Ты говоришь, что забыл весь этот сон, но запомнил одну лишь фразу: «Поэзия – это сдача». Это самая суть моего учения. Самое главное в моем послании миру заключается в том, что поэзия – это сдача; и наоборот: сдача – это поэзия.
Я бы хотел, чтобы мои саньясины, все мои саньясины были творческими людьми – поэтами, музыкантами, художниками, скульпторами и так далее, и тому подобное. В прошлом саньясины всех религий жили очень нетворческой жизнью. Их уважали за их нетворчество, и из-за этого нетворчества они не принесли в мир никакой красоты. Они были обузой; они не привнесли на землю ничего от рая. На самом деле, они были разрушающими – потому что вы можете либо быть творческим человеком, либо вы неизбежно становитесь разрушающим. Оставаться нейтральным невозможно; вы либо должны утверждать жизнь со всеми ее радостями, либо вы начинаете осуждать жизнь.
Прошлое было долгим, затянувшимся кошмаром разрушительных настроений, жизнеотрицающих принципов. Я учу вас жизнеутверждению! Я учу вас почитанию жизни. Я учу вас не отречению, а наслаждению. Станьте поэтами! И когда я говорю: «Станьте поэтами», я не имею в виду, что вы все должны стать шекспирами, мильтонами и теннисонами. Если мне повстречаются Шекспир, Мильтон и Теннисон, то и тогда я скажу им: «Пожалуйста, станьте поэтами», потому что они лишь видят сны о поэзии.
Настоящая поэзия случается в четвертом состоянии сознания. Все так называемые великие поэты были лишь сновидящими; они были ограничены вторым состоянием сознания. Проза остается ограниченной первым состоянием – бодрствующим сознанием, а ваша поэзия ограничивается вторым.
Та поэзия, о которой я говорю, возможна лишь в четвертом состоянии. Когда вы станете полностью бдительными, приобретете ясность, когда ум, наконец, исчезнет, любое ваше действие станет поэзией, любое ваше действие станет музыкой. И даже если вы не будете делать ничего, поэзия будет окружать вас, она станет вашим ароматом, она станет самим вашим присутствием.
Ты говоришь: «С тех пор я пытаюсь понять, какое отношение поэзия имеет к сдаче и наоборот, и как поэзия может превратиться в духовный путь, подобно любви, молитве и медитации».
Любовь – это путь, молитва – это путь, медитация – это путь, потому что все это – пути к поэзии. Все, что ведет вас к Богу, неизбежно приведет вас к поэзии. Человек Бога не может быть никем иным, как поэтом. Он будет петь песню; конечно, уже не свою собственную – он будет петь песню Бога. Он станет выражать безмолвие Бога, станет устами Целого.
Я учу вас медитации, молитве, любви лишь потому, что все это приводит вас в центр. А центр – это поэзия. Все это – пути к поэзии. Раствориться в поэзии означает раствориться в Боге – и, конечно же, это невозможно без сдачи. Бог не сможет случиться, если вас останется слишком много. Чтобы он стал присутствием внутри вас, вы сами должны отсутствовать.
Умрите, чтобы вы могли быть.
Второй вопрос:
Ошо,
Я в полном замешательстве. Хорошее и плохое перестали существовать. Я не горжусь и не стыжусь, и вместе с тем чувствую и то, и другое. Кажется, что все мои достижения исчезли в тумане, растворившись вместе с моими неудачами. Я чувствую себя дымом, но в этом дыму подобно острой скале, покрытой бархатом, возникает огромная грусть. Ошо, я не могу ощутить, где это кончается, – или конца этому нет? Может быть, это восторг, несущий в себе тяжесть загрязнения? Пожалуйста, Ошо, дай мне саньясу.
Замешательство – это великолепная возможность. С людьми, которые не в замешательстве, существует огромная проблема: хотя они не знают, они думают, что знают. Люди, полагающие, что обладают ясностью, на самом деле находятся в большой беде; их ясность очень поверхностна. В действительности, они ничего не знают о ясности; то, что они называют ясностью, – это лишь глупость.
Идиотам всегда все очень, очень ясно – ясно в том смысле, что у них недостает разумности почувствовать замешательство. Чтобы чувствовать замешательство, нужна огромная разумность. Только разумные люди чувствуют замешательство; посредственности же продолжают двигаться по жизни, улыбаясь, смеясь, накапливая деньги, продолжая бороться за все большую власть и известность. Глядя на них, вы почувствуете некоторую зависть; они выглядят такими уверенными, они даже выглядят счастливыми.
Если посредственности преуспевают, если у них становится больше денег и больше власти, а их известность растет, то вы будете немного завидовать. Вы в таком замешательстве, а у них полная ясность относительно своей жизни; у них есть направление, есть цель, они знают, как ее добиться, и делают это, они уже достигают, они поднимаются по лестнице. А вы просто стоите в замешательстве, не понимая, что делать, чего не делать, что правильно и что неправильно. Но ведь так было всегда: посредственность сохраняет уверенность. Лишь более разумный человек может чувствовать замешательство, хаос.
Замешательство – это великолепная возможность. Оно просто показывает, что пути через ум нет. Если вы действительно в замешательстве – как ты говоришь: «Я в полном замешательстве», – если вы действительно в замешательстве, вы благословенны. Теперь что-то становится возможным, что-то, имеющее огромную ценность; вы находитесь на грани. Если вы в полном замешательстве, это означает, что ум потерпел поражение; теперь ум больше не может придавать вам уверенность. Все ближе и ближе вы подходите к смерти ума.
И это – величайшее в жизни событие, которое может случиться с человеком, величайшее благословение – поскольку, когда вы видите, что ум – это замешательство и с его помощью выбраться невозможно, как долго вы сможете продолжать за него цепляться? Рано или поздно вам придется отбросить ум; и даже если вы его не отбросите, он отпадет сам по себе. Замешательство станет таким сильным, таким тяжким, что он отпадет просто под собственной тяжестью. А когда ум отпадает, замешательство исчезает.
Я не могу сказать, что вы приобретете уверенность, нет, поскольку это также слово, применимое только к уму и к миру ума. Если существует замешательство, то может существовать и уверенность; когда замешательство исчезает, уверенность тоже исчезает. Вы просто есть – в состоянии ясности, ни в замешательстве, ни в уверенности; есть лишь ясность, прозрачность. И эта прозрачность прекрасна, она грациозна, совершенна.
Это самый прекрасный момент в жизни человека – когда нет ни замешательства, ни уверенности. Он просто есть, зеркало, отражающее то, что есть; без направления, без движения куда-либо, без представления о каких-либо действиях, без будущего, просто полностью в моменте, всецело в моменте.
Когда ум отсутствует, не может быть ни будущего, ни программы на будущее. Тогда это мгновение есть все, абсолютно все; в этом мгновении – все ваше существование. Все существование начинает сходиться в это мгновение, и мгновение становится невообразимо важным. В нем есть глубина, в нем есть высота, в нем есть тайна, в нем есть интенсивность, в нем есть огонь, в нем есть безотлагательность, оно охватывает вас, овладевает вами, трансформирует вас.
Но я не могу дать вам уверенность; уверенность дается идеологией. Уверенность – это не что иное, как латание вашего замешательства. Вы в замешательстве. Кто-то говорит: «Не беспокойся», – и говорит это очень авторитетно, убеждает вас с помощью аргументов, священных писаний и латает ваше замешательство, набрасывает на него прекрасный покров – Библию, Коран, Гиту. И вам становится хорошо; но только на какое-то время, потому что внутри кипит замешательство. Вы не избавились от него, оно лишь было подавлено.
Именно поэтому люди цепляются за верования, церкви, писания, доктрины, системы мышления. Почему люди придают так много значения системам мышления? Зачем кому-то быть христианином или индусом? Зачем кому-то быть коммунистом – для чего? Причина существует, причем очень важная. Все пребывают в замешательстве, и поэтому кто-то должен удовлетворить вашу потребность в уверенности. Это может быть папа римский, или Мао Цзедун, или Карл Маркс, или Ману, или Моисей – подойдет кто угодно. И всякий раз, когда наступают времена великого кризиса, любой глупец, у которого хватает упрямства, чтобы кричать и спорить, и который может изображать уверенность, может стать вашим лидером. Именно так важными персонами стали Адольфы Гитлеры, Иосифы Сталины и Муссолини.
Люди всегда удивлялись, как Адольф Гитлер смог получить власть над такой великой интеллектуальной нацией, как немцы. Почему? Кажется парадоксом, что такой человек, как Мартин Хайдеггер, один из величайших мыслителей нашего времени, был приверженцем Адольфа Гитлера. Знаменитые профессоры знаменитых германских университетов поддерживали Адольфа Гитлера. Почему? Как это было возможно?
Ведь Адольф Гитлер – это всего лишь глупец, необразованный, простой человек. Однако в нем было нечто, чего не хватало профессорам, чего не хватало интеллигентным людям, чего не хватало мартинам хайдеггерам. У него было то, чего не может быть у разумного человека: абсолютная уверенность. Он идиот – но он может говорить без «если» и без «но»; он может делать заявления, как будто он знает. Он безумен, но его безумие произвело сильнейшее действие. Оно изменило весь ход человеческой истории.
Неудивительно, что он так заинтересовал немцев и произвел на них такое впечатление. Они были интеллектуальными людьми, одними из самых интеллектуальных на Земле, а интеллектуальность всегда ведет к замешательству. Таков секрет успеха Адольфа Гитлера. Интеллектуальность всегда ведет к замешательству, а замешательство вызывает страх, трепет; человек не знает, куда идти, что делать, и начинает искать лидера. Человек начинает искать кого-то, кто может высказываться с безусловностью и категоричностью.
То же самое произошло в Индии, причем произошло только что. Это одна из древнейших стран в мире, с древнейшей традицией размышлений и рассуждений, древнейшей традицией философствования. Ни в одной стране не философствовали так много. И вот эта страна выбирает премьер-министром Морарджи Десаи[4 - Морарджи Десаи – известный индийский политик; в 1977–1979 годах занимал пост премьер-министра Индии. Считался страстным поклонником уринотерапии.] – кочан капусты! Но в нем кое-что есть – упрямство посредственного ума, безусловность тупости. В нем есть нечто важное, что удовлетворяет определенную потребность.
Всякий раз, когда люди оказываются в замешательстве, они становятся добычей третьесортных умов. Первоклассные умы становятся жертвой третьесортных умов, поскольку третьесортный ум не приходит в замешательство. Третьесортный ум знает, что для исцеления от всех болезней достаточно пить собственную мочу – даже рак можно вылечить, если пить собственную мочу. Такое заявление возможно, только если вы действительно абсолютно неразумны.
Разумный человек сомневается, взвешивает, колеблется. Неразумный никогда не колеблется и никогда не сомневается. Там, где мудрый прошепчет, дурак просто прокричит с крыши.
Лао-цзы говорит: «Я, наверное, единственный тупица в мире. Все, кроме меня, кажутся такими уверенными». Он прав; он обладает такой огромной разумностью, что не может быть уверен ни в чем.
Я не могу обещать тебе уверенности, если ты отбросишь ум. Я могу обещать тебе лишь одно: что у тебя будет ясность. Появится ясность, прозрачность, ты сможешь видеть вещи такими, какие они есть. Ты не будешь пребывать ни в замешательстве, ни в уверенности. Замешательство и уверенность – это две стороны одной монеты.
Но ты сейчас переживаешь прекрасный момент, и мир тоже переживает прекрасный момент. Всякий раз, когда происходит кризис личности, всякий раз, когда люди не знают, кто они есть, когда минувшее теряет свою хватку, когда люди отрываются от традиции, когда прошлое кажется неуместным, возникает этот кризис, великий кризис личности – кто мы есть? Что нам делать?
Эта благоприятная возможность может превратиться и в проклятие, если вы станете жертвой какого-нибудь Адольфа Гитлера; но это же проклятие может стать великой дверью в неизвестное, если вам повезет оказаться поблизости от будды. Если вам посчастливится влюбиться в будду, ваша жизнь может трансформироваться.
Люди, которые все еще укоренены в традиции и которые думают, что знают, что правильно и что неправильно, никогда не придут к будде. Они будут продолжать жить своей жизнью – рутинной, скучной, мертвой жизнью. Они будут продолжать выполнять свои обязанности так же, как это делали их предки. Они шли по этому пути веками и будут продолжать следовать по протоптанной дорожке. Конечно, двигаясь по протоптанной дорожке, вы уверены – столько людей прошло по ней! Но когда вы приходите к будде и начинаете двигаться в неизвестное, там не оказывается ни шоссе, ни проторенной дорожки. Вам придется проложить свой собственный путь, вы не найдете готовой дороги.
Я хочу, чтобы каждый из моих саньясинов понял это. Вы здесь не для того, чтобы зависеть от меня, не для того, чтобы следовать за мной, не для того, чтобы просто соглашаться со мной и верить в меня. Вы здесь для того, чтобы экспериментировать; вам придется двигаться самостоятельно. Я могу побудить вас двигаться самостоятельно, могу запустить внутри вас процесс исследования, но не дам вам систему мышления, не дам никакой уверенности. Я дам вам лишь паломничество – паломничество опасное, с миллионами и миллионами ловушек, паломничество, в котором вам каждый день придется сталкиваться со все большим и большим числом опасностей, паломничество, которое приведет вас к вершине человеческого сознания, к четвертому состоянию. Но чем выше вы поднимаетесь, тем больше опасность падения.
Я могу обещать вам лишь великое приключение, рискованное, опасное, без гарантии достижения цели – потому что неизвестное не подлежит гарантии.
Поэтому, если вы пришли ко мне в поисках какого-нибудь лекарства от вашего замешательства, то вы попали не по адресу; я не тот человек, с которым стоит находиться. Но если вы пришли, чтобы отбросить замешательство вместе с уверенностью и освободиться от ума, который может дать вам либо замешательство, либо уверенность, если вы пришли ко мне, чтобы отправиться в предельное путешествие в поисках Бога, рискнуть и принять вызов неведомого моря, ревущих волн, за которыми невозможно разглядеть другой берег, то вы попали к нужному человеку. Тогда возможно многое. Я говорю лишь «возможно» – я не могу сказать, что это абсолютно неизбежно. Это всегда остается возможностью; может быть, вам удастся это сделать, может быть, нет – гарантии не существует. Это не товар, на который может быть гарантия; это азартная игра.
Если вы готовы рискнуть, войдите в это поле будды. Нет необходимости ждать дальше – вы уже ждали достаточно, в течение многих, многих жизней.
Ты просишь меня: «Пожалуйста, Ошо, дай мне саньясу». Вопрос не в том, чтобы я дал тебе саньясу, вопрос в том, чтобы ты ее взял. Открой свое сердце! Я всегда ее даю. Вопрос в том, чтобы ты ее принял, радушно встретил.
Ты говоришь: «Хорошее и плохое перестали существовать». Это хорошо, это прекрасно. Все это хорошее и плохое придумано человеком, все святые и грешники придуманы человеком. И между ними совсем нет разницы; различие лишь поверхностное, очень поверхностное, меньше, чем на глубину кожи. Чуть-чуть царапните, и в вашем святом вы обнаружите грешника.
Один такой парень пришел к папе римскому и сказал: «Эй, папа, пошел в задницу!»
Папа не поверил своим ушам. Он воскликнул: «Я? Глава Римской католической церкви? Я, духовный пастырь миллионов и миллионов? Я, прямой преемник Иисуса Христа? Я, единственный представитель Бога на Земле? Я – в задницу? Пошел ты в задницу!»
Разница невелика. Лишь немного царапните, и вы обнаружите грешников в святых и святых – в грешниках. Все хорошее, все плохое – это просто условность, все это придумано человеком.
Пространство, в которое ты входишь, прекрасно. Если хорошее и плохое перестали существовать, то пока все идет хорошо! Теперь войди в другое, не придуманное человеком измерение, где все различия не имеют значения, где ничто не хорошо и ничто не плохо, где все, что есть, просто есть, а того, чего нет, просто нет. Вопрос о хорошем и плохом не возникает; что-то либо есть, либо его нет. Хорошее и плохое – это не что иное, как альтернативы для выбора; выбери либо то, либо это. Они удерживают тебя в разделении «или-или».
Как только вы увидите все надувательство, заключенное в «плохом и хорошем», вы начнете понимать, что это общественное изобретение… Конечно, эти вещи обладают утилитарной ценностью, и я не призываю идти на рыночную площадь и вести себя так, как будто ничто не является плохим или хорошим. Я не призываю ходить посередине дороги и говорить, что неважно, движется человек по правой или по левой стороне.
Находясь среди людей, помните, что для них хорошее и плохое по-прежнему существует. Сохраняйте уважение к ним и их снам. Не ваше дело нарушать чужой сон. Кто вы такие? Не ваше дело вмешиваться. Будьте вежливы к людям и их глупостям, будьте вежливы к ним и их играм. Но все время помните, что глубоко внутри ничто не является плохим, ничто не является хорошим.
Существование просто есть; выбирать не из чего. И запомните: когда выбирать не из чего, вы становитесь целым. Когда есть из чего выбирать, это разделяет и вас. Разделение – это обоюдоострый меч: снаружи он разделяет реальность, а внутри разделяет вас. Выбирая, вы выбираете разделение, выбираете быть расщепленным, выбираете шизофрению. Если же вы не выбираете, если вам известно, что ничто не является плохим, ничто не является хорошим, то вы выбираете душевное здоровье.
Не выбирать ничего означает выбрать психическое здоровье, не выбирать означает быть в здравом уме, потому что, если нет разделения снаружи, как можете вы быть разделенными изнутри? Внутреннее и внешнее соответствуют друг другу. Вы становитесь неделимым, индивидуальностью. Таков процесс индивидуализации. Ничто не плохо, ничто не хорошо. Когда это озаряет ваше сознание, вы неожиданно оказываетесь соединенным; все фрагменты исчезают, составив единое целое. Вы кристаллизованы, вы центрированы.
Это один из величайших даров, которые принесло миру восточное сознание. Западные религии по-прежнему бродят вокруг идеи добра и зла. Именно поэтому христианам так трудно понять Упанишады, Лао-цзы, Чжуань-цзы; им просто невозможно понять их. Они всегда смотрят с точки зрения христианского ума: «Где заповеди?» А заповедей нет! Упанишады никогда не говорят, что хорошо и что плохо, никогда не говорят, что делать и чего не делать; они не предписывают. Упанишады – это поэтические утверждения, это поэзия. Они ликуют в Существовании, переполняются восторгом; это просто экстатические восклицания.
Упанишады провозглашают: «Бог есть, и ты есть это: тат твам аси». Упанишады говорят: «Бог есть, и я – Бог». Это утверждения, порожденные восторгом. В них нет ни этики, ни нравственности – они даже не упоминаются. Христианский, мусульманский, иудейский умы не могут понять, почему эти книги считаются религиозными. Возможно, это хорошая литература, но почему она считается религиозной?
А если вы спросите человека, достигшего того же состояния экстаза, что и видящие – авторы Упанишад, то он скажет, что Библия, Талмуд, Коран посвящены этике, нравственности, но какое отношение эти книги имеют к религии? Они полезны, поскольку способствуют гладкому функционированию общества, но в них нет ничего религиозного – кроме, может быть, нескольких редко встречающихся утверждений. Основная часть посвящена этике; часть, относящаяся к религии, кажется настолько незначительной, что ею можно пренебречь, не обращать на нее внимания. И на нее действительно не обращали внимания.