Йомсвикинг

– Нет, они… Мы уже далеко уплыли.

На его губах появилась странная ухмылка. Он улыбался только половиной рта, как будто другая половина со шрамом закаменела.

– Меня зовут Хальвар. Мне нужна твоя помощь, Торстейн.

Его кошелек уже давно лежал на дне лодки, и он зашарил рукой, пытаясь его нащупать. В руке по-прежнему торчала стрела – это была левая рука, она безжизненно обвисла. Вторая рука поначалу казалась здоровой, но, когда он взялся за кошелек, я увидел рваную рану на внешней стороне у плеча. Должно быть, вода смыла кровь, но теперь она снова собиралась у края рукава и текла по пальцам.

– У тебя кровь, – заметил я.

– Да, – Хальвар глубоко вздохнул. – Знаю. Плыви дальше.

Вдруг я почувствовал удивительное облегчение оттого, что этот чужак сидит в моей лодке. Фенрир подошел к нему совсем близко и попытался слизать кровь с его руки. Хальвар не стал отпихивать его. Вместо этого он повернул голову ко мне и начал внимательно изучать: взгляд остановился на топоре и тесле, которые я накрепко привязал к банке перед собой. У самого Хальвара, похоже, оружия не было.

– В этом кошельке у меня серебро. – Он по-прежнему смотрел на топор. – Ты, конечно, можешь убить меня и забрать серебро себе. Но это было бы подлостью. А мне кажется, что ты не подлец.

– Нет, я не буду…

– Ты не пожалеешь, если поможешь мне. Я оплачу твои хлопоты серебром, но по-прежнему буду обязан тебе своей жизнью.

Эти слова означали гораздо больше, чем я мог тогда понять.

Остаток дня я плыл, пытаясь подобраться ближе к шотландскому берегу. К вечеру северный ветер загнал нас в длинный залив. Мне показалось, что у бухты залива стоит хутор, так что я причалил недалеко от устья. Я собрал плавник и развел костер под прикрытием больших камней. Хальвар уже был на ногах. Мы перетянули его рану на правой руке, но в левой по-прежнему торчала стрела.

Я с самого начала подозревал, что Хальвар – викинг. Шрамы на лице и теле были следами от оружия, а кожаный пояс на боку был потерт, скорее всего, сюда он цеплял топор. Отец не раз предупреждал, чтобы мы держались подальше от таких людей, добавляя, что добра от них не жди. Но мы с Бьёрном с увлечением слушали истории сыновей бонда об их родичах, многие из которых отправились на запад и вернулись с историями о своих славных деяниях на далеких берегах. В то время мы мало думали о том, что эти люди грабили других, отнимали золото и серебро и убивали, когда им вздумается. Но теперь прямо передо мной стоял вот такой грабитель, и я не знал, что мне думать обо всем этом.

Хальвар сказал, что я должен протолкнуть стрелу дальше, чтобы наконечник вышел с той стороны. Вытащить назад ее не получится из-за зазубрин на наконечнике. Затем он пробрался между двумя камнями на берегу и протянул мне руку с торчащей стрелой. Другой рукой он снял пояс, свернул и зажал кожу зубами.

Никогда раньше я не видел, чтобы человек терпел боль так стойко, как Хальвар, да и позже такие люди попадались мне нечасто. Стрела засела над костью предплечья, под мышцами я мог нащупать наконечник. Мышцы дрожали у меня под пальцами, пока я, ухватившись за древко, проталкивал стрелу дальше, мимо сустава и сквозь кожу. Хальвар не говорил ничего, только тихо рычал будто зверь. Когда наконечник вышел наружу, он выплюнул свой пояс и, покосившись на стрелу, стал мне объяснять, что я должен срезать оперение, но ломать стрелу не надо, я должен вытащить ее целиком. Если на то будет воля Одина, он однажды пустит эту стрелу в своих врагов. Так что я ухватил стрелу сразу за наконечником и медленным уверенным движением протащил древко сквозь его руку.

Весь остаток вечера Хальвар просидел с закрытыми глазами. Не знаю, спал ли он или просто отдыхал. В одной руке он держал стрелу, в другой – свой кошелек, иногда его ноги подергивались. Мы с Фенриром укрылись от ветра за лодкой, и я не спускал глаз с чужака. Хальвар сам стащил с себя рубаху, отрезал от ткани несколько полос и перевязал свои раны. Теперь он сидел, полуголый, покрытый шрамами, а над нами сгущалась ночная тьма.

Какое-то время я раздумывал, не стоит ли оставить его и уплыть, но потом отбросил эти мысли. Не только потому, что бросать раненого было бы подлым поступком, я боялся, что он успеет накинуться на меня. Теперь он вооружен, он вполне может убить меня этой стрелой. Хотя этот человек таков, что сумеет прикончить любого и безо всякого оружия.

Когда он поднялся, было уже совсем темно. Я его не видел в кромешной тьме, ведь небо было затянуто тучами. Но я услышал шорох его шагов по песку. А потом журчание струи в воде.

– Я из Йомсборга, – произнес он внезапно. – Ты о нем слышал, Йостейн?

Он назвал меня неправильно, но я ничего не сказал на это. Он был не тем человеком, с которым легко разговаривать, скорее, из тех, которым привычнее говорить самим. Как и все в то время, я слышал много историй о йомсвикингах, плавающих повсюду и сражавшихся в чужих краях. Я знал, что они живут в Вендланде, в неприступной крепости, окружающей гавань с тремя сотнями боевых кораблей. Слыхал я и то, что их вождь, по слухам, бессмертен, а отец его – сам Один. Имени вождя я не помнил. Возможно, потому, что я никогда по-настоящему не верил, что истории о яростных йомсвикингах – это что-то большее, чем легенды и сказки.

– Я ищу своих братьев, – прозвучал голос Хальвара. – Их взяли в плен после… некоторых разногласий.

Я вновь услышал шорох шагов. Хальвар уселся.

Ветер крепчал. Я встал и достал одну из своих шкур. У меня было две, вторую я отнес к Хальвару. Тот поблагодарил меня, когда я укрыл его шкурой.

– Ты хороший парень, – добавил он. – Хотя мне, пожалуй, лучше звать тебя мужчиной. Ты плывешь на собственной лодке, да и пес у тебя есть. Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– В этом возрасте я уже бился в своей первой битве. Где-то в Рогаланде. Я был с отцом.

Я не ответил. Меня бы не удивило, если бы Хальвар сказал, что стал воином в тот день, когда только родился.

– А ты, Йостейн, ты уже убивал?

Этот вопрос настиг меня, когда я возвращался к лодке. Я улегся, завернувшись во вторую шкуру с Фенриром в ногах. Отвечать не хотелось. Мне казалось, об этом лучше не говорить.

– Твое молчание – уже достаточный ответ, – сказал Хальвар. – Где это было? В Норвегии?

– Да.

– В битве?

– На нас напали.

– Это там тебя ранили? – Хальвар кашлянул. – Не сочти за хулу, парень, но я вижу, что ты подволакиваешь ногу.

– Да, там.

– А шрамы на твоей шее – это от рабского ошейника?

– Да.

Хальвар замолчал. Я слышал, как он ворочается, будто пытается тщательно все обдумать. Вдруг он сказал: «Жрать охота», а затем поднялся и принялся расхаживать по берегу. Я слышал, как он плещется у воды, вот он застонал и что-то проглотил.

– Если бы только мы могли заглянуть на хутор там, дальше… Нет, лучше не будем, так безопасней. Завтра утром поплывем дальше. У тебя в лодке есть снасти?

– Да.

– Тогда порыбачим по дороге.

– А куда…

– В Йорвик. Там большой рынок рабов.

Моей первой мыслью было, что это очень кстати, я ведь и сам собирался в Йорвик.

– Я тебе заплачу, – добавил он.

Я промолчал, вдруг сообразив, что с Хальваром туда, пожалуй, отправляться опасно. Его могут узнать. Ведь есть какая-то причина, почему те люди гнали его до самого моря. Должно быть, из-за чего-то, что он натворил.

– Ты собирался куда-то еще?

– Нет…

– Так ты просто плаваешь безо всякой цели?

– Нет, я… Я ищу своего брата.