– Я не думаю, что религия его вообще интересует, отец мой. Скорее, наоборот, если вам интересно мое мнение.
Сбитый с толку, Эйенга собрался попросить разъяснений, но хозяин уже повернулся к нему спиной. Почему у него все отчетливей стало возникать ощущение, что его о чем-то хотят предупредить? И дурное предчувствие, как темная волна, накатило на пейзаж.
В эту ночь ему плохо спалось в маленькой комнатке с видом на море, где непрерывно свистел ветер и волны с грохотом бились о скалы.
15
Когда Сервас вышел из дома, было 7:45 утра. Венсан ждал его на улице, припарковавшись у тротуара. При мысли о том, что опять оставил Гюстава на попечение дочки своего соседа Радомила, Сервас почувствовал укол совести. Ну, хотя бы вечер они провели вдвоем…
Он устроился на пассажирском месте и приоткрыл окно, чтобы закурить. Венсан вел машину, как добропорядочный отец семейства, едущий в отпуск со всем выводком, и Мартен попросил прибавить скорость. Они быстро поехали по рокаде на юг, и он почувствовал, как теплый ветер шевелит волосы.
Спустя пятьдесят две минуты полицейские свернули на прямую дорогу, рассекавшую поле рапса, чуть полегшее под лучами уже высоко поднявшегося солнца. Пейзаж был странно пустынный, словно все обитатели куда-то улетели, как в каком-нибудь научно-фантастическом романе, оставив после себя необитаемую и враждебную планету.
На краю дороги показалось длинное серое здание старой фермы. А вокруг до самого горизонта простиралось желтое рапсовое поле.
Шоссе и так было не особенно гладким, а когда асфальт кончился, сменилось ухабистой дорогой, изрытой тракторами. Их трясло и качало, пока они не подъехали к крытому гумну и не остановились, подняв клубы пыли.
Когда же вышли из автомобиля, их обдало жаром. В воздухе не было ни малейшего движения. Из-за угла здания вышло стадо гусей и направилось прямо к ним. Сервас подошел к двери. Звонка не наблюдалось. Он постучал. Никакого ответа. Тогда Мартен заглянул в ближайшее окно, прижав нос к стеклу. Внутри царил полумрак. Он различил гостиную, обставленную старинной мебелью, камин, облицованный плитками пол, и вокруг – никаких признаков движения и пребывания человека.
– Гуси, – сказал Венсан у него за спиной, и в его голосе Мартен уловил тревогу.
Он обернулся. Гусей было десять, шестеро белых и четверо серых. Распустив крылья, они отважно шли прямо на людей на своих перепончатых лапах. Подойдя поближе, вытянули шеи и хрипло, с угрозой закричали.
– Территориальное поведение, – сказал Сервас. – Они защищают свою территорию… Гуси со времен античности считаются отменными сторожами. Почитай Тита Ливия. Римские гуси, капитолийские… Внимание, стоим спокойно.
Он не мог определить, гусаки или гусыни идут на них. Но предположил, что если шея у птицы вытянута и она орет что есть сил, то это явно гусак.
– Они очень умные, – прибавил он и подумал: «И очень верные. Пара живет вместе всю жизнь».
Гусь, шедший впереди, вытянул к ним шею почти горизонтально и издал хриплый и громкий крик, который тут же подхватили остальные.
– Что они там делают? – забеспокоился Венсан.
– В атаку пошли. Отступай… Медленно… Наблюдай за ними. И ни в коем случае не поворачивайся к ним спиной.
– Что? Надеюсь, ты шутишь?
– Ничуть.
– Покинуть поле боя? Отступить?! – закричал Эсперандье, размахивая руками.
«Черт! – подумал Сервас. – Ну, просто как нарочно выбрал лучший способ обострить ситуацию…» Он увидел, как Эсперандье все быстрее и быстрее отступает к полю.
– Не беги! – крикнул Мартен.
– У меня такое впечатление, что они побегут за мной…
Сервасу приходилось видеть в кино, как гуси нападают на коров, на слонов, даже на горилл и тигров, – но еще ни разу ему не приходилось самому быть целью гусиной атаки. Может, не случайно это произошло именно сегодня… Словно в подтверждение его опасений, белый гусь, что шел впереди, погнался за Венсаном, который совершил фатальную ошибку: повернулся спиной и бросился бежать. Сервас увидел, как гусак, взмахнув крыльями, оторвался от земли и атаковал Венсана с воздуха, прямо в затылок.
– Вот дрянь! Кусается! Слезай сейчас же!
Сервас чуть не расхохотался. Он почему-то представил себе, как пишет объяснение: применил табельное оружие с целью спасения жизни товарища. Эсперандье носился взад-вперед по рапсовому полю, а за ним то бегом, то взлетая, неслись гуси, время от времени атакуя с воздуха. Сервасу очень хотелось вытащить телефон и заснять все это на видео. Вдруг с подножия холма раздались два громких свиста, а потом женский голос крикнул:
– Хватит, девочки! Валите отсюда!
И еще один свист. Гусыни сразу успокоились и ретировались тем же путем, что и появились.
У подножия холма Сервас увидел ульи, а рядом с ними – женщину. Это была Виктория дю Вельц, сестра Стана дю Вельца.
Пчеловод.
Они медленно начали спускаться с холма ей навстречу. На ней была куртка, защитные перчатки и шляпа с защитной сеткой. Под сеткой Сервас различил квадратное лицо и маленькие, блестящие и жесткие глаза. Вокруг нее вились несколько пчел.
– Вы ведь из полиции? – бросила она. – Это вы звонили мне вчера? По поводу моего братишки?
– Совершенно верно, мадам дю Вельц, – ответил Сервас. – Нам нужно задать вам несколько вопросов.
– Только побыстрее. У меня еще много дел.
Сервас и Венсан переглянулись. Казалось, смерть брата ничуть ее не потрясла.
– Вы не могли бы пойти вместе с нами?
– Вы и пчел тоже боитесь? – ухмыльнулась она, отходя от ульев.
– И снимите шляпу, пожалуйста.
Виктория послушалась и смерила их взглядом.
– Что вы хотите узнать, господа эксперты?
– Прежде всего, принести вам соболезнования…
– Не трудитесь. Мы с братом никогда не были, как говорится, на одной волне.
– Объясните, пожалуйста…
– Я полагаю, вы знаете, что он лежал в клинике для душевнобольных… Стан был человеком слабым, сверхчувствительным с самого раннего детства. Уже в школе он отличался тщедушностью и малым ростом: так, птичка-невеличка…
«Не то, что ты…» – подумал Сервас. Летний пейзаж, синее небо, ослепительная желтизна рапса сразу как-то потемнели и померкли. Сервас почувствовал, как равнодушие этой женщины его буквально замораживает.
– Он так и не пришел в себя после смерти наших родителей.
– А когда и как они умерли?
Женщина пожала плечами.
– Дорожная авария. Стану было восемь лет, а мне двенадцать.