Он наклонился и поднял меня, взяв за плечи. Я почувствовал твердость его рук.
– Я не король, Дерфель, – сказал он, – и ты не обязан опускаться передо мной на колени. Зато я должен преклонить перед тобой колени за то, что ради спасения короля ты рисковал жизнью.
Он улыбнулся, и в этот момент я уже обожал его.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Думаю, пятнадцать.
– А выглядишь на все двадцать, – снова улыбнулся он. – Кто научил тебя драться?
– Хьюэл, – ответил я, – управляющий Мерлина.
– А! Самый лучший учитель! Он и меня учил. А как он поживает?
– Хьюэл умер, – ответила за меня Моргана. – Убит Гундлеусом.
Она плюнула сквозь узкую щель в маске в сторону плененного короля, которого держали в нескольких шагах от нас.
– Хьюэл мертв?
Артур поглядел мне прямо в глаза, и я кивнул, сдерживая слезы. Артур обнял меня.
– Ты хороший человек, Дерфель, – сказал он, – и я должен наградить тебя за спасение жизни короля. – Чего ты хочешь?
– Быть воином, лорд, – сказал я.
Артур улыбнулся.
– Лорд Овейн, – повернулся он к покрытому татуировкой гиганту, – ты можешь взять этого хорошего воина-сакса?
– Я могу взять его, – тут же откликнулся Овейн.
– Тогда вот он, бери, – сказал Артур, но, должно быть, заметил мое разочарование, потому что быстро повернулся ко мне и положил руку на плечо. – Сейчас, Дерфель, – мягко проговорил он, – в моем отряде нет копьеносцев, только всадники. А лучше Овейна никто не научит тебя солдатскому ремеслу.
Он сжал мое плечо рукой в перчатке и отвернулся.
Подле взятого в плен короля, который стоял под знаменами победителей, собралась большая толпа. Артур теперь смотрел в лицо Гундлеусу.
Гундлеус гордо распрямился. У него не было оружия, но пленник даже не вздрогнул, когда к нему приблизился Артур.
Толпа затаила дыхание. На Гундлеуса падала тень штандарта Артура с медведем на белом поле. А на поверженное к ногам Гундлеуса его собственное знамя с изображением лисицы плевали и мочились торжествующие победители. Гундлеус пристально следил за тем, как Артур медленно вытаскивал Экскалибур из ножен. Голубоватая сталь его клинка сверкала так же, как и до блеска начищенные чешуйчатая кольчуга, шлем и щит.
Мы, замерев, ожидали рокового удара, но вместо этого Артур пал на одно колено и протянул Экскалибур рукоятью Гундлеусу.
– Лорд король, – сказал он смиренно, и по толпе, ожидавшей смерти пленника, пронесся вздох.
Не дольше одного удара сердца колебался Гундлеус, а затем протянул руку и дотронулся до рукояти меча. Он не вымолвил ни слова. Наверное, слишком был изумлен, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Артур встал и вложил меч в ножны.
– Я поклялся защищать моего короля, – проговорил он, – а не убивать других королей. Что станется с тобой, Гундлеус ап Мейлир, решать не мне, но тебя будут держать в плену, пока не примут решение.
– И кто принимает это решение? – надменно спросил Гундлеус.
Многие наши воины закричали, требуя смерти Гундлеуса. Моргана толкала брата отомстить за Норвенну. А Нимуэ пронзительно вопила, чтобы пленного короля отдали ей. Но Артур покачал головой. Глядя на освещенного заходящим солнцем Гундлеуса, он тихо, но твердо заявил, что судьба высокородного пленника в руках думнонийского совета.
– А что будет с Лэдвис? – спросил Гундлеус, указывая на высокую бледнолицую женщину, стоявшую за его спиной с расширенными от ужаса глазами. – Я прошу, чтобы ей было позволено остаться со мной, – добавил он.
– Шлюха моя! – хрипло сказал Овейн.
Лэдвис вжала голову в плечи и приникла к Гундлеусу. Артур был явно смущен и озабочен таким поворотом дела, но, хоть он и был назван защитником Мордреда и одним из военачальников королевства, положение его в Думнонии оставалось неясным. В битве с силурами и их разгроме Артур главенствовал, но сейчас, требуя Лэдвис себе в рабыни, Овейн напомнил, что у них равная власть. Артур колебался недолго. Он решился пожертвовать Лэдвис единству Думнонии.
– Овейн решил дело, – сказал он Гундлеусу и отвернулся.
Лэдвис, когда один из людей Овейна потащил ее в сторону, закричала, потом затихла.
Танабурс, видя унижение и горе Лэдвис, засмеялся. Никто не смел причинить друиду и малейшего вреда. Он не считался пленником и мог свободно уйти, но должен был покинуть поле боя без еды, благословения и спутников. Однако после того, что произошло со мной за эти дни, я настолько осмелел, что решился остановить друида, уходившего по усеянному мертвыми силурами мосту.
– Танабурс! – окликнул я его.
Друид обернулся и увидел, как я вытаскиваю меч.
– Осторожней, мальчик, – спокойно сказал он, поднимая свой увенчанный луной посох.
В другое время я почувствовал бы страх, но еще не остывший воинственный пыл толкнул меня вперед. Острие моего меча коснулось его спутанной седой бороды. От холодного прикосновения стали голова друида непроизвольно дернулась назад, и желтые косточки, вплетенные в его волосы, глухо застучали. Его морщинистое, прыщавое лицо исказилось, глаза налились кровью, искривленный нос хищно заострился.
– Я должен убить тебя, – сказал я.
Он расхохотался:
– Убей, и проклятие Британии падет на тебя. Твоя душа никогда не доберется до иного мира. Неизведанные и неисчислимые мучения станут преследовать тебя, и я буду их причиной.
Он плюнул в мою сторону и попытался отклонить наставленный мною клинок, но я лишь крепче сжал рукоять. Ощутив мою силу, он задрожал. Однако у меня вовсе не было намерения убивать старика. Я просто хотел напугать его.
– Десять или больше лет назад, – сказал я, – ты пришел во владения Мадога.
Мадог был тем самым человеком, что взял в рабыни мою мать и на чью усадьбу совершил набег молодой Гундлеус.
Танабурс кивнул, вспоминая.
– Именно так, именно так. Прекрасный тогда выдался денек! Мы взяли много золота, – хихикнул он, – и много рабов.
– И ты вырыл яму смерти, – сказал я.
– Ну и что? – Он пожал плечами, затем хитро и злобно глянул на меня. – Богов надо благодарить за удачу.
Я улыбнулся и пощекотал острием меча его тощее горло.