Оценить:
 Рейтинг: 0

Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Год написания книги
2014
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Я только что закончил исследование воспоминаний о травме (о котором мы поговорим в двенадцатой главе), участники которого раз за разом рассказывали мне, сколько неприятностей им доставляли навязчивые образы, ощущения и звуки из прошлого. Когда некоторые сказали, что хотели бы узнать, что происходит с их мозгом во время этих болезненных воспоминаний, я предложил восьмерым из них вернуться в клинику, чтобы пройти томографию (это была совершенно новая процедура, которую я в мельчайших подробностях описал), в то время как мы будем специально воссоздавать преследующие их ужасные события прошлого. К моему удивлению, все восемь дали согласие, а многие выразили надежду, что полученные нами с помощью их переживаний данные смогут помочь другим людям.

Моя помощница Рита Фислер, работавшая с нами до поступления в Гарвардскую медицинскую школу, побеседовала с каждым из участников, чтобы составить подробный сценарий, пошагово повторяющий пережитую им травму. Мы целенаправленно стремились собрать лишь отдельные фрагменты их переживаний – определенные образы, звуки и чувства, – а не всю историю целиком, потому что именно так люди ощущают свою травму. Рита также попросила участников описать ситуацию, в которой они чувствовали себя в безопасности и знали, что все контролируют. Одна женщина описала свои утренние сборы; другой участник чувствовал себя спокойно, когда сидел на крыльце своего деревенского дома в Вермонте, любуясь холмами. Мы собирались использовать эти сценарии для второй томограммы, чтобы использовать ее в качестве точки отсчета.

Когда участники проверили написанные для них сценарии (читая их про себя, чтобы не спровоцировать реакцию раньше времени) на точность, Рита записала им кассеты со своей речью, которые должны были проигрываться, пока участники будут находиться в томографе. Типичный сценарий звучал следующим образом:

Вам шесть лет, и вы собираетесь ложиться спать. Вы слышите, как мать с отцом кричат друг на друга. Вы напуганы, и у вас внутри все сжалось. Вы стоите вместе с младшим братом и сестрой, прижавшись друг к другу, вверху лестницы. Вы заглядываете через перила и видите, что ваш отец держит вашу мать за руки, а она отчаянно вырывается. Ваша мама плачет, плюется и шипит, словно животное. У вас заливается краской лицо, вы чувствуете нахлынувший жар. Освободившись, ваша мать убегает в столовую, где разбивает очень дорогую китайскую вазу. Вы кричите, чтобы они перестали, но они не слушают. Ваша мать убегает наверх, и вы слышите, как она разбивает телевизор. Ваши младшие брат с сестрой пытаются спрятать ее в чулане. Вы слышите удары, и вас начинает трясти.

Перед этим первым этапом мы объяснили участникам назначение радиоактивного кислорода, которым они должны были дышать. По мере того как метаболическая активность той или иной части мозга возрастает или падает, ее уровень потребления кислорода мгновенно меняется, и именно эти изменения и отслеживает томограф. В ходе процедуры мы также собирались отслеживать их кровяное давление и пульс, чтобы потом сопоставить эти физиологические признаки с измеренной активностью мозга.

Несколько дней спустя участники пришли в кабинет томографии. Первым участником была Марша – сорокалетняя школьная учительница из пригорода Бостона. Ее сценарий возвращал ее на тринадцать лет назад, в тот день, когда она забрала свою пятилетнюю дочку Мелиссу из летнего лагеря. Когда они отъехали, Марша услышала настойчивое пиканье, указывающее на то, что ремень безопасности Мелиссы был застегнут не до конца. Нагнувшись, чтобы поправить ремень, Марша не заметила, как проехала на красный. В ее машину справа врезалась другая, мгновенно убив ее дочь. В «Скорой» по дороге в больницу также погиб и семимесячный плод, вынашиваемый Маршей.

За одну ночь Марша из жизнерадостной женщины, которая всегда была душой компании, превратилась в подавленного человека, которого преследовало угнетающее чувство вины. Она перестала преподавать и перешла в школьную администрацию, потому что работать с детьми напрямую для нее было невыносимо – как и для многих пациентов, потерявших детей, их радостный смех провоцировал у нее бурную реакцию. Тем не менее каждый день, даже когда она пряталась за своими бумагами, давался ей с огромным трудом. В тщетной попытке сдержать свои чувства она стала работать по ночам.

Я стоял рядом с томографом, в то время как Марша проходила эту процедуру, и следил за ее физиологическими реакциями на мониторе. Как только мы включили кассету, ее пульс подскочил, а кровяное давление подпрыгнуло. Прослушивание этой записи спровоцировало у нее ту же реакцию, что и во время самой аварии тринадцать лет назад. Когда запись подошла к концу и у Марши нормализовались пульс и давление, мы включили второй сценарий, в котором описывалось, как она встает с кровати и идет чистить зубы. На этот раз ее пульс и давление остались без изменений.

А. Правая лимбическая область

Б. Зрительная кора

В. Зона Брока

Изображение мозга в процессе переживания травмы. Светлые пятна в лимбической коре (А) и зрительной коре (Б) соответствуют повышенной активности мозга в этих участках. На снимке (В) видна значительно пониженная активность речевого центра мозга.

Выйдя из томографа, Марша выглядела разбитой, вымотанной и была в полном оцепенении. Ее дыхание было поверхностным, глаза широко открыты, а голова втянута в плечи – сама беспомощность и беззащитность. Мы попытались утешить ее, однако я уже стал сомневаться, будут ли полученные нами данные стоить перенесенного ею стресса.

Когда через эту процедуру прошли все восемь участников, Скотт Рауч вместе со своими математиками и статистиками взялся за создание составного снимка, по которому можно было бы наглядно сравнить активность мозга в нейтральном состоянии и в момент появления неприятных воспоминаний. Несколько недель спустя он отправил мне результаты, которые вы видите выше. Я приклеил эти снимки на дверцу своего холодильника в кухне и на протяжении следующих нескольких месяцев каждый вечер их разглядывал. Должно быть, именно так чувствовали себя первые астрономы, взглянув через телескоп на неизученное звездное скопление.

На снимках были некоторые сбивающие с толку точки и цвета, однако самая яркая область активации мозга – большое красное пятно в правом нижнем центре мозга, известном как лимбическая область, или эмоциональный мозг, – никакого удивления не вызывала. Мы уже знали, что сильные эмоции активируют лимбическую систему, в особенности участок внутри нее, известный как миндалевидное тело.

Миндалевидное тело предупреждает нас о надвигающейся опасности, активируя стрессовую реакцию организма. Наше исследование явно показало, что у переживших травму людей определенные образы, звуки или мысли, связанные с их конкретными переживаниями, миндалевидное тело начинает бить тревогу – даже, как это было в случае с Маршей, спустя тринадцать лет после самого происшествия.

Активация этого центра страха влечет за собой выброс гормонов стресса и передачу нервных импульсов, которые повышают кровяное давление, пульс и уровень потребления кислорода – тем самым подготавливая тело к тому, чтобы бить или бежать (1). Мониторы, прилепленные к рукам Марши, зарегистрировали это состояние бешеного возбуждения, хотя она на протяжении всей процедуры прекрасно отдавала себе отчет в том, что лежит в томографе, где ей ничего не угрожает.

Немой ужас

Больше всего из полученных нами результатов нас поразила белая точка в левой фронтальной доле коры, так называемой зоне Брока. В данном случае изменение цвета означает значительный спад активности в этой области мозга.

Зона Брока – это один из речевых центров мозга, который зачастую бывает затронут у людей, перенесших инсульт, когда этот участок оказывается отрезан от кровотока. Без нормально функционирующей зоны Брока человек неспособен выражать словами свои мысли и чувства. Наши снимки показали, что при активации болезненных воспоминаний зона Брока отключалась.

Другими словами, перед нами было наглядное доказательство того, что последствия психологической травмы могут совпадать с последствиями физических повреждений, таких как инсульты, либо иметь с ними что-то общее.

Любая травма лишает дара речи. Шекспир метко изобразил данное состояние безмолвного ужаса в «Макбете», когда обнаруживают тело убитого короля: «О ужас, ужас! Сердце и язык понять не могут и назвать!» (перевод Анны Радловой. – Прим. пер.). В экстремальных условиях люди выкрикивают непристойности, зовут своих матерей, воют от ужаса либо же просто замыкаются в себе. Жертвы нападений и несчастных происшествий сидят в безмолвном оцепенении в отделении неотложной помощи, пережившие травму дети «теряют дар речи» и отказываются разговаривать. На фотографиях можно увидеть солдат с ввалившимся глазами, молча смотрящих куда-то в пустоту.

Даже годы спустя пережившим травму людям зачастую тяжело рассказывать другим о произошедшем с ними. Их тело заново переживает весь ужас, гнев и беспомощность, а вместе с ними позыв бить или бежать, однако все эти чувства им оказывается практически невозможно выразить. Психологическая травма по своей природе выбивает нас из колеи, лишая способности внятно выражать свои мысли.

Это не означает, что люди не могут говорить про приключившуюся с ними трагедию. Рано или поздно все пережившие травму люди, подобно ветеранам из первой главы, придумывают, как многие из них любят ее называть, «легенду», хоть как-то объясняющую их симптомы и поступки общественности. Невероятно сложно составить на основе чьих-то болезненных переживаний связный рассказ, у которого есть начало, середина и конец. С подобными проблемами сталкиваются даже матерые журналисты: так, знаменитый корреспондент CBS Эдвард Марроу с трудом подбирал слова, описывая увиденные им ужасы, когда в 1945 году освобождали нацистский концентрационный лагерь Бухенвальд: «Прошу, поверьте тому, что я рассказал. Я сообщил про то, что видел и слышал, но только часть из этого. Потому что для всего остального у меня попросту нет слов».

Когда слова подводят, центральное место в переживаниях занимают навязчивые образы, которые впоследствии преследуют нас в виде ночных кошмаров и болезненных живых воспоминаний. Если у наших участников отключалась зона Брока, то другой участок мозга под названием поле Бродмана 19[16 - Поля Бродмана – отделы коры больших полушарий головного мозга, отличающихся по строению на клеточном уровне. Выделяют 52 поля, каждое из которых выполняет определенную функцию. Например, поле 44, оно же центр Брока, отвечает за речь. В то время как поле 19 отвечает за оценку значения увиденного. – Прим. ред.] в этот момент активировался. Эта область зрительной коры регистрирует образы, когда они впервые попадают в мозг. Мы были удивлены увидеть активацию этой области спустя столь долгое время после изначально пережитой травмы. Обычно необработанные образы, зарегистрированные в поле 19, быстро распределяются по остальным участкам мозга, которые пытаются осмыслить увиденное. Опять-таки, мы стали свидетелями того, как участок мозга зажигается, словно человек переживает свою психологическую травму прямо сейчас.

Как мы с вами увидим в двенадцатой главе, посвященной работе памяти, другие необработанные сенсорные фрагменты травмы, такие как звуки, запахи и физические ощущения, также регистрируются отдельно от самой истории. Схожие ощущения зачастую провоцируют яркие воспоминания, вызывая их в сознании, казалось бы, совершенно неизмененными, несмотря на все прошедшее время.

Сдвиг в одну сторону мозга

Снимки также показали, что во время этих живых болезненных воспоминаний у наших подопытных активировалась лишь правая часть мозга. В настоящий момент имеется множество научной и популярной литературы на тему различий между правым и левым полушарием. В начале девяностых мне доводилось слышать, что кто-то начал делить мир на людей с развитым левым (преобладает рациональное мышление, логика) и правым (интуиция, творческие способности) полушариями, однако тогда я не придал этой идее особого значения. Тем не менее наши снимки явно демонстрировали, что образы о пережитой травме активируют правое полушарие мозга, отключая при этом левое.

Теперь нам известно, что эти две половинки человеческого мозга действительно говорят на разных языках. Правая часть сосредоточена на интуиции, эмоциях, зрении, восприятии пространства и тактильных ощущениях, в то время как левая отвечает за речь, аналитические способности и последовательность мышления. Если левое полушарие отвечает за разговоры, то правое проигрывает в себе наши переживания. Она взаимодействует через выражения лица и язык тела, а также воспроизводя звуки любви и ужаса: через пение, крики, танцы или подражание. Правое полушарие первым развивается в утробе, и оно отвечает за невербальное общение между матерью и младенцем. Известно, что левое полушарие подключается, когда ребенок начинает понимать чужую речь и учится говорить сам. Это позволяет ему называть предметы, сравнивать их между собой, понимать их взаимосвязь, а также начать передавать свои собственные уникальные, субъективные ощущения окружающим.

Левое и правое полушария нашего мозга также совершенно по-разному обрабатывают и воспоминания (2).

Левое полушарие помнит факты, цифры и слова, связанные со случившимися событиями. Мы обращаемся к нему, чтобы объяснить наши переживания и систематизировать их. В правом полушарии же хранится информация о связанных с ними звуках, прикосновениях, запахах и эмоциях. Оно автоматически реагирует на голоса, черты лица, жесты и места, с которыми мы сталкивались в прошлом.

То, что оно вспоминает, кажется нам интуитивной правдой – реальным положением вещей. Даже когда мы перечисляем достоинства своей возлюбленной, другу, наши чувства могут особенно сильно расшевелиться от того, что ее лицо напоминает нам нашу тетю, которую мы так любили в четыре года (3).

При обычных обстоятельствах обе половинки мозга работают более-менее слаженно, даже у людей, про которых можно сказать, что у них одно полушарие преобладает над другим. Когда же одна из половин отключается, пускай даже временно, либо полностью отделяется (как это порой происходило в первых операциях на мозге), то последствия становятся весьма удручающими.

Отключение левого полушария напрямую отражается на способности выстраивать переживания в логические последовательности, а также выражать словами наши меняющиеся чувства и восприятие (зона Брока, темнеющая в момент ярких болезненных воспоминаний, находится именно слева). Лишившись последовательности мышления, мы больше не можем определить причину и следствие, осознать долгосрочные последствия наших действий либо создать четкий план действий на будущее. Сильно расстроенные люди порой говорят, что «теряют рассудок». Если же выражаться формальным языком, то они испытывают утрату исполнительных функций мозга.

Когда травмированным людям что-то напоминает о прошлом, их правое полушарие реагирует так, словно породившее психологическую травму событие происходит прямо сейчас. Так как работа левого полушария при этом подавляется, то они могут и не понять, что заново ощущают и повторно переживают прошлое, – они просто впадают в бешенство, ужас, сгорают от стыда либо впадают в оцепенение. Когда эмоциональная буря проходит, они порой начинают искать виноватого. Они так себя повели, потому что ты опоздал на десять минут, либо потому что ты сжег картофель на плите, либо потому что ты «никогда меня не слушаешь». Разумеется, большинство из нас делали нечто подобное, однако когда мы успокаиваемся, то можем – хочется на это надеяться – признать свою неправоту. Травма же мешает подобному осознанию, и наши дальнейшие исследования показали, почему так происходит.

Застрявшие в режиме «бей или беги»

Произошедшее с Маршей в томографе постепенно стало обретать смысл. Спустя тринадцать лет после ее личной трагедии мы заново активировали ощущения – звуки и образы, связанные с аварией, – которые хранились в ее памяти. Когда эти ощущения вырвались наружу, они активировали тревожную систему, из-за чего она стала вести себя так, словно снова оказалась в больнице в тот момент, когда сообщили о гибели дочери. Тринадцать лет, прошедшие с того дня, были мгновенно стерты. Резкий скачок пульса и давления отражал ее физиологическое состояние безумного ужаса.

Адреналин – один из гормонов, которые играют решающую роль в активации реакции «бей или беги» перед лицом опасности. Именно всплеск адреналина обуславливал резкое учащение пульса и повышение кровяного давления у наших участников, когда они слышали рассказ о пережитой ими травме. В нормальных условиях люди реагируют на угрозу кратковременным скачком уровня гормонов стресса. Как только угроза проходит, уровень гормонов стресса снижается и организм возвращается к нормальному режиму работы. У людей же, переживших травму, уровни гормонов стресса нормализуются гораздо дольше, а при малейшем стрессе подскакивают быстро и непропорционально сильно. Губительные последствия хронически повышенного уровня гормонов стресса включают проблемы с памятью и вниманием, повышенную раздражительность и расстройства сна. Они также способствуют и долгосрочным проблемам со здоровьем, в зависимости от того, какая система организма особенно уязвима у конкретного человека.

Мы также знаем теперь, что существует и другая возможная реакция на стресс, которую наши томографы пока не в состоянии измерить. Некоторые люди попросту уходят от проблемы: их организм регистрирует угрозу, однако их сознание продолжает функционировать так, словно ничего не случилось. Тем не менее, хотя разум и способен научиться игнорировать послания эмоционального мозга, тревожные сигналы при этом не прекращаются. Эмоциональный мозг продолжает трудиться, а гормоны стресса продолжают посылать сигналы мышцам, чтобы они напряглись для активных действий либо замерли. Внутренние органы и дальше продолжают испытывать на себе негативные эффекты, пока, наконец, это не выражается в физической болезни, требующей медицинского внимания. Лекарства, наркотики и спиртное тоже способны временно заглушить или даже стереть невыносимые ощущения и чувства. Тело между тем все помнит.

То, что случилось с Маршей в томографе, можно интерпретировать с разных точек зрения, выбирая соответствующее лечение. Мы можем сосредоточиться на явно выраженных нейрохимических и физиологических нарушениях, сделав вывод, что она страдает от биохимического дисбаланса, активирующегося каждый раз, когда она вспоминает об аварии. Затем мы можем подобрать препарат или сочетание препаратов, которые заглушат эту реакцию либо, в идеальном случае, восстановят химический баланс. Основываясь на полученных нами снимках, некоторые из моих коллег в МЦПЗ начали изучать препараты, понижающие реакцию людей на повышенный уровень адреналина.

С другой стороны, мы можем смело сказать, что у Марши повышенная чувствительность к ее воспоминаниям о прошлом и что идеальным лечением будет одна из форм психотерапии под названием десенсибилизация (4). Систематически проигрывая подробности полученной ею травмы вместе с психотерапевтом, можно добиться полного подавления ее биологических реакций, чтобы она смогла научиться различать прошлое и настоящее, а не переживать раз за разом одни и те же эмоции.

На протяжении ста, если не больше, лет каждый учебник по психологии и психотерапии твердил, что разобраться с неприятными чувствами можно путем их обсуждения. Тем не менее, как мы с вами видели, этому мешают связанные с травмой переживания.

Как бы много мы о себе и о своей проблеме ни знали, рациональный мозг попросту неспособен убедить эмоциональный мозг в несостоятельности его собственной реальности.

Меня не перестает поражать, насколько тяжело людям, прошедшим через немыслимое, передать суть своих переживаний. Им гораздо проще говорить о том, что с ними сделали – как они стали жертвой и возжелали мести, чем осознать, прочувствовать и выразить словами реальность своих внутренних переживаний.

Наши снимки показали, насколько устойчивым является их страх, а также как различные аспекты повседневной жизни способны его пробуждать. Они не смогли включить свои переживания в непрерывный поток собственной жизни. Они продолжили быть «там», не зная, как находиться «здесь» – жить полной жизнью в настоящем.

Спустя три года после нашего исследования Марша пришла ко мне уже в качестве пациента. Мне удалось помочь ей с помощью методики под названием десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ), которой посвящена пятнадцатая глава.

Часть II. Что травма делает с мозгом

Глава 4. Спасайся как можешь: анатомия выживания

До появления мозга во Вселенной не было ни цветов, ни звуков, равно как не было вкусов и ароматов, чувств или эмоций. До появления мозга Вселенная также не знала ни боли, ни тревоги.

    Роджер Сперри (1)

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12