Битва стрелка Шарпа. Рота стрелка Шарпа

Шарп покачал головой:

– Нет.

– Хочешь сказать, что в Англии кастраторы не предупреждают о своем появлении свистом?

– Никогда не слышал, чтобы они так делали.

Эль Кастрадор – он же Кастратор – тяжело опустился на скамью напротив Шарпа:

– Что бы я делал без свистульки? Она оповещает деревню о моем приходе. Я дую в свисток, люди ведут кабанов, бычков и жеребят, и я достаю мой ножичек. – Он поиграл жутковато изогнутым лезвием и рассмеялся, а потом перелил в глотку часть содержимого бутыли, которую принес с собой, и ностальгически покачал головой. – В былые времена, мой друг, матери приводили своих малышей, чтобы им кое-что отрезали, а потом, через два года, этих мальчиков отправляли в Лиссабон или Мадрид! Как же сладко они пели! Мой отец порезал многих мальчиков. Один из них пел даже перед папой! Представляешь? Пел для папы в Риме! А все благодаря вот этому ножичку. – Он погладил костяную рукоятку.

– Но иногда мальчики умирали? – предположил Шарп.

Кастратор пожал плечами:

– Друг мой, мальчиков заменить нетрудно. С детьми нельзя сентиментальничать. – Он направил струю красного вина в свое необъятное чрево. – У меня самого было восемь мальчиков, выжили только трое, и, поверь, двое лишние.

– И ни одной девочки?

– Четыре. – Кастрадор помолчал секунду-другую. Вздохнул. – Их забрал этот французский негодяй. Знаешь Лу?

– Знаю.

– Он их отдал своим людям. Эль Лобо и его люди любят юных девочек. – Он дотронулся до ножа на поясе и остановил на Шарпе долгий задумчивый взгляд. – Так ты, стало быть, англичанин, парень Агухи?

Шарп кивнул.

– Ах, Тереза! – Испанец вздохнул. – Мы так злились, когда узнали, что она отдалась англичанину, но вот я вижу тебя, капитан, и понимаю. Как она?

– Дерется с французами возле Бадахоса, но посылает приветы.

Вообще-то, Тереза не писала Шарпу неделями, но ее имя было для всех партизан чем-то вроде талисмана, и именно благодаря ему капитану устроили встречу с человеком, который так жестоко пострадал от французского генерала. Лу «умиротворил» этот район у испанской границы, и Шарп повсюду слышал его имя, произносимое с ужасом и ненавистью. Каждую смерть, каждый пожар, каждое наводнение, каждую болезнь, каждый разоренный улей, каждого мертворожденного теленка и каждый ранний или поздний заморозок ставили в вину Волку; всё объясняли делом его рук.

– Она будет гордиться тобой, англичанин, – сказал Кастратор.

– Гордиться? – спросил Шарп. – Почему?

– Потому что Эль Лобо назначил цену за твою голову. Разве ты не знал?

– Не знал.

– Сто талеров. – Кастратор говорил медленно, с уважением, словно его самого прельщала установленная цена.

– Мелочь, – пренебрежительно бросил Шарп. Двадцать пять фунтов были для многих состоянием – примерно столько зарабатывал в год труженик, – но Шарп считал, что его жизнь стоит больше. – За голову Терезы дают двести талеров, – добавил он с некоторой обидой.

– Но мы, партизаны, убиваем больше французов, чем вы, англичане, – сказал Кастратор, – поэтому справедливо, что мы сто?им больше.

Шарп тактично воздержался от вопроса, объявлена ли награда за нечесаную и завшивленную голову самого Кастратора. Стрелок подозревал, что после случившихся с ним бед этот человек потерял значительную долю влияния, но он хотя бы остался жив, тогда как большинство его людей мертвы, убиты Волком, изуродованы так же, как он сам уродовал своих пленников. Временами Шарп радовался, что не воюет с партизанами.

Кастратор поднял бутыль, выжал в рот струю вина, проглотил, рыгнул, и его смрадное дыхание снова коснулось Шарпа.

– Так зачем ты хотел встретиться, англичанин?

Шарп объяснил. Времени на это ушло немало – будучи человеком жестоким, Кастрадор не отличался большим умом, и пришлось несколько раз повторить, прежде чем великан понял. Наконец Кастратор кивнул:

– Сегодня вечером, говоришь?

– Да. Я буду признателен.

– Но насколько признателен? – Испанец стрельнул в англичанина хитрым взглядом. – Сказать, что мне нужно? Мушкеты! Или даже винтовки, такие как эта! – Он дотронулся до ствола бейкеровского штуцера, стоявшего у виноградного куста.

– Могу добыть тебе мушкеты, – сказал Шарп, хотя и не знал еще как.

Ирландской королевской роте мушкеты были гораздо нужнее, чем этому мяснику. Шарп понимал, что Хоган никогда не согласится выдать ирландцам новые «Браун Бесс», но для того, чтобы превратить дворцовую стражу короля Фердинанда в приличную пехотную часть, ее нужно было так или иначе обеспечить оружием.

– Винтовки достать не возьмусь, а вот мушкеты будут. Но на это уйдет неделя.

– Тогда мушкеты, – согласился Кастрадор. – И есть еще кое-что.

– Говори, – настороженно произнес Шарп.

– Я хочу отомстить за дочерей, – сказал испанец со слезами на глазах. – Хочу, чтобы генерал Лу познакомился с этой штучкой. – Он поднял ножик с костяной рукоятью. – Мне нужна твоя помощь, англичанин. Тереза говорит, ты умеешь драться, так дерись вместе со мной и помоги мне поймать Эль Лобо.

Шарп понимал, что второе условие потруднее первого, но все равно кивнул.

– Ты знаешь, где можно найти Лу?

Кастрадор кивнул:

– Обычно в деревне под названием Сан-Кристобаль. Он выгнал жителей, перегородил улицы и укрепил здания. Туда и горностай не проберется незамеченным. Санчес говорит, чтобы взять Сан-Кристобаль, требуется тысяча человек и артиллерийская батарея.

Новость не обрадовала. Санчес – один из лучших партизанских вождей, и если он считает, что Сан-Кристобаль практически неприступен, то, скорее всего, так оно и есть.

– Ты сказал «обычно». Значит, Лу не всегда в Сан-Кристобале?

– Он бывает, где захочет, – угрюмо проворчал испанец. – Иногда занимает какую-нибудь деревню на несколько ночей, иногда оставляет своих людей в форте – там, где вы сейчас, – а бывает, пользуется фортом Консепсьон. Лу, сеньор, сам себе хозяин. – Кастрадор помолчал. – Но Агуха говорит, что ты тоже сам себе хозяин. Если и есть человек, который способен победить Эль Лобо, то это ты, сеньор. И около Сан-Кристобаля есть одно место – ущелье, – где можно устроить ему засаду.

Последнюю деталь испанец предложил как приманку, но Шарп на нее не клюнул.

– Сделаю все, что смогу, – пообещал он.

– Тогда я пособлю тебе сегодня, – заверил его Кастратор и добавил: – Ищи мой подарок утром. – Он встал и прокричал что-то своим людям, которых, по-видимому, оставил где-то поблизости. По мостовой зацокали копыта. – За платой приду на следующей неделе. Не подведи меня, капитан.

Шарп проводил испанца взглядом и поднял бутыль. Он осушил бы ее, но знал, что груз кислого вина в животе затруднит дорогу в Сан-Исидро, и поэтому вылил содержимое под корни обломанной виноградной лозы. Может, ей пойдет на пользу. Вино к винограду, пепел к пеплу, прах к праху… Он надел кивер, повесил на плечо винтовку и двинулся в обратный путь.

Той же ночью, несмотря на все меры предосторожности, принятые капитаном Донахью, дезертировали три гвардейца. Беглецов могло быть больше, но вскоре после полуночи из долины донеслись жуткие вопли, и несколько человек, желавших испытать удачу и перебраться через границу, решили выждать еще денек. На рассвете стрелок Харрис, спустившись с командой гвардейцев к ручью за водой, обнаружил всех трех беглецов. Он тут же поспешил к Шарпу:

– Сэр, это ужасно. Ужасно!