Византийская принцесса

– Ну вот, друг мой, начинается. Судя по всему, нас изрядно помотает.

Теадора, Халил и сопровождающие ужинали, когда начался шторм, а корабль накренился. Бросившись к маленькому выступающему оконцу, попыталась разглядеть, что там, снаружи. Сквозь пелену дождя и полумрак было видно, что в небе еще догорали отсветы красного заката, а черноту моря разбавляла лишь белая пена на гребнях волн. Теадора поежилась от мрачного предчувствия опасности, однако постаралась не показать, что испугана, как можно беспечнее сказала сыну:

– Думаю, сегодня нам лучше лечь спать пораньше: время устанавливать телескоп, который прислал тебе отец, сегодня неподходящее, – на небе нет ни одной звезды.

– Ах, мама, можно мне посмотреть шторм?

– А ты не боишься?

– Напротив: мне интересно! Жалко только, что капитан сейчас не разрешает выходить на палубу.

– Даже если бы разрешил он, не позволю я!

– Ой, мама, да ты трусиха!

Теадора засмеялась, но в душе порадовалась, что сынишка такой храбрый.

– Так и быть: можешь не ложиться.

Довольный, мальчик устроился возле окошка, прижавшись лбом к маленьким прямоугольным стеклам. Теадора уселась потихоньку в уголочке и взялась за вышивание. Рабы убрали остатки ужина и ушли в отведенные им каюты. Айрис на всякий случай прикрутила фитили в лампах, пугающе раскачивавшихся на цепях. Через некоторое время Теадора перевела взгляд на Халила и, увидев, что мальчик уснул, кивнула Айрис. Служанка подхватила ребенка на руки и уложила в кровать, заметив:

– Только невинное дитя может спать в такой шторм.

Плюхнувшись на постель своей госпожи, Айрис спокойно добавила:

– Мне очень страшно, но если уж суждено пойти на корм рыбам, то так тому и быть.

И принялась чинить шелковую рубашку принца. Теадора молча продолжала вышивать. Осознание, что Айрис так же страшно, как ей самой, нисколько не успокаивало, но она вспомнила слова покойной матери о различии между господами и рабами и призвала на помощь все запасы выдержки, которую унаследовала от предков. Она Теадора Кантакузин, византийская принцесса и жена султана, а значит, должна быть сильной – ради сына и ради этих рабов: ведь они не просто ее собственность, она за них в ответе.

Корабль дал мощный крен и Теадора, инстинктивно вскочив, посмотрела в небольшое оконце. На одно ужасающее мгновение у нее возникло ощущение, что остановилось сердце: за окном была сплошь вода, словно корабль уже затонул, – но тут, словно пробка из бутылки, он взлетел вверх на белом пенном гребне волны. Теадора с облегчением выдохнула и тут только почувствовала боль. Взглянув на руки, она увидела кровь и поняла, что уколола палец иглой. Красная капелька упала на белый лен, и фыркнув от досады, Теадора взяла кувшин, плеснула немного воды на пятно и попыталась его оттереть. Наконец ей это удалось, и как только кровь была смыта, боль вернулась.

Лизнув пораненный палец, Теадора обнаружила, что ее колотит дрожь, и вдруг поняла, что страшно боится. Ей всего двадцать лет, и за исключением нескольких коротких часов с принцем Мурадом в монастырском саду, в сущности, никогда не знала счастья. А сын? Он прожил всего семь лет.

Корабль нещадно швыряло по волнам, Айрис стонала, ее лицо приняло зеленоватый оттенок. Теадора вовремя успела подставить ей таз, и служанку вывернуло наизнанку. Когда ее перестало рвать, Теадора поспешила вынести таз из каюты, прекрасно сознавая, что нарушает приказ капитана. Однако не сидеть же до конца шторма в закрытой каюте, вдыхая вонь. Могло опять затошнить Айрис, да и ее собственный желудок вряд ли бы выдержал.

Прижимаясь к стенам, она кое-как добралась до выхода, размахнулась, швырнула таз в темноту и с изумлением увидела, как неистовый ветер подхватил посудину и та на мгновение зависла в воздухе, словно раздумывая, падать или нет, а через несколько мгновений погрузилась в бурлящую воду. Происходящее буквально заворожило Теадору, страх на время прошел, и она даже рассмеялась, очарованная красотой и яростью моря.

Вернувшись в каюту, Теадора увидела, что бедная Айрис уснула на своей узкой койке, и опять взялась за вышивание. Так прошло несколько часов, пока она вдруг не поняла, что больше не ощущает качки, – море успокоилось. Она встала и потянулась, растягивая затекшие руки и ноги, и в этот момент в каюту постучали. Теадора открыла дверь.

– Ваше высочество, у вас все в порядке? – спросил капитан Хасан, выглядевший очень усталым.

– Да, у нас все в порядке.

– Я пришел предупредить, что расслабляться рано: шторм еще не прекратился.

– Но море спокойное, как пруд.

– Да, миледи, сейчас спокойное. Это состояние называется «глаз урагана» – спокойная середина среди бушующего моря. Когда мы достигнем противоположной стороны этого спокойного места… спаси нас Аллах. Так что, пожалуйста, по-прежнему оставайтесь в каюте.

– Как долго сохранится это спокойствие?

– Возможно, с полчаса.

– В таком случае, капитан, я с вашего разрешения ненадолго поднимусь на палубу. Мой сын и слуги спят, но я, честно говоря, не нахожу покоя.

– Конечно, ваше высочество. Я сам вас провожу.

Теадора тихо закрыла за собой дверь, оперлась на руку капитана, и они вышли наружу, на мокрую палубу. Неподвижный сырой воздух казался тяжелым, небо над ними и море вокруг были совершенно черными, и казалось, что они вплывали в чернильницу. Капитан взмахнул рукой, обращая внимание Теадоры на странный слабый свет, где на некотором расстоянии от корабля, прямо по курсу, белела пена.

– Видите, море бурлит? Там другая сторона урагана, ваше высочество. Нам его не избежать.

– Величественное зрелище, капитан. Как вы думаете, корабль выдержит?

Хасан пожал плечами и ответил как фаталист:

– На все воля Аллаха.

Они постояли возле поручней еще несколько минут, но Теадора почувствовала нервозность капитана и сказала:

– Пожалуй, мне пора.

Вернувшись в каюту, она подошла к сыну и поцеловала его в лоб, но мальчик спал так крепко, что даже не шелохнулся. Айрис тоже спала и тихонько похрапывала, лежа на спине. «Так-то оно лучше, – подумала Теадора. – Проще сохранять спокойствие, когда никто не пугает».

И тут опять усилилась качка – они приблизились к противоположной стороне «глаза урагана». Она тихо сидела, прижав сложенные ладони к груди, а потом принялась молиться и Богу, и Аллаху, взывать ко всем святым, чтобы пощадили корабль и всех, кто на нем находился. С тех пор как Теадора покинула монастырь Святой Екатерины, она никогда еще не погружалась в молитву с такой страстью.

Внезапно корабль страшно накренился и раздался оглушительный треск, отчего судно сильно тряхануло. Сквозь рев шторма Теадора услышала крики. Маленькое эркерное окошко каюты разбилось, словно его вдавило внутрь, по полу рассыпались осколки стекла и полилась вода.

Она вскочила на ноги и несколько мгновений просто беспомощно стояла и смотрела, как в разбитое окно летят капли дождя и брызги морской воды. Платье ее намокло, но она, казалось, этого даже не замечала. Айрис свалилась с койки и, толком не проснувшись, закричала:

– О Аллах, спаси нас! Мы тонем! Пришел наш смертный час!

Теадора резко повернулась, рывком поставила рабыню на ноги и со всей силы дала ей пощечину.

– Глупая женщина, не кричи! Мы не тонем! Шторм разбил окно, вот и все.

Сквозь шум дождя и ветра они услышали, что кто-то барабанит в дверь каюты. Принцесса распахнула дверь, и в комнату не вошел, а практически ввалился матрос и, задыхаясь, проговорил:

– Ваше высочество, капитан прислал меня узнать, что стряслось. Я сейчас же принесу доски и заколочу окно.

– Что это был за грохот? – спросила Теадора.

Матрос поднялся на ноги, но с ответом замешкался. Потом, видно решив, что промолчать не удастся, пожал плечами и произнес:

– Сломалась главная мачта, но это не страшно: скоро рассветет, да и шторм уходит в сторону.

Опасаясь расспросов, он поспешил покинуть каюту, а Теадора сказала:

– Айрис, разбуди рабов и вели убрать осколки, а также подтереть пол: сейчас матросы придут забивать окно.