Путь мистика

– Я сам ее написал, но не написал ничего такого, что вам было бы трудно написать обо мне.

Он просмотрел заверенную копию и сказал:

– Я бы написал вам в тысячу раз лучшую характеристику.

– Я написал минимум, чтобы вы не могли сказать, что я что-то преувеличиваю.

– Но мне жаль, что я должен это подписать… что вы уже все сделали.

И он написал оригинал и сказал:

– Я запомню это на всю жизнь – в первый раз оригинал списывается с заверенной копии!

И я послал оригинал министру.

Через два года, когда он уже не был министром, мы встретились в поезде. Я спросил:

– Вас удовлетворил оригинал?

– Странно, – сказал он, – но, слово за слово: как вам это удалось?

– Саксена очень рассердился на меня. Он дал бы мне прекрасную характеристику, лучшее, что он только мог написать, но не было никакой возможности – я уже отдал заверенную копию, поэтому он просто переписал ее и отправил вам.

Министр сказал:

– С тех пор я часто думал о вас, о том, что без собеседования, без всякой характеристики, без использования надлежащих каналов… как вам удалось получить у меня прием? Я человек не настолько мягкий и легковерный.

…Назначив мне прием, он сказал:

– Вы получите извещение по почте.

Я сказал:

– Нет необходимости; дайте его мне. Я уже здесь. Вы пошлете его почтой по моему адресу – три дня будут потрачены впустую. Дайте мне его прямо сейчас, я здесь присутствую…

– Снова и снова я думал, – сказал он, – что, наверное, я был под гипнозом – или произошло что-то в этом роде, – потому что это совершенно не в моем духе.

И это была правда.

Когда я прибыл в колледж, в который был назначен, и представился директору, он сказал:

– Но это назначение было подписано только вчера! Как же вы так быстро его получили? – потому что по почте оно достигло бы вас только через три дня.

Он заподозрил неладное; он подумал, что это что-то странное: оно было подписано только вчера, а на следующий день я его уже предъявляю – а между столицей и этим колледжем расстояние в тысячу миль.

И он сказал:

– Мне придется позвонить министру; пожалуйста, извините меня.

– Нет никаких проблем, звоните, – сказал я. – И в любом случае, я здесь сижу…

Он позвонил министру, и министр сказал:

– Да, это случилось. Я сам не знаю, как это случилось. Я не должен был этого делать, но он просто сказал это так ясно и с таким авторитетом, что мне пришлось дать ему назначение. Несмотря на все правила.

Политики зависят от общественного мнения. У них нет никакой цельности. Ты должен быть напористым, и немедленно они готовы слушать. Если ты не напорист, напористыми будут они.

И я сказал министру образования, когда мы встретились в поезде:

– Не было никакого гипнотизма, ничего подобного. Я просто знаю, что ум политика – это слабый ум; он зависит от общественного мнения. У него нет собственного авторитета, нет никакого принятия себя. Фактически, он постоянно отрицает себя, и если кто-то приходит и просто выбрасывает все эти общественные мнения и смотрит прямо в глаза, внутрь тебя, ты пугаешься, потому что там ты пуст.

Поэтому если ты боишься идти к людям, встречаться с людьми, это значит, что ты чувствуешь себя очень пустым, а этого не должно быть. Ты должен быть переполнен самим собой, не чьим-то мнением или восхищением, но своей собственной жизнью, своей собственной жизненной силой.

И именно это я имею в виду – медитация дает тебе авторитет, власть… не над другим, но просто качество власти и качество авторитета, которого никто не может у тебя отнять. Это – твое.

Общественное мнение можно отнять – сегодня оно с тобой, завтра оно против тебя. Сегодня тобой восхищаются как святым; завтра тебя осуждают как грешника. Лучше быть самому по себе – святой ты или грешник. Где бы ты ни был, просто будь сам по себе, чтобы никто не мог этого отнять.

Лучше быть грешником по собственному праву, чем святым в общественном мнении. Это заимствованно, и ты пуст.

Глава 10

Ты не должен быть никем другим

Любимый Ошо,

Не расскажешь ли ты еще немного о соотношении между сознательным и бессознательным умом? Представляется, что мозг способен накапливать опыты, скажем, в банке данных. Если же эта память оканчивается в бессознательном, что происходит? Верно ли, что сознательный ум подавляет ее и помечает как «цензурированную», или же цензурированием занимается бессознательное? Но разве бессознательное заинтересовано каким-то образом в подавлении? И если нет, верно ли, что сознательное постоянно предоставляет энергию, чтобы удерживать этот материал под цензурой? Если это верно, есть ли ключ к бессознательному внутри сознательного? Не является ли он необходимостью вхождения в сверхсознательное, прежде чем становится возможным доступ к бессознательному?

Сознательный ум подавляет содержимое памяти в бессознательное. Бессознательный ум никак не заинтересован ни в чем, что касается подавления; фактически, он хочет, чтобы все было выражено, чтобы освободиться от бремени. Вся заинтересованность исходит из сознательного ума, потому что сознательный ум осуществляет контакт с обществом, образованием, религией.

Именно сознательный ум научается тому, что правильно, а что неправильно. Правильное должно быть удерживаемо в сознательном, а неправильное – сброшено в погреб, вниз, в темноту бессознательного. Сознательный ум использует бессознательный только как погреб, и поскольку там темно, сознательный ум имеет тенденцию, как только вещи подавлены в бессознательное, мало-помалу забывать о них. С течением времени сознательный ум может прийти в полную уверенность, что он никогда ничего не подавлял.

У бессознательного ума нет никакой возможности непосредственно высвободить какое-либо из его подавленных воспоминаний. Он закрыт. Единственный способ – это снова вынести их в сознательный ум. Но если сознательный ум остается при том же мнении, что и раньше, – даже посредством психоанализа ты можешь вынести некоторые бессознательные подавления обратно в сознательный ум, – это не окажет большой помощи, потому что ум по-прежнему останется при своих старых идеях о правильном и неправильном.

На мгновение, под влиянием психоаналитика, он может признать неправильное и не подавить его, но это влияние менее глубоко, чем социальная обусловленность. Завтра или послезавтра снова случится подавление. Именно поэтому психоанализ никогда не бывает завершенным. Он не может быть завершенным. Сегодня ты можешь что-то вынести; завтра ум снова начнет действовать по-старому.

Психоанализ не изменяет сознательного ума. А если сознательный ум сохраняет прежнее мнение, не будет иметь значения, извлечено ли его содержимое; оно высвобождено, но каждый день жизнь приносит столь многое, и снова ум действует по-старому: подавляет то, что плохо.

Психоаналитик говорит, что нет ничего плохого в сексе. Под его влиянием и под давлением необходимости излечиться от какого-либо невроза человек готов его высвободить, но это высвобождение не станет в нем достаточно мощной силой, чтобы он не стал снова подавлять сексуальность. Завтра он ее снова подавит, и снова потребуется психоаналитик. И этот процесс нескончаем.

Психоанализ промахивается в том, что не изменяет подходов сознательного ума. Он оставляет сознательный ум таким же, что и прежде, и, фактически, если бы он попытался изменить сознательный ум, то общество не приняло бы психоанализа. Психоанализ столкнулся бы с такими же трудностями, что и я. Он не был бы уважаемой профессией; он был бы осуждаем. И церковь поступала бы с психоаналитиками точно так же, что и с ведьмами: сжигала бы их заживо.

Общество, церковь, государство – все они очень довольны, если ты не изменяешь сознательного ума. Тогда ты можешь продолжать делать что угодно – все это игры, потому что ты не разрушишь старого, прошлого, традиционного… его корни находятся в сознательном уме. Общество образовывает сознательный ум и защищает это образование.

Единственный выход – в том, чтобы проникнуть немного выше сознательного ума, где ничто не обусловлено обществом, куда у него не было доступа… где все абсолютно чисто и невинно. И это естественное явление: сверхсознательное сильнее сознательного; оно невинно, невинно как бессознательное – с одним лишь отличием: бессознательное темно, а сверхсознательное бдительно, наполнено светом. Оно может видеть вещи в своем собственном свете, ему не нужны заимствованные прозрения.

Потому единственная возможность создать новый психоанализ – привнести в него сверхсознательное. Тогда сознательный ум ничего не может сделать. Сверхсознательный ум может освободить сознательный ум из его обусловленностей. Он может позволить бессознательному уму высвободить – через сознательное – все его подавленное содержание.

И чудо в том, что в то мгновение, когда бессознательный ум лишается всех своих подавлений, он перестает быть темным, он больше не бессознателен. Теперь три части твоего ума: бессознательная, сознательная и сверхсознательная – стали одним целым. И доминирующим фактором останется сверхсознательное. Теперь с этой энергией возможно проникнуть в коллективное бессознательное. Это все равно будет трудно, но возможно.