Горящая земля

– Он убьет тебя за это, – пробормотала Скади.

Я улыбнулся и ответил:

– Харальд Кровавые Волосы – пердящая крыса, полная дерьма.

Повернулся в седле и махнул Осферту, который подвел к нам уцелевшего датчанина.

Юный датчанин уставился на меня снизу вверх со страхом в бледно-голубых глазах.

– Это женщина вашего главаря. Посмотри на нее.

Он едва осмелился поднять взор на наготу Скади; после моего приказа воин мельком глянул на нее и вновь сконцентрировался на мне.

– Ступай, – велел я, – и передай Харальду Кровавые Волосы, что его шлюха у Утреда Беббанбургского. А еще доложи Харальду, что я держу ее голой, что воспользуюсь ею, чтобы поразвлечься. Иди скажи ему это. Иди!

Он побежал вниз по склону. Датчане в долине не собирались нас атаковать. Силы были равны, но мы занимали возвышенность, а датчане всегда неохотно идут в бой, грозящий большими потерями. Поэтому они просто наблюдали, и, хотя один из них подъехал достаточно близко, чтобы разглядеть Скади, никто из них не попытался ее спасти.

Куртка, штаны и сапоги Скади были у меня; я швырнул все это к ее ногам, потом наклонился и снял веревку с ее шеи.

– Одевайся, – приказал я.

Я видел: она прикидывает, как бы удрать. Скади думала о том, чтобы со всех ног побежать вниз по склону в надежде добраться до наблюдающих всадников раньше, чем я ее перехвачу, но я сжал коленями бока Смоки и, направив коня, к Скади перекрыл ей путь.

– Ты умрешь с мечом в черепе задолго до того, как доберешься до них, – предупредил я.

– И ты умрешь, – парировала она, нагибаясь за своей одеждой, – умрешь без меча в руке.

Я прикоснулся к талисману на шее.

– Альфред вешает пленных язычников, – произнес я. – Лучше надейся на то, что я сумею сохранить тебе жизнь, когда мы с ним встретимся.

– Я буду проклинать тебя, – прорычала Скади. – И тех, кого ты любишь.

– Лучше надейся, – продолжал я, – что мое терпение не истощится, иначе я отдам тебя своим людям, прежде чем Альфред тебя повесит.

– Проклятие и смерть, – сказала она.

В голосе ее слышался почти триумф.

– Ударь ее, если она снова заговорит, – велел я Осферту.

А потом мы поехали на запад, чтобы найти Альфреда.

Глава третья

Сперва я заметил повозку.

Такую громадную, что на ней можно было бы увезти жатву с дюжины полей, но повозка эта никогда не будет возить ничего мирского вроде снопов пшеницы. У нее имелись две толстые оси и четыре крепких колеса, окованные железом, с зелеными крестами на белом фоне. Бока повозки обшили панелями с изображением святого на каждом. На поручнях вырезали латинские слова, но я ни разу не потрудился попросить их перевести, потому что мне ни к чему было об этом знать, а значит, ни к чему и спрашивать. Вероятно, христианские увещевания, похожие одно на другое.

Внутри повозки было полно мешков с шерстью, наверное, чтобы уберечь пассажиров от толчков. Впереди, обращенное высокой спинкой к скамье возницы, стояло кресло с хорошей набивкой. Четыре резных витых шеста поддерживали полосатый навес из парусины, прикрывавшей все хитроумное сооружение. На одном из этих шестов возвышался деревянный крест, вроде тех, что укрепляют на фронтонах церквей. Знамена с изображением святых свисали с остальных трех шестов.

– Это что, церковь на колесах? – раздраженно спросил я.

– Он больше не может ездить верхом, – мрачно пояснил Стеапа.

Стеапа командовал королевскими телохранителями. Огромный, один из немногих мужчин, что были выше меня, свирепый и неутомимый в битве, а еще – беззаветно преданный королю Альфреду.

Мы со Стеапой дружили, хотя наше знакомство началось с вражды, когда меня вынудили с ним сражаться. Это было все равно что атаковать гору. Однако мы оба выжили в той схватке, и не было другого человека, рядом с которым я хотел бы стоять в «стене щитов» больше, чем со Стеапой.

– Он вообще не может ездить верхом? – уточнил я.

– Иногда ездит, но это причиняет ему слишком сильную боль. Он едва ходит.

– И сколько быков тащат эту штуковину?

– Шесть. Ему это не нравится, но все же приходится ею пользоваться.

Мы находились в Эскенгаме, бурге, построенном, чтобы защитить Винтанкестер с востока. То был маленький бург, несравнимый по величине с Винтанкестером или Лунденом; он защищал брод на реке Уэй. Хотя почему именно этот брод нуждался в защите, оставалось загадкой, ведь реку легко можно было пересечь и к северу, и к югу от Эскенгама.

Вообще-то, бург не охранял ничего важного, вот почему я возражал против укрепления этого места. Однако Альфред настоял на том, чтобы превратить Эскенгам в бург: считалось, что много лет назад какой-то полубезумный христианский мистик вернул здесь девственность изнасилованной девушке, посему это место почитали. Альфред приказал возвести тут монастырь, и Стеапа сообщил, что король ожидает меня в тамошней церкви.

– Они все болтают, – уныло пробубнил Стеапа, – но ни один из них не знает, что делать.

– Мне казалось, вы ожидаете, что Харальд нападет на вас здесь?

– Я сказал им, что он не нападет, – ответил Стеапа. – Но что случится, если он и вправду не нападет?

– Мы найдем Харальда и убьем эрслинга, конечно. – Я глянул на восток, где новые столбы дыма возвещали о том, что люди Харальда грабят очередные деревни.

Стеапа показал на Скади:

– Кто это?

– Шлюха Харальда, – ответил я достаточно громко, чтобы та услышала.

Лицо ее не изменилось, не утратило надменности.

– Она пытала человека по имени Эдвульф. Хотела заставить его выдать, где он спрятал золото.

– Я знаю Эдвульфа, – проговорил Стеапа. – Он купается в золоте.

– Раньше купался. Теперь он мертв.

Эдвульф умер прежде, чем мы покинули его поместье.

Стеапа протянул руку, чтобы принять мои мечи. В тот день монастырь служил Альфреду домом, и никто, кроме самого короля, его родственников и его охраны, не мог носить оружие в присутствии царственной особы.

Я отдал Вздох Змея и Осиное Жало, потом окунул руки в чашу с водой, предложенную слугой.