Господство

Согласившись с его доводами, она больше не возражала.

– У нас у обоих должно быть оружие.

– Это идея.

Пенелопа шла за ним по коридору и думала: «Вот если бы это было в кино, Кевин держал бы меня сейчас за руку. Это был бы первый намек на роман, который бы потом завязался между нами».

Но они не касались друг друга – он даже не пытался, – и она была ему за это очень благодарна. Все эти киношные истории, когда волей обстоятельств двое оказываются рядом, вынужденные противостоять ужасной катастрофе, и между ними потом вспыхивает любовь, всегда казались ей надуманными и фальшивыми. Пенелопа с радостью отметила, что была права.

Так почему же в таком случае она об этом думает?

В технической кладовой они нашли все, что им было нужно, и даже больше: молотки, отвертки, лопаты, грабли, палки с острыми наконечниками для сбора мусора, ножницы для подрезания кустов и так далее. Пенелопа выбрала длинную отвертку «Филипс» и пару ножниц, засунула и то, и другое за пояс джинсов.

– Смотри только теперь наклоняйся осторожнее, – предупредил Кевин.

– Спасибо.

Парень взял несколько отверток, молоток, большие садовые ножницы и небольшой дротик с острием.

– Прекрасно. Теперь ты у нас будешь Рембо-садовник, – улыбнулась Пенелопа.

Кевин засмеялся.

«Это хороший знак, – подумала она. – То, что мы еще можем над всем этим шутить». Это придавало уверенности. Тот факт, что им, несмотря ни на что, удалось сохранить чувство юмора, делало все свершившееся не таким страшным. Юмор каким-то образом воздвигал барьер между ними и ужасом.

– У тебя есть часы? – спросил Кевин.

Пенелопа покачала головой.

– Вот, возьми мои. – Он расстегнул ремешок на запястье и протянул ей часы. – Поскольку у нас нет радиостанции, чтобы держать друг с другом связь, нужно определить время, когда мы здесь встретимся. Если ты не вернешься к этому часу, я буду знать, что что-то случилось, и пойду тебя искать.

Пенелопа кивнула и надела часы на руку.

– Сколько сейчас времени?

– Семь двадцать. Я вернусь в девять, – ответила девушка.

– О'кей.

Они направились к входной двери.

Подойдя к ней, остановились и посмотрели друг на друга.

– Будь осторожна, – сказал Кевин.

– Буду.

Пенелопа сделала глубокий вдох, открыла дверь и выглянула наружу. Воздух был прохладный, и дул легкий, но пронизывающий ветерок. С северной части города, оттуда, где располагались винные заводы, были слышны прилушенные крики, восклицания, как бы отголоски веселья. Поскольку все это происходило очень далеко, то звучало почти благостно, как будто люди там что-то празднуют.

Проверяя, нет ли кого поблизости, она посмотрела налево, затем направо. Горизонт был чист, и Пенелопа, не оборачиваясь на Кевина, быстро побежала через автостоянку на улицу, услышав, как за ней закрылась дверь.

Наконец-то тротуар. Теперь она увидела то, что нельзя было разглядеть из окна кабинета истории. Впереди на мостовой лежал перевернутый пикап и все еще горел, рядом на асфальте распростерлись два мертвых тела, как грязные потрепанные куклы. Она оглянулась и заметила какое-то движение. Небольшая группа людей, без сомнения, вооруженных и совершенно пьяных, обходила окрестности. Половина участников процессии была голая. Они двигались, направляясь к соседней улице, а другая группа, уже миновавшая перекресток, шла им навстречу. Девушка осмотрелась. Под деревом на видном месте валялась неразбитая бутылка, на треть наполненная вином. Она быстро схватила ее, вылила содержимое на голову и плечи, втерла вино в волосы и кожу, чтобы от нее пахло, как от пьяной, чтобы было видно, что она такая же, как они. А затем Пенелопа расстегнула блузку и обнажила грудь.

Вот теперь готова.

Но куда идти? Не домой, не на винный завод, это уж определенно. И не в полицию.

В пожарную команду. Она сказала об этом Кевину. Видимо, туда и следует отправиться в первую очередь. Даже если все пожарные перепились или преобразились, то должны же остаться хотя бы средства коммуникации. Совершенно очевидно, что все погромы, совершенные прошлой ночью, заранее спланированы не были. Это были случайные акции перепившихся… Как, собственно, их следует называть?

Поклонников Диониса? Скорее, фанатиков.

Конечно.

Ими руководили безумная похоть и слепая ярость.

Она встряхнула головой, пытаясь сосредоточиться.

Менады.

«Почему я не слышала этого слова прежде? Мои матери менады. Черт возьми, я сама менада. Что же они не сказали мне об этом раньше, хоть бы слегка намекнули… хоть как-то?»

А может быть, они пытались?

Она вспомнила рассказы, которые слышала в детстве, волшебные сказки о хаосе и кровавой похоти, о сброшенных с трона королях. В памяти всплыла одна из ее любимых историй, где действовала юная принцесса, которая, для того чтобы стать сильной и истребить стаю волков, захвативших ее отца, выпила магический эликсир.

«Может быть, этим они пытались как-то подготовить меня к…»

Она посмотрела вниз, на пустую бутылку на траве. От ее кожи, сдобренной вином, чудесно пахло, и где-то внутри поднималось сожаление, что зря она перевела его все. Надо было выпить хотя бы пару глотков.

Нет!

Кровь.

«Я должна быть сильной, иначе попаду в ловушку. И тогда конец».

Она оглянулась на школьное здание и нашла глазами окно кабинета истории. «Видит ли сейчас меня Кевин?» Шторы были задернуты. «Наверное, уже вернулся и смотрит», – подумала она и быстро взмахнула рукой. На всякий случай.

«Остается надеяться, что грудь мою он не заметит».

Да, задуманное, видимо, осуществить будет труднее, чем она думала.

Пенелопа начала двигаться по тротуару, удаляясь от горящего грузовика, пошатываясь, готовая сразу же притвориться пьяной, если кто-нибудь неожиданно появится. Где находится ближайшая пожарная команда, она не знала, но, предположив, что это в нескольких кварталах отсюда по направлению к центру, вычислила, что идет в правильном направлении.

Улица вся была захламлена. Повсюду были разбросаны лоскуты одежды, газеты, обрывки пакетов, разбитые бутылки и раздавленные банки. На газоне у одного из домов сцепившись лежали окровавленная пожилая женщина и голый мужчина. Пенелопа даже не поняла, жив ли кто из них, или оба мертвы, и поспешила мимо, перейдя с асфальта на траву, чтобы не создавать шума. Ладонь она все время держала на рукоятке отвертки, готовая вытащить немедленно, если кто-то из них пошевелится.

Она продолжала идти по улице. Тот невероятный ужас, какой она испытала ночью, прошел, и напряжение чуть-чуть ослабло. При дневном свете можно было уже не бояться, что кто-то выскочит из тени, но тревога не утихала. Ей казалось, что должно что-то случиться, она все время ожидала этого. На улице было спокойно, остались только следы ночных безобразий, но у нее было такое чувство, как будто город затаил дыхание и вот-вот всколыхнется.

Это напоминало ей затишье перед бурей.