– Шипи-нат! Сельде-рей! Спа-ржа! Зеленый ла-тук!
«Латук» звучало как «аминь» на праздничной мессе. Женщины выходили из домов, быстро, но страстно торговались с бродячим зеленщиком и возвращались, победоносно размахивая, точно флагами, морковной и свекольной ботвой.
Овощи напомнили, что пора обедать, а за свою недолгую жизнь Марджи успела твердо усвоить: к обеду нужно быть дома. Она повернула туда, откуда пришла, однако, вспомнив про злых девочек, снова повернула и зашагала по другой дороге. Сворачивая за угол, Марджи рассчитывала попасть в тупик с железными воротами, но попала на какую-то незнакомую улицу без ворот. Уже раскаиваясь в том, что ушла от мамы, она попыталась загладить свою вину, внимательно глядя по сторонам. Перейдя на другую сторону, опять повернула и опять никаких ворот не увидела. Куда же они подевались?! Может, их вообще не было? А может, и мамы не было? Или мама ее разлюбила и нарочно потеряла? Разве мама не говорила: «Будешь плохо себя вести – отдам тебя старьевщику!»?
В этот момент из ближайшего дома вышел мужчина, проспавший всю ночь и полдня в помещении без окон. Теперь свежий воздух чуть не убил его. Сделав глубокий вдох, он пошатнулся. Решив, что это старьевщик, который пришел ее забрать, Марджи разинула рот и заревела. Но мужчина прошел мимо, даже не взглянув на нее. У него был полон дом собственных ревущих детей. На чужого ревущего ребенка он не обратил совершенно никакого внимания.
Мужчина скрылся из виду, а Марджи все продолжала выть. Постепенно вой перешел в беззвучные судорожные всхлипывания. Какая-то тетя, проходившая мимо, остановилась.
– Что с тобой, девочка?
– Я потеялась.
– Потерялась?
Еще одна женщина, толстая, торопливо сошла со своего крыльца.
– Что случилось?
– Девочка потерялась.
В открытое окно высунулась третья женщина, с жидкими седыми волосами, накрученными на коричневые кожаные папильотки.
– Что у вас там такое? – прокричала она.
– Маленькая девочка потерялась! – важно объявила толстуха.
– Вот как? – заинтересованно протянула женщина в папильотках и, сложив руки на подоконнике, навалилась на них тяжелой грудью: наконец-то на улице произошло событие, на которое можно потратить хоть немного медленно ползущего времени.
Еще несколько хозяек высунулись из окон, кое-кто вышел на улицу. Каждая спрашивала: «Что случилось?» – а соседки, как хор в греческой трагедии, отвечали ей: «Маленькая девочка потерялась!» Во время напряженных пауз сама Марджи, возвысив дрожащий голосок, скулила:
– Я потеялась!
– Потерялась, наверное, – предполагала новоприбывшая женщина, и все с ней соглашались.
Толстуха попыталась утешить ребенка:
– Не плачь, детка. Я тоже, когда была маленькой, один раз потерялась. Но потом мама меня нашла.
Недоверчиво посмотрев на женщину, Марджи решила, что такая здоровенная толстая тетка никогда не могла быть маленькой.
– Нет! – отрезала девочка категорично, хотя, с чем именно она спорит, было непонятно.
– Скажи, как тебя зовут, детка, – медоточиво пропела толстуха. – Я разыщу твою маму.
Детка перестала плакать и стиснула зубы. Она считала, что, если выдать свое имя, можно навлечь на себя беду.
Толстая женщина попробовала зайти с другой стороны:
– Ну-ну! Готова поспорить: ты даже не знаешь, сколько тебе годков!
Это задело самолюбие Марджи.
– Мне почти что пять! – объявила она.
Женщины с улыбкой переглянулись, словно говоря друг другу: «Ну вот, уже лучше».
– Так как же тебя зовут, Почти-Что-Пять? – спросила толстуха слащаво.
Марджи только поджала губы.
Тогда женщина, отвернувшись от девочки, доверительно обратилась к толпе соседок:
– Представляете? У ребенка совсем нету имени!
Но и это не подействовало. Лесть, попытки подкупа, угрозы – все было напрасно. Толстуха сдалась, провозгласив вердикт:
– Упрямица! Будь она моя, я бы ей показала!
Эти слова прозвучали так зловеще, что Марджи опять заплакала. Кто-то предложил позвонить в полицию. Женщины принялись выяснять, у кого есть телефон. Оказалось, ни у кого. А до ближайшего магазинчика с таксофоном было два квартала. Идти туда никто не желал. Одна женщина сказала, что не хочет, чтобы полицейские задавали ей вопросы.
– Есть чего скрывать? – спросила ее соседка.
– Не твое дело, – ответила она. – Иди-ка ты лучше сама.
Неофициальный комитет выдвинул такой план: толстая проводит ребенка до магазина, позвонит и оставит девочку дожидаться полицейских.
– Вот еще! – возмутилась толстуха. – Чтобы меня арестовали за похищение? Ну уж нет!
Пока продолжался спор, сквозь толпу пробралась еще одна женщина – нездешняя. Местные неохотно дали ей пройти, окидывая ее с ног до головы враждебными взглядами. Для этого времени суток она была чересчур разодета. Добропорядочные хозяйки сейчас занимались домашними делами, закутавшись в халаты. Ну, или собирались заняться домашними делами. А облегающее платье этой незнакомой особы им не нравилось – как и сильный запах душистой пудры «Джер кисс», который от нее исходил. Не сводя с нарядной дамы глаз, они принялись перешептываться.
– Сразу видно, что за птица, – пробормотала одна из них, скривив рот.
– Экая фифа! – сказала другая.
Новоприбывшая с улыбкой наклонилась над Марджи.
– Как тебя зовут, сестренка?
Услышав тихий мягкий голос, девочка перестала плакать. Женщина присела и обняла ее за талию. Девочка почувствовала себя увереннее, потому что леди уже не возвышалась над ней.
– Ну же, ответь мне.
– Если она нам не сказала, то вам и подавно не скажет, – ухмыльнулась толстуха.
– А вот и скажу! – с вызовом выпалил ребенок. – Меня зовут Марджи Шэннон!
– Марджи Шэннон! – разнеслось по толпе женщин.