Двор Карла IV (сборник)

– Ты имеешь вид неглупого мальчика, – прибавила она с новой ангельской улыбкой.

На это, я уверен, я не ответил ни слова. После непродолжительного молчания, во время которого мое сердце так сильно билось, что, казалось, оно готово было выскочить из груди, я набрался смелости, до сих пор не могу понять – каким образом, и сказал:

– А разве вы хотели бы взять меня к себе в услужение?

В ответ на эти слова Амаранта разразилась веселым смехом, услышав который я подумал, что сказал что-то неприличное. Я сию же минуту вышел из залы, нагруженный тарелками. В кухне я всеми силами постарался успокоиться и тут же сказал себе:

– Завтра же я расскажу обо всем Инезилье; посмотрим, что она думает об этом.

VII

Когда я вернулся в залу, все сидели в прежнем порядке, но скоро приход новой личности вполне изменил его. На улице послышались веселые голоса, звук гитар, и затем вошел молодой человек, которого я не раз видал в театре. Его провожали товарищи, но они простились с ним у крыльца. Он так шумно подымался по лестнице, что казалось, будто целое войско ворвалось к нам в дом. На нем был народный марсельский плащ, а на голове маленькая треугольная шляпа. В этом свободном костюме он вовсе не походил на аристократа, каким был на самом деле. Он всегда одевался так во время своих вечерних веселых похождений, и нужно отдать ему справедливость – этот залихватский вид необыкновенно шел ему.

Он был хорошо принят при дворе и служил в гвардии. Его умственное развитие не отличалось особенной глубиной, и большая часть его времени уходила на ухаживанья за женщинами.

– А, дон Хуан! – воскликнула Амаранта, увидев его.

– Милости просим, сеньор де Маньяра!

С приходом этого веселого, беззаботного молодого человека общество оживилось, как по мановению волшебной палочки. Я заметил, что в лице Амаранты появилось выражение какой-то презрительной дерзости.

– Сеньор де Маньяра, – решительно обратилась она к нему, – вы пришли как раз вовремя. Долорес недоставало вас.

Долорес взглянула на свою подругу уничтожающим взглядом, между тем как Исидоро весь побагровел от гнева.

– Дон Хуан, сядьте здесь около меня, – весело произнесла моя госпожа, указывая ему на кресло.

– Я не рассчитывал встретить вас здесь, сеньора герцогиня, – сказал вновь прибывший, обращаясь к донье Долорес. – Но меня что-то влекло сюда. Очевидно, сердце сердцу весть подает!

Долорес смутилась, но не в ее характере было высказывать это. Она засмеялась и начала перекидываться с Маньярой веселыми шутками. Маиквес с каждой минутой волновался все больше и больше.

– Сегодня счастливый вечер для меня, – сказал дон Хуан, вынимая из кармана шелковый кошелек. – Я был в одном знакомом доме и выиграл там около двух тысяч реалов.

Говоря это, он высыпал золото на стол.

– И что же, много было гостей? – спросила Амаранта.

– О, да! Мы очень приятно провели время.

– Для вас, – произнесла Амаранта почти дерзко, – может быть приятно только там, где вы встречаете Долорес.

Герцогиня снова выразительно взглянула на свою подругу.

– Я для этого и пришел сюда!

– Хотите попытать счастья? – спросила моя госпожа. – Карточный стол, Габриэль, принеси скорее карточный стол.

Я исполнил приказание, и молодой человек опытной рукою стал метать карты.

– Вы будете банкометом, – сказала ему донна Пепа.

– Прекрасно, идет!

Все стали выкладывать на стол золотые монеты и следить глазами за картами. В первые минуты слышались только восклицания: «Выиграл!» – «Проиграл!» – «Мне десять реалов!» – «Проклятая ставка!»

– Вам не везет сегодня вечером, Маиквес, – сказал Маньяра, загребая деньги артиста, который проигрывал каждую ставку.

– А мне, наоборот, страшно везет! – сказала моя госпожа, собрав в кучку свои выигранные монеты.

– О, сеньора Пепа, вы выиграли целое состояние! – воскликнул банкомет. – Но есть поговорка: «Кто счастлив в игре, тот несчастлив в любви».

– Вы представляете исключение из общего правила, – сказала Амаранта, – потому что вы счастливы и в том и в другом. Не правда ли, Долорес?

И, обратившись к проигравшемуся Исидоро, она прибавила:

– Эта поговорка также и не для вас, бедный Маиквес, потому что вы несчастливы и в любви, и в картах. Не правда ли, Долорес?

Герцогиня изменилась в лице. Мне показалось, что она хочет резко ответить своей подруге, но, сделав над собой усилие, она сдержалась. Маркиз все проигрывал, но не бросал игры, пока у него в кошельке не осталась последняя песета. Игра тянулась до часу ночи. Наконец, гости собрались расходиться.

– Я вам должен тридцать шесть дурро, – сказал Маиквес молодому человеку.

– Скажите, какую же пьесу вы предполагаете поставить в доме маркизы? – спросил его Маньяра.

– Мы остановились на «Отелло».

– Ах, это превосходный выбор! Я заранее восхищаюсь вами в роли ревнивого мужа.

– Быть может, вы хотите играть роль Яго?

– Нет, эта роль не по мне. К тому же у меня вовсе нет сценического таланта.

– Я помогу вам.

– Благодарю вас. А вы помогли донье Долорес выучить ее роль?

– Она знает ее превосходно.

– С каким удовольствием жду я этого вечера, – произнесла Амаранта. – А скажите, дон Исидоро, если бы все это случилось с вами лично, если бы любимая вами женщина обманула вас, то способны ли вы были бы на такую безумную ревность? Способны ли вы были бы убить вашу Дездемону?

Эта стрела была пущена в Долорес.

– Такие вещи делаются только на сцене! – воскликнул Маньяра.

– Я убил бы не Дездемону, а Родриго, – громко ответил Маиквес и пристально взглянул на молодого человека.

На минуту все примолкли. Изменившееся лицо Долорес выдавало ее внутреннее волнение.

– Сеньора Пепа, вы меня ничем не угостили сегодня, – сказал Маньяра. – Правда, что я ужинал, но теперь уже два часа ночи, и я охотно выпил бы что-нибудь.