Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Одиннадцатого сентября 2001 года пятилетний Ноам Саул, смотря из окна своей школы PS 234 (P.S. 234 Independence School. – Прим. ред.), стал свидетелем того, как первый из четырех пассажирских самолетов врезался в Мировой торговый центр. Он был менее чем в 500 метрах от места трагедии. Ноам и его одноклассники бегом спустились вместе с учителем в фойе, где их встретили родители, незадолго до этого привезшие своих детей в школу. Он, его старший брат и отец были тремя из десятков тысяч людей, спасавшимися со всех ног сквозь руины, пепел и дым, наполнившие тем утром нижний Манхэттен.

Десять дней спустя я навестил его семью, с которой дружил, и в тот вечер мы с его родителями прогулялись в жутком мраке рядом со все еще дымящейся ямой, где прежде стояла Первая башня, пробираясь среди спасательных бригад, работающих круглосуточно под ослепительным светом прожекторов. Когда мы вернулись домой, Ноам все еще не спал, и он показал мне свой рисунок, сделанный им в девять утра двенадцатого сентября. На нем было нарисовано то, что он видел днем ранее: врезающийся в башню самолет, огненный шар, пожарные и прыгающие из окон башни люди. Внизу рисунка, однако, он изобразил нечто другое: черный круг у подножия здания. Я понятия не имел, что это, так что спросил у него. «Это батут», – ответил он. Что же там делал батут? Ноам объяснил: «Чтобы в следующий раз, когда людям придется прыгать, они не пострадали». Я был потрясен: этот пятилетний мальчик, ставший свидетелем невообразимого переполоха и катастрофы всего за сутки до того, как сделал этот рисунок, использовал свое воображение, чтобы переварить увиденное и продолжить жить своей жизнью.

Ноаму повезло. Никто из его родных не пострадал, он вырос окруженным любовью, и ему удалось понять, что увиденная им трагедия подошла к концу. Во время катастрофы маленькие дети обычно ориентируются на своих родителей. Если они остаются спокойными и реагируют на их потребности, то дети зачастую переживают ужасные происшествия без серьезных психологических травм.

Рисунок пятилетнего Ноама, сделанный им после того, как он стал свидетелем атаки на Мировой торговый центр одиннадцатого сентября. Он воспроизвел зрительный образ, преследовавший столь многих выживших – людей, прыгающих из окон, чтобы спастись от пламени, – однако сделал одно спасительное дополнение: батут у подножия падающего здания.

История Ноама наглядно демонстрирует две важнейших составляющих адаптационной реакции на угрозу, необходимой человеку для выживания. Когда произошла катастрофа, он был в состоянии взять на себя активную роль, убежав от угрозы, тем самым позаботившись о собственном спасении. И когда он добрался до безопасного места – своего дома, – то сигналы тревоги в его мозге и теле замолкли. Это освободило его разум, предоставив ему возможность как-то осмыслить случившееся и даже придумать изобретательную альтернативу увиденному – спасительный батут.

В отличие от Ноама травмированные люди застревают на месте, прекращая свое развитие, так как оказываются не в состоянии найти место новым переживаниям в своей жизни. Я был чрезвычайно тронут, когда ветераны из армии Паттона подарили мне на Рождество военные часы времен Второй мировой войны, однако это было грустное напоминание о годе, когда их жизни, по сути, остановились: 1944. Травмированные люди продолжают организовывать свою жизнь так, как если бы травма продолжалась – постоянно и без изменений, – словно каждое новое знакомство или событие запятнаны прошлым.

После полученной психологической травмы человек воспринимает окружающий мир с совершенно новой нервной системой. Всю свою энергию он теперь тратит на подавление внутреннего хаоса, жертвуя непринужденной вовлеченностью в собственную жизнь.

Эти попытки поддерживать контроль над невыносимыми физиологическими реакциями могут приводить к целому ряду физических симптомов, включая фибромиалгию, хроническую усталость и различные аутоиммунные заболевания. Это объясняет, почему так важно вовлекать в лечение психологической травмы весь организм, тело, разум и мозг.

Психологическая травма затрагивает весь человеческий организм – тело, разум и мозг. При ПТСР тело продолжает защищаться от опасности, которая давно миновала. Для лечения ПТСР необходимо положить конец этой непрекращающейся стрессовой реакции и восстановить нормальный режим работы организма, дать ему понять, что ему ничего не угрожает.

Созданы для выживания

Рисунок на странице 62 демонстрирует, как все тело реагирует на угрозу.

Когда тревожная система мозга включается, она автоматически активирует план физического спасения в древних (с эволюционной точки зрения. – Прим. пер.) частях мозга. Как и у других животных, нервы и химические вещества, составляющие основу нашего мозга, напрямую связаны с нашим телом. Когда древний мозг берет бразды правления, он частично отключает высший мозг, где сосредоточено наше сознание, побуждая тело бежать, прятаться, биться или, как это иногда бывает, замереть. Когда мы полностью осознаем сложившуюся ситуацию, наше тело уже может быть в движении. Если реакция «бей, беги или замри» прошла успешно и нам удалось избежать опасности, то мы восстанавливаем свое внутреннее равновесие и постепенно «приходим в чувство».

Активные действия и обездвиженность. Активные действия (результат реакции «бей или беги») позволяют избежать угрозы. Будучи же обездвиженным, тело остается в состоянии неотвратимого шока и приобретенной беспомощности[17 - Поведенческая реакция на неприятные раздражители, основанная на убежденности в беспомощности перед окружающим миром. – Прим. пер.]. Столкнувшись с опасностью, люди начинают автоматически вырабатывать гормоны стресса, которые помогают сопротивляться и спасаться. Мозг и тело запрограммированы бежать в безопасное место, где выделение гормонов стресса прекращается. У этих привязанных к носилкам людей, которых эвакуировали далеко от дома после урагана «Катрина», уровни гормонов стресса остались повышенными, и они обернулись против них, способствуя непрекращающемуся страху, депрессии, гневу и физическим недомоганиям.

Если что-то мешает нормальной реакции – например, когда людей удерживают, они оказываются в ловушке, либо по какой-то другой причине не могут предпринимать активные действия, будь то война, автомобильная авария, домашнее насилие или изнасилование – мозг продолжает стимулировать выработку гормонов стресса, а нейронные контуры и дальше впустую активируются (2). Когда событие уже давно миновало, мозг может и дальше продолжать посылать телу сигналы, чтобы оно спасалось от угрозы, которой давно не существует. Как минимум с 1889 года, когда французский психолог Пьер Жане опубликовал первую в научной литературе историю про травматический стресс (3), известно, что пережившие травму люди склонны «продолжать те же действия, или, скорее, предпринимать те же (тщетные) попытки к действиям, что и в момент происшествия». Способность двигаться и делать что-либо для собственной защиты – важнейший фактор, определяющий, оставит ли ужасное событие после себя психологическую травму.

В данной главе мы подробней поговорим про то, как человеческий мозг реагирует на травму. Чем больше нейробиология изучает устройство мозга, тем больше мы пониманием, что он представляет собой обширную сеть взаимосвязанных частей, созданных таким образом, чтобы помогать нам выживать и процветать. Понимание слаженной работы этих частей необходимо, чтобы разобраться, как психологическая травма воздействует на весь человеческий организм, а также найти способ побороть посттравматический стресс.

Мозг снизу-вверх

Самая важная задача мозга – обеспечивать наше выживание даже в самых ужасных условиях. Все остальное вторично. Чтобы эту задачу выполнять, мозгу нужно: 1) сгенерировать внутренние сигналы, регистрирующие потребности нашего тела, такие как еда, отдых, защита, секс и кров; 2) создать карту окружающего мира, чтобы указать нам, где эти потребности можно удовлетворить; 3) сгенерировать необходимую энергию и действия, необходимые, чтобы туда добраться; 4) предупреждать нас об опасностях и благоприятных возможностях по пути; и 5) корректировать наши действия, основываясь на текущих требованиях (4). А так как люди являются млекопитающими – существами, способными выживать лишь группами, для всех этих первостепенных задач требуются координация и взаимодействие.

Психологические проблемы возникают, когда наши внутренние сигналы не срабатывают, когда наши карты ведут нас в ошибочном направлении, когда мы не в состоянии двигаться, когда наши действия не отвечают нашим потребностям либо когда распадаются наши отношения. Каждая структура мозга, которую я рассмотрю, играет определенную роль в выполнении этих важнейших функций, и, как мы увидим, психологическая травма способна оказывать влияние на каждую из них.

Наш рациональный, когнитивный мозг[18 - Когнитивный мозг – мозговые структуры, благодаря которым человек осуществляет психические функции. Анатомически к нему относятся кора (серое вещество) больших полушарий головного мозга и мозжечок. Эволюционно это наиболее молодая часть мозга (также называемая неокортексом). – Прим. ред.] является самой молодой частью мозга и занимает лишь порядка тридцати процентов внутреннего пространства черепной коробки. Рациональный мозг главным образом сосредоточен на мире вокруг нас: он разбирается, как устроены вещи и люди, придумывает способы достижения наших целей, управляет нашим временем, упорядочивает наши действия. Под рациональным мозгом находятся два более древних с эволюционной точки зрения и в определенной степени раздельных мозга[19 - Авторская формулировка. Под так называемым «рациональным мозгом» (читай: большими полушариями) с анатомической точки зрения находится еще четыре (а не два) отдела мозга. Исходя из указанных функций, вероятно, имеются в виду промежуточный мозг (к нему относится, в частности, гипоталамус, где вырабатывается большое количество гормонов, ответственных за поддержание стабильного состояния человека; там же находятся центры голода, жажды и насыщения, сна и бодрствования, терморегуляции) и продолговатый мозг, где сосредоточены центры регуляции кровообращения и дыхания. Возможно, если автор имел в виду только эволюционную точку зрения, то речь о архикортексе и палеокортексе, но когда речь идет о человечком мозге, то обычно функции архи- и палеокортекса рассматриваются вместе, кроме того, структуры архи- и палеокортекса не выполняют всех функций, указанных автором в данном абзаце. – Прим. ред.], ответственных за все остальное: посекундное отслеживание физиологии нашего тела и управление ею, а также идентификацию комфорта, безопасности, угрозы, голода, усталости, желания, возбуждения, удовольствия и боли.

Мозг построен снизу-вверх. Он развивается слой за слоем у каждого ребенка в материнской утробе, в точности как это происходило в ходе эволюции. Самой примитивной частью, включенной уже в момент нашего рождения, является древний животный мозг, который зачастую называют рептильным мозгом. Он расположен в стволе мозга, прямо над тем местом, где наш спинной мозг входит в череп. Рептильный мозг ответственен за все, что способны делать новорожденные: есть, спать, просыпаться, плакать, дышать; чувствовать температуру, голод, влагу и боль, а также избавлять организм от токсинов путем испражнения и мочеиспускания. Ствол мозга и гипоталамус (находящийся прямо над ним) совместно контролируют запасы энергии тела. Они координируют работу сердца и легких, а также эндокринную и иммунную системы, обеспечивая поддержание относительно стабильного внутреннего баланса этих систем, известного как гомеостаз.

Дыхание, употребление пищи, сон, испражнение и мочеиспускание являются настолько фундаментальными функциями, что их запросто можно упустить из виду, рассматривая хитросплетения разума и поведения. Тем не менее, когда нарушается сон или работа кишечника, либо постоянно мучает голод, или же от прикосновения хочется кричать (как это часто бывает с травмированными детьми и взрослыми), внутренний баланс организма нарушается.

Удивительно, насколько много психологических проблем включают проблемы со сном, аппетитом, осязанием, пищеварением и сексуальным возбуждением. Эти основные функции содержания нашего организма непременно должны затрагиваться в рамках любого эффективного лечения психологической травмы.

Прямо над рептильным мозгом находится лимбическая система. Ее также называют мозгом млекопитающего, так как он имеется у всех животных, собирающихся в группы и выращивающих свое потомство. Развитие этой части мозга по-настоящему начинается уже после рождения ребенка. Она отвечает за эмоции, отслеживает опасность, определяет, что приносит удовольствие или пугает, что важно для выживания, а что нет. Кроме того, это центральный пункт управления, помогающий справляться со сложностями жизни в рамках наших запутанных социальных связей.

Лимбическая система меняется под воздействием пережитого опыта, а также под влиянием набора генов и врожденного темперамента младенца. (Как это быстро замечают все родители, у которых больше одного ребенка, дети с рождения отличаются своими реакциями на одни и те же события и их интенсивностью.) Все происходящее с ребенком вносит свой вклад в развитие эмоциональной и перцептивной (то есть связанной с восприятием. – Прим. пер.) карты мира, создаваемой развивающимся мозгом. Как это объясняет мой коллега Брюс Перри, формирование мозга «определяется его использованием» (5). Это еще один способ описать нейропластичность – относительно новое открытие, согласно которому совместно возбуждающиеся нейроны связываются между собой. Когда какой-то нейронный контур раз за разом возбуждается, он может стать стандартной настройкой – наиболее вероятной реакцией. Если вы чувствуете себя в безопасности и любимым, ваш мозг начинает специализироваться на познании мира, активной деятельности и взаимодействии; когда же вы боитесь и чувствуете себя нежеланным, он специализируется на управлении страхом и чувством одиночества.

В детстве мы изучаем окружающий мир, двигаясь, хватая и ползая. Мы открываем для себя, что происходит, когда мы плачем, смеемся или протестуем. Мы постоянно экспериментируем со своим окружением – как наши взаимодействия изменяют ощущения нашего тела? Достаточно прийти в гости к кому-нибудь, у кого есть маленькие дети, и вы увидите, как двухлетняя Кимберли будет с вами взаимодействовать, играть, флиртовать, и речь ей для этого совершенно не нужна. Этот ранний опыт познания мира формирует лимбические структуры, отвечающие за эмоции и память, однако эти структуры могут подвергаться значительным изменениям и в будущей жизни: к лучшему за счет близкой дружбы или чудесной первой любви, например, или же к худшему из-за пережитого жестокого нападения, постоянных издевательств или пренебрежения.

Вместе рептильный мозг и лимбическая система образуют, как я его буду называть на страницах этой книги, «эмоциональный мозг» (6). Он находится в самом сердце нашей центральной нервной системы, и его главной задачей является забота о вашем благополучии.

Когда эмоциональный мозг замечает опасность или благоприятную возможность – такую, как многообещающего потенциального партнера, – он ставит вас в известность, выделяя порцию гормонов. Появившиеся в результате внутренние ощущения (от легкой тошноты до чувства паники в груди) отвлекают ваш мозг от того, на чем он в данный момент сосредоточен, вынуждая вас начать двигаться – как физически, так и мысленно – в другом направлении.

Даже в своих самых слабых проявлениях эти ощущения оказывают огромное влияние как на незначительные, так и на важные решения, принимаемые нами на протяжении жизни: вкусовые предпочтения; с кем мы хотим спать, какая нам нравится музыка, любим ли мы возиться в саду или петь в хоре, а также с кем мы хотим дружить, а кого ненавидим.

По своей клеточной структуре и биохимии эмоциональный мозг устроен значительно проще, чем неокортекс, наш рациональный мозг, и он обрабатывает поступающую информацию более глобально. Как результат, он приходит к заключениям, основываясь на приблизительных сходствах, в отличие от нашего рационального мозга, который изучает сложный набор возможных вариантов (классический пример – когда человек отпрыгивает в ужасе, увидев змею, лишь потом понимая, что это лишь сложенный кольцами канат). Эмоциональный мозг запускает в действие заранее заданные программы спасения – такие, как реакция «бей или беги». Эти мышечные и физиологические реакции являются автоматическими, активируются без какого-либо сознательного участия с вашей стороны, и наш рациональный разум вступает в дело уже потом, зачастую после того, как угроза миновала.

Наконец мы добрались до самого верхнего слоя нашего мозга – неокортекса, или новой коры. Этот слой имеется у всех млекопитающих, однако у людей он гораздо толще. На втором году жизни лобные доли, на которые приходится большая часть нашей коры, начинают ускоренными темпами развиваться. Древние философы называли семь лет «сознательным возрастом». Первый класс для нас – это прелюдия к нашей дальнейшей жизни, когда все сосредоточено вокруг способностей лобной доли: сидеть прямо, не ходить в туалет где попало, использовать слова вместо действий, понимать абстрактные и символические идеи, планировать завтрашний день, а также ладить с учителями и одноклассниками.

Лобные доли ответственны за качества, которые выделяют нас среди всего животного царства (7). Они позволяют нам использовать речь и абстрактное мышление. Они дают нам возможность воспринимать и усваивать огромные объемы информации и придавать ей смысл. Как бы мы ни восторгались лингвистическими достижениями шимпанзе и макак-резусов, лишь люди способны управлять словами и символами, необходимыми для создания общественного, духовного и исторического контекста, определяющего нашу жизнь.

Лобные доли позволяют нам планировать и размышлять, воображать и проигрывать в голове будущие сценарии. Они помогают нам предсказывать, что произойдет, если мы что-то сделаем (например, сменим работу) или не сделаем (например, пропустим оплату аренды за квартиру).

Они дают нам возможность выбора и лежат в основе нашей невероятной изобретательности. Поколения лобных долей своим усердным трудом создали культуру, которая привела нас от выдолбленных из дерева каноэ, лошадиных повозок и писем к реактивным самолетам, гибридным автомобилям и электронной почте. Они также подарили нам и придуманный Ноамом спасительный батут.

Себя как в зеркале я вижу: Межличностная нейробиология

В лобных долях, играющих важнейшую роль в понимании психологической травмы, также сосредоточена и эмпатия – наша способность «прочувствовать» другого человека. Одно из по-настоящему сенсационных открытий в современной нейробиологии произошло в 1994 году, когда по счастливой случайности группа итальянских ученых обнаружила специализированные клетки коры головного мозга, названные впоследствии зеркальными нейронами (8). Исследователи подключили электроды к отдельным нейронам премоторной коры, после чего настроили компьютер отслеживать, какие именно нейроны возбуждаются, когда обезьяна берет арахис или хватает банан. В какой-то момент один из экспериментаторов взглянул на экран компьютера, параллельно складывая в коробку сухой корм. Мозг обезьяны активировался в том самом месте, где располагались нейроны, отвечающие за моторные команды. Сама обезьяна при этом, однако, не ела и не двигалась. Она просто наблюдала за ученым, и ее мозг косвенно повторял его действия.

Вскоре по всему миру посыпалась волна подобных экспериментов, и вскоре стало очевидно, что зеркальные нейроны объясняют многие прежде необъяснимые аспекты работы разума, такие как эмпатия, подражание, синхронность и даже развитие речи. Один писатель сравнил зеркальные нейроны с «нейронным вай-фаем» (9) – мы улавливаем не только движения другого человека, но и его эмоциональное состояние, а также намерения. Синхронизованные друг с другом люди склонны стоять или сидеть похожим образом и даже говорить в одном ритме. Наши зеркальные нейроны, однако, также делают нас и уязвимыми к чужому негативу, из-за чего мы злимся в ответ на гнев других людей либо поддаемся их депрессии. Позже в этой книге мы еще поговорим про зеркальные нейроны, так как психологическая травма практически неизбежно связана с нарушением их работы. Лечение должно быть направлено на восстановление способности уверенно «зеркалить» других и быть «отзеркаленным» другими, а также препятствовать поглощению чужих негативных эмоций.

Триединый (трехсоставной) мозг. Мозг развивается снизу-вверх. Рептильный мозг развивается в утробе и управляет основными функциями жизнеобеспечения. Он чрезвычайно активно реагирует на угрозу на протяжении всей нашей жизни. Лимбическая система выстраивается главным образом в течение первых шести лет жизни, однако продолжает изменяться в зависимости от того, как используется. Психологическая травма способна оказать значительное влияние на ее работу в течение жизни. Последней развивается префронтальная кора, которая также страдает при травме – помимо прочего она теряет возможность отсеивать лишнюю информацию. В течение жизни она подвержена отключению в ответ на угрозу.

Каждый, кому доводилось заниматься людьми с повреждениями мозга, либо заботиться о страдающих от деменции родителей, узнал на своем собственном горьком опыте, что нормальная работа лобных долей необходима для гармоничных взаимоотношений с окружающими. Осознание того, что другие люди могут думать и чувствовать иначе, чем мы, – это огромный шаг в развитии для двух- и трехлетних детей. Они учатся понимать мотивы других людей, чтобы иметь возможность адаптироваться и оставаться в безопасности в группе с другим восприятием, ожиданиями и ценностями. Без гибких, активных лобных долей люди действуют машинально, по привычке, и их отношения становятся поверхностными и однообразными. Изобретательность и инициатива, радость открытий и изумления – все это становится им чуждо.

Наши лобные доли также способны (иногда, но не всегда) останавливать нас от постыдных или способных причинить вред другим поступков. У нас нет необходимости есть каждый раз, когда мы чувствуем голод, целовать каждого, кто пробуждает наше желание, либо срываться при малейшей злости. Именно на этой границе между импульсивным и приемлемым поведением и начинается большинство наших проблем. Чем интенсивней примитивные, сенсорные сигналы эмоционального мозга, тем сложнее рациональному мозгу их заглушить.

Выявление опасности: повар и дымовой датчик

Опасность является естественной составляющей жизни, и задачей мозга является ее обнаружение и реакция на нее. Сенсорная информация об окружающем мире поступает через глаза, нос, уши и кожу. Эти ощущения сливаются в таламусе – области внутри лимбической системы, выступающей в роли «повара» внутри мозга. Таламус перемешивает все входные сигналы нашего восприятия в однородный автобиографический суп – интегрированное, связанное восприятие «того, что происходит со мной сейчас» (10). Эти ощущения затем передаются по двум направлениям – вниз к миндалевидному телу – двум маленьким структурам в форме зернышка миндаля, расположенного глубоко в лимбическом, бессознательном мозге, и вверх в лобные доли, где они достигают нашего сознания. Нейробиолог Джозеф Леду называет путь к миндалевидному телу «нижним» – сигналы по нему проходят чрезвычайно быстро, а путь к лобной коре – «верхним». Сигналы по верхнему пути проходят на несколько миллисекунд дольше, что в разгар серьезной опасности является существенной задержкой. Процесс обработки информации таламусом, однако, может дать сбой. Зрительные образы, звуки, запахи и осязательные ощущения кодируются при этом отдельно друг от друга, и нормальный процесс формирования памяти нарушается. Время замирает, и текущая опасность воспринимается так, словно она никогда не закончится.

Эмоциональный мозг первым интерпретирует входящую информацию. Сенсорная информация об окружающем мире и состоянии тела, получаемая через глаза, уши, кожу, нос и т. д., объединяется в таламусе, где она обрабатывается, а затем передается миндалевидному телу для определения ее эмоциональной значимости. Это происходит молниеносно. В случае обнаружения угрозы миндалевидное тело посылает сигналы гипоталамусу на выделение гормонов стресса с целью защиты от этой угрозы. Нейробиолог Джозеф Леду называет это «нижним путем». Второй нейронный путь, верхний, проходит от таламуса, через гиппокамп и переднюю поясную кору, к префронтальной коре, нашему рациональному мозгу, для осознанной и более точной интерпретации. Сигналы по нему проходят на несколько микросекунд дольше. Если миндалевидное тело слишком настойчиво интерпретирует угрозу и/или фильтрующая система высшего мозга слишком слабая, как это часто наблюдается при ПТСР, люди теряют контроль над своими автоматическими реакциями на чрезвычайные ситуации, такими как затянувшееся чувство страха или агрессии.

Главной функцией миндалевидного тела, которое я называю дымовым датчиком мозга, является определение того, важна ли поступающая информация для вашего выживания (11). Оно делает это быстро и автоматически, с помощью обратной связи от гипоталамуса, близлежащей структуры, устанавливающей связь между новой информацией и прежним опытом. Когда миндалевидное тело чувствует угрозу – опасность удара со встречной машиной, подозрительного человека на улице, – оно тут же посылает сообщение в гипоталамус и ствол мозга, чтобы система гормонов стресса и вегетативная нервная система занялись управлением реакции всего тела. Так как миндалевидное тело обрабатывает получаемую от таламуса информацию быстрее, чем лобные доли, оно принимает решение, представляет ли поступающая информация угрозу для нашего выживания еще до того, как мы осознаем наличие опасности. К тому времени, как мы понимаем, что происходит, наше тело может быть уже в движении.

Сигналы об опасности, поступающие из миндалевидного тела, провоцируют выброс мощных гормонов стресса, включая кортизол и адреналин, которые повышают частоту сердцебиения и дыхания, а также кровяное давление, готовя нас к тому, чтобы дать отпор или убежать. Когда опасность остается позади, организм достаточно быстро возвращается в свое нормальное состояние. Когда же этот обратный процесс оказывается невозможен, тело входит в режим самозащиты, из-за чего люди испытывают повышенное возбуждение.

Если обычно дымовой датчик хорошо справляется с обнаружением опасности, то психологическая травма увеличивает риск неправильного ее определения. Даже малейшая ошибка в истолковании их поведения может привести к мучительному недопониманию в отношениях как дома, так и на работе.

А чтобы ладить с другими людьми, вам нужно уметь четко определять, чисты ли их намерения. Для эффективной деятельности в сложной рабочей обстановке или дома с неугомонными детьми необходима способность быстро оценивать чувства людей, постоянно корректируя в зависимости от них свое поведение. Неисправная тревожная система приводит к приступам ярости или замыканию в себе в ответ на безобидные комментарии или выражения лица.

Управление стрессовой реакцией: сторожевая башня

Если миндалевидное тело является дымовым датчиком мозга, то лобные доли – в особенности медиальную префронтальную кору (МПФК) (12), расположенную прямо над нашими глазами, – можно сравнить со сторожевой башней, с высоты которой хорошо просматривается вся округа. О чем говорит дым, который вы почувствовали: что у вас дома пожар и вам нужно побыстрее оттуда выбираться или же что у вас просто подгорело мясо на сковородке? Миндалевидное тело подобных суждений не выносит; оно просто готовит вас к тому, чтобы давать отпор или спасаться бегством, еще до того, как лобные доли успеют во всем разобраться. Если вы не слишком взволнованы, ваши лобные доли способны восстановить ваш внутренний баланс, дав вам понять, что тревога ложная и стрессовую реакцию можно отменить.

Сверху-вниз или снизу-вверх. Структуры эмоционального мозга решают, что следует воспринимать как опасность. Существует два пути изменения системы обнаружения угрозы: сверху-вниз, меняя сообщения от медиальной префронтальной коры (именно медиальной, а не просто префронтальной коры), либо снизу-вверх, через рептильный мозг, с помощью дыхания, движений и прикосновений.

Обычно исполнительные функции префронтальной коры позволяют людям наблюдать за происходящим, предсказывать, что случится, если они предпримут определенные действия, и делать сознательный выбор. Способность спокойно и беспристрастно парить над собственными мыслями, чувствами и эмоциями (в данной книге я буду называть эту способность самоосознанностью), не торопясь как-либо реагировать, позволяет нашему исполнительному мозгу подавлять, систематизировать и модулировать автоматические реакции, запрограммированные в эмоциональном мозге. Эта способность играет решающую роль для сохранения наших отношений с другими людьми.