читал, но попутно делал заметки о времени прибытия этого парня, – поясняет он.

И время прибытия, как с каждым днем становилось все более ясно, практически всегда совпадало. Поэтому действия мужчины в фургоне было на удивление легко предсказать. Стивен – неприметный молодой человек в очках, сидящий в окружении книг в публичной библиотеке, – почувствовал возможность. Возможность помочь изменить мир. Она была прямо у него под носом.

Вот почему в пятницу 7 сентября, когда на часах минуло 17.35, Стивен целился из пистолета в испуганного курьера и требовал, чтобы его впустили в банк. Он говорит, что помнит, как чувствовал беспокойство, но ему трудно описать, что, помимо этого, происходило у него голове в преддверии нападения.