– Кто-то очень высокий, – ответил я, – весь в браслетах.
– Угрюмый, – вставила Брида, – весь в черном.
– А! Ярл Гутрум, – сказал Равн.
– Гутрум?
– Гутрум Невезучий.
– Это при стольких-то браслетах?
– Гутруму можно отдать целый мир, – пояснил Равн, – и он все равно будет считать, что его обделили.
– У него в волосах кость, – удивилась Брида.
– Непременно спросите его, что это такое. – Равн явно развеселился, но больше ничего не сказал о кости. Кажется, это было ребро, окованное золотом.
Я выяснил, что Гутрум Невезучий – датский ярл, зимовавший в Бемфлеоте, местечке на востоке от Лундена, в северной части устья Темеза. Поприветствовав собравшихся вокруг алтаря, он объявил, что привел с собой четырнадцать кораблей. Никто не восхитился. Гутрум, у которого было самое печальное, самое кислое лицо, какое я когда-либо видел в жизни, оглядел собрание с видом подсудимого, ожидающего сурового приговора.
– Мы решили, – прервал неловкое молчание Рагнар, – идти на запад.
Решение еще не было принято, но никто не стал спорить.
– Те корабли, которые уже миновали мост, – продолжал Рагнар, – пойдут вверх по реке, а остальная армия двинется пешком или верхом по суше.
– Мои корабли пойдут вверх по реке, – сказал Гутрум.
– Они миновали мост?
– Они пойдут вверх по течению, – настойчиво повторил Гутрум, и всем стало ясно, что его флот пока еще за мостом.
– Лучше всего выступить завтра, – сказал Рагнар.
В последующие дни вся Великая Армия подтянулась в Лунден, покинув поселения на западе и востоке от города, и чем дольше мы ждали, тем меньше оставалось драгоценных припасов.
– Я иду на кораблях вверх по течению, – безо всякого выражения повторил Гутрум.
– Он боится, – зашептал мне Равн, – что не сможет вывезти на лошадях все богатства. Ему нужны суда, чтобы нагрузить их золотом.
– Зачем брать его с собой? – спросил я.
Было ясно, что никто не любит ярла Гутрума, его приход оказался нежданным и неуместным, но Равн даже не стал отвечать на мой вопрос. Гутрум уже здесь, а если он здесь, он примет участие в походе. Это было выше моего разумения, а еще я никак не мог понять, почему Ивар и Убба не приходят завоевывать Уэссекс. Они и вправду были очень богаты и больше не нуждались в сокровищах, но они годами говорили о покорении западных саксов, а теперь оба просто умыли руки. Гутрум тоже не нуждался ни в сокровищах, ни в землях, но считал, что нуждается, поэтому и пришел. Это было очень по-датски. Люди участвовали в походе, если хотели, а если не хотели – сидели дома. У датчан не было единого правителя. Хальфдан возглавлял Великую Армию, но люди не боялись его так, как двух его старших братьев, поэтому он не мог повлиять на решение других ярлов. Армия, как я понял потом, нуждается в одном предводителе, который ее поведет. Поставь над армией двух начальников, и она станет вдвое слабее.
Прошло два дня, прежде чем корабли Гутрума сумели пройти под мостом. У него были красивые суда, длиннее остальных, с черными змеиными головами на носу и на корме. Многочисленные люди Гутрума носили черную одежду и даже щиты красили в черный цвет. Хотя я считал Гутрума самым неприятным из всех виденных мною людей, я не мог не признать, что войско его производит впечатление. Пусть мы потеряли два дня, зато приобрели черных воинов.
Да и чего нам было опасаться? Великая Армия собралась в разгар зимы, когда никто не воюет, враг нас не ждал, к тому же вражеские король и принц предпочитали молиться, а не сражаться. Перед нами лежал Уэссекс, и было известно, что это богатая страна, одна из самых богатых в мире, может, даже богаче Франкии, населенная монахами и монахинями, чьи монастыри набиты золотом и серебром и просто ждут не дождутся своего часа. Все мы станем богачами.
Итак, мы отправлялись на войну.
* * *
Суда на зимнем Темезе. Суда, скользящие мимо зарослей камыша, голых ив и безлистой ольхи. Мокрые весла сверкают в лучах бледного солнца. На носах наших кораблей укреплены головы чудовищ, чтобы отпугнуть духов той земли, на которую мы вторглись, а это хорошая земля, с богатыми полями, хотя и пустыми в такое время года.
Всех охватило праздничное настроение, которое не портили даже черные корабли Гутрума. Люди прыгали по веслам – точно так, как это делал Рагнар в тот далекий день, когда три его корабля подошли к Беббанбургу. Я тоже попытался, и все очень веселились, когда я свалился в воду. При взгляде с берега это казалось легко – перескакивать с весла на весло, – но стоило гребцу лишь немного шевельнуть веслом, и ты тут же падал, а вода в реке была ужасно холодной. Рагнар заставил меня снять мокрую одежду и надеть его плащ на медвежьем меху, чтобы согреться.
Люди пели, корабли шли против течения, далекие холмы на севере и юге постепенно становились ближе к воде, а вечером мы увидели на горизонте на юге первого всадника – он наблюдал за нами.
В сумерках мы достигли Редингума. На всех трех кораблях Рагнара имелось много лопат, по большей части выкованных Элдвульфом, и первой нашей задачей стало строительство стены. Чем больше прибывало судов, тем больше у нас становилось помощников, и к ночи наш лагерь был обнесен длинным и неровным земляным валом, который вряд ли мог стать препятствием для наступающей армии, потому что представлял собой просто невысокую насыпь. Ее ничего не стоило пересечь, но никто не пришел, чтобы на нас напасть. Уэссекская армия не появилась и на следующее утро, поэтому нам удалось сделать стену выше и крепче.
Редингум стоял в месте впадения реки Кенет в Темез, поэтому наша крепость была защищена двумя реками. Мы опоясали стеной весь городок, покинутый жителями, в чьих домах и разместилась бо?льшая часть корабельных команд. Сухопутная часть армии пока не прибыла, потому что шла по землям Мерсии, по северному берегу Темеза, в поисках брода, который оказался выше по течению. Наша стена была почти готова, когда они появились. Сперва мы решили, что приближается армия англосаксов, но это оказались люди Хальфдана: они шли с пустынной территории врага.
К тому времени мы успели построить высокую стену, поскольку на юге оказались хорошие леса. Свалив деревья, мы выстроили частокол по всему периметру, который составил восемьсот метров; выкопали под стеной ров и залили его водой, пробив каналы в обе реки, а надо рвом перекинули четыре моста – их защищали деревянные форты. Это был основной лагерь. Отсюда нам предстояло – и было необходимо – двинуться вглубь Уэссекса, потому что при таком количестве людей, а теперь еще и лошадей за стеной нам грозил голод, если мы не добудем зерна, сена и мяса. Мы привезли с собой много эля, запас муки, соленого мяса и сушеной рыбы, но эти горы провизии убывали с поразительной быстротой.
Когда поэты повествуют о войне, они говорят о клине, воспевают полет стрел и копий, клинок, ударяющий по мечу, героев, павших и уцелевших, но я обнаружил, что на самом деле на войне все зависит от провианта. От того, сыты ли люди и кони. Армия, которая лучше ест, побеждает. А еще, если в крепости имеются лошади, необходимо выгребать навоз. Прошло всего два дня с прибытия сухопутной части армии, а у нас уже заканчивалась еда. Два Сидрока, отец и сын, повели большой отряд на запад, вглубь вражеских земель, чтобы найти провизию для людей и лошадей, но вместо этого нашли войско Беррокскира.
Потом оказалось, что наша идея напасть среди зимы вовсе не была новостью для саксов. Датчане имели отличных шпионов, их торговцы проникали туда, куда не могли бы проникнуть воины, но и у саксов в Лундене имелись свои осведомители, которые знали, сколько нас и когда мы выступаем.
Итак, они собрали армию, чтобы нас встретить. Еще саксы позвали на помощь жителей Южной Мерсии, где влияние датчан было небольшим. Беррокскир лежал прямо на север от уэссекской границы, и жители Беррокскира перешли реку, чтобы помочь соседям; их войско возглавлял олдермен по имени Этельвульф.
Был ли это мой дядя? Многие носили имя Этельвульф, но сколько в Мерсии олдерменов с таким именем? Признаюсь, меня охватило странное чувство, когда я услышал это имя, и я подумал о матери, которой никогда не знал. Мне казалось, она должна была быть женщиной бесконечно доброй, бесконечно милой и любящей, и я подумал: вдруг она сейчас наблюдает за мной откуда-нибудь – с небес, или из Асгарда, или куда там отправляются наши души в бесконечной тьме. Я понимал: ей никак не может понравиться, что я иду с чужой армией против ее брата, поэтому в тот вечер у меня было скверное настроение.
Но скверное настроение было и у всей Великой Армии: мой дядя (если Этельвульф в самом деле был моим дядей) разгромил отряд двух ярлов Сидроков. Они напоролись на засаду, и жители Беррокскира убили двадцать одного датчанина и захватили восемь в плен. Англичане тоже потеряли несколько человек, один из них попал в плен, но они победили, и датчан не утешало, что у врагов имелся численный перевес. Датчане ожидали победы, а вместо этого им пришлось удирать без столь нужного им провианта. Все были пристыжены и ошеломлены: датские воины никогда не думали, что какие-то англичане могут их побить.
Мы пока не голодали, но у лошадей кончалось сено, которое и без того было не слишком хорошим кормом, овса совсем не осталось, и нам приходилось косить зимнюю траву, которая еще торчала за стеной. Через день после победы Этельвульфа мы с Рориком и Бридой отправились вместе с целым отрядом в поле, где срезали траву длинными ножами и набивали ею мешки… И тут пришла армия Уэссекса.
Должно быть, их воодушевила победа Этельвульфа, потому что теперь Редингум атаковало целое войско. Об их приближении предупредил донесшийся с запада крик, а потом я увидел несущихся на нас галопом всадников – они рубили людей мечами, протыкали их копьями, и мы втроем бросились бежать.
Я услышал за спиной топот копыт, повернул голову, увидел несущегося на меня человека с копьем и понял, что одному из нас суждено сейчас умереть. Я схватил Бриду за руку, чтобы оттащить в сторону, но тут из-за стены Редингума вылетела стрела и угодила всаднику в лицо. Он дернулся, кровь текла из его щеки. А тем временем люди в панике толпились у двух главных мостов, и всадники-англосаксы, заметив это, устремились туда.
Мы трое наполовину перешли, наполовину переплыли ров, и два человека вытянули нас, мокрых, грязных и дрожащих, на стену.
Перед крепостью теперь царил хаос. Тех, кто резал траву на дальнем конце рва, теперь гнали в центр поля, когда появилась уэссекская пехота: отряд за отрядом выходил из леса на горизонте. Я помчался к дому, достал спрятанный под стопкой плащей Вздох Змея, надел перевязь и выбежал искать Рагнара. Он ушел на ближайший к Темезу мост, мы с Бридой заметили там его дружину.
– Ты никуда не пойдешь, – сказал я Бриде. – Оставайся с Рориком.
Рорик был младше нас, после купания во рву он непрестанно дрожал, ему было нехорошо, поэтому я заставил его остаться дома.
Брида же пропустила мои слова мимо ушей. Она вооружилась копьем и заметно волновалась, хотя ничего еще не произошло. Рагнар смотрел за стену. Все больше народу подтягивалось к воротам, но Рагнар пока не открывал их, чтобы перейти мост. Он оглянулся назад – посмотреть, сколько у него воинов, – и прокричал:
– Щиты!
В спешке некоторые воины прибежали с одними топорами и мечами и теперь кинулись за щитами.
У меня щита не было, но мне и не полагалось здесь находиться, и Рагнар пока меня не видел.
А видел он завершение резни: всадники-англосаксы приканчивали последних наших фуражиров. Несколько врагов пали от стрел, но и у датчан, и у англичан было мало лучников. Мне нравились лучники: они могли убивать на большом расстоянии, и, даже если стрелы не убивали, они заставляли врага нервничать.
Когда стреляют из луков, двигаться приходится вслепую, пряча голову за щитом, но стрельба из лука требует большого искусства. Кажется, это легко, у любого ребенка есть лук и стрелы, но настоящий лук, способный поразить кабана с сотни шагов, – это огромная штука из тиса. Чтобы натянуть его, требуется немало силы, и, если не упражняться постоянно, стрелы летят куда попало, поэтому лучников у нас всегда было мало. Я никогда не имел дела с луком. С копьем, мечом, топором я был опасен в бою, а вот с луком – совершенно бесполезен.