Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа

– Да, сержант?

– Мы потеряли четверых, сэр.

Шарп выругал себя за то, что первый не поинтересовался потерями.

– Кого?

Уильямс перечислил убитых, имена которых ничего не сказали Шарпу.

– Я думал, потери будут больше, – задумчиво произнес лейтенант.

– Симс ранен, сэр. И Кэмерон. Есть еще раненые, но эти самые тяжелые. – Сержанта трясло.

Шарп пытался собраться с мыслями, но воспоминание об убитых детях не отпускало. Ему не раз приходилось видеть мертвых детей. Только за последние недели отступления замерзли не меньше десятка ребятишек, однако ни один из них не был убит. Он видел, как детей бьют, пока не пойдет кровь, – и ни разу не был свидетелем детоубийства. Как французы могли такое сделать?

Обеспокоенный молчанием Шарпа, Уильямс пробормотал что-то насчет ручья, в котором стрелки могли бы наполнить фляги.

– Убедитесь вначале, что вода не отравлена, – кивнул Шарп.

– Конечно, сэр.

Шарп наконец взглянул на крепыша-сержанта:

– А стрелки молодцы. Настоящие молодцы.

– Спасибо, сэр, – с облегчением произнес Уильямс и тут же вздрогнул, услышав донесшийся из деревни нечеловеческий вопль. – Отлично сработали, – торопливо произнес сержант, словно стараясь отвлечь внимание от крика.

Шарп смотрел на юг, прикидывая, ждать ли от таких туч дождя или снега. Он вдруг вспомнил егеря в красной накидке и человека в черной бурке. Откуда снова взялись эти двое? Очевидно, они знали о приближении Вивара. А вот английских стрелков враг в расчет не принял. Шарп вспомнил, как на вершине горы мимо него пробежал первый солдат. Стрелок бежал со штыком наперевес, и Шарп сообразил, что это еще один его прокол. Он не приказывал примкнуть штыки, стрелки сделали это сами.

– Стрелки воевали отлично, – повторил Шарп. – Передайте им это.

– Сэр? – неуверенно произнес Уильямс. – Мне кажется, будет лучше, если вы сами им это скажете.

– Я? – Шарп резко повернулся к сержанту.

– Они старались ради вас, сэр.

Шарп молчал, и Уильямс смутился еще больше:

– Мы все старались. И надеялись, что вы…

– Что я? – Вопрос прозвучал грубо, и Шарп это почувствовал. – Извините.

– Мы надеялись, что вы отпустите Харпса, сэр. Ребята его любят, а в армии всегда прощали провинившихся, если его товарищи хорошо сражались.

Злость на Харпера была слишком велика, чтобы немедленно удовлетворить просьбу.

– Я сам поблагодарю стрелков, сержант, – сказал Шарп и, помолчав, добавил: – Насчет Харпера я подумаю.

– Хорошо, сэр. – В голосе сержанта Уильямса звучала благодарность. Лейтенант впервые говорил с ним по-человечески.

Шарп тоже это почувствовал и растерялся. Он нервничал, командуя стрелками, боялся их неповиновения и не сознавал, что и они, в свою очередь, его боятся. Шарп знал, что он суровый человек; в то же время он всегда считал себя разумным и рассудительным. Взглянув на себя глазами Уильямса, он вдруг увидел весьма неприглядный образ: задиристый тип, унижающий собственных подчиненных. Именно таких офицеров он ненавидел больше всего в бытность свою солдатом. На лейтенанта нахлынуло ощущение вины за проступки, которые он совершил по отношению к стрелкам. Захотелось все исправить, но гордость не позволяла ему извиниться, и Шарп смущенно признался:

– Я не был уверен, что они полезут за мной на склон.

От изумления Уильямс закашлялся, после чего понимающе кивнул:

– Эти полезут, сэр. Здесь цвет батальона.

– Цвет? – Шарп не мог скрыть удивления.

– Пройдохи, понятное дело, – улыбнулся Уильямс. – Я к ним не отношусь. Я никогда не любил драться. Всегда надеялся, что сумею прожить чем-нибудь другим. – Сержант рассмеялся и добавил с восхищением: – Наши парни, сэр, настоящие дьяволы. Если подумать, в этом есть резон. Я наблюдал за стрелками, когда лягушатники атаковали мост. Так вот, некоторые были готовы сразу сдаться. Только не наши, сэр. Наши думали, как прорваться с боем. Вам достались крутые парни. За исключением меня. Мне просто везет. А этим только дай подраться, и они пойдут за вами куда угодно.

– Они пошли и за тобой, – сказал Шарп. – Я видел тебя на горе. Ты хорошо сражался.

Уильямс потрогал нашивки на правом рукаве:

– Мне было бы стыдно за мое звание, сэр, если бы я этого не сделал. На самом деле все зависело от вас. Штурмовать склон было чертовски опасно. Но как все получилось!

Шарп пожал плечами, хотя в глубине души был польщен. Он нуждался в одобрении. Может, он и не родился офицером, но, Бог свидетель, он родился солдатом. Сын шлюхи, лишенный Господа, и Господом проклятый солдат!

В деревне нашлись штыковые и совковые лопаты. В устье ущелья выкопали могилы для убитых французов.

Вивар и Шарп подошли к выдолбленным в мерзлой земле неглубоким ямам. Испанец остановился возле погибшего в кавалерийской атаке драгуна. Одежды на убитом уже не было. Тело драгуна побелело, как снег, зато обрамленное косицами лицо стало коричневым от солнца и ветра.

– Как вы называете эти хвостики? – неожиданно спросил Вивар.

– Косицы.

– Это их отличительный знак, – мрачно произнес испанец. – Принадлежность к элите.

– Как розмарин на шапках ваших солдат?

– Нет, ничего общего! – Майор ответил так резко, что несколько минут офицеры молча смотрели на мертвого врага.

Почувствовав неловкость, Шарп нарушил молчание:

– Никогда бы не поверил, что пешие кавалеристы могут остановить конную атаку.

Похвала пришлась майору по душе.

– Я бы тоже никогда не поверил, что пехота сможет взять этот склон. Это было глупо с вашей стороны, очень глупо и гораздо смелее, чем я мог вообще предположить. Я вам благодарен.

Как всегда растерявшись от похвалы, Шарп пожал плечами:

– Это все стрелки.

– Полагаю, они стремились отличиться в ваших глазах, – сказал Вивар, стараясь ободрить Шарпа. Видя, что англичанин молчит, майор выразительно добавил: – Солдаты всегда проявляют чудеса, когда знают, чего от них ждут. Сегодня вы показали, чего вы от них хотите, и они принесли победу.