Оценить:
 Рейтинг: 0

Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия

<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 13 >>
На страницу:
3 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

На Востоке все Упанишады начинаются со следующей молитвы: «Направь нас, веди нас, будь нашим поводырем на пути из тьмы к свету. Тамсо ма джиоширгамайя. Мы обретаемся во тьме: О Боже, веди нас, направь нас, будь нашим поводырем, чтобы мы могли прийти к свету. Направь нас, веди нас, будь нашим поводырем из мира лжи в мир истины: асгпо ма садгамай. Мы живем в смерти, мы окружены ею – смерть окружает нас со всех сторон, как океан маленький остров. О Боже, веди нас от смерти к бессмертию, от времени к вечности: мритьор ма амритамгамай».

Все Упанишады начинаются с этой молитвы; она содержит в себе нечто особо важное. Дионисий также говорит:

…направь нас к вершине мистического откровения…

Хотя бога как личности, как живого существа нет, тем не менее молитва является предметом особой важности. Необходимо понять одну деталь. Люди ошибаются, полагая, что лишь услышанная молитва имеет смысл. Молитва обладает важностью для самого молящегося, и не важно, слышит ее кто-нибудь или нет. Молитва предназначена не для того, чтобы изменить бога, она меняет вас самих. Молитва помогает измениться тому, кто молится, а не тому, кому адресована молитва.

Она учит вас смирению. Когда вы молитесь, вы капитулируете. В молитве вы принимаете свою агнозию. Вы говорите: «Я не знаю, куда идти, как Тебя найти. Я не знаю, с чего начать. Направь меня, пожалуйста». Но смысл не в том, что существует бог, который вас направит, будет вас вести, исполнит вашу молитву. Достаточно уже одной только способности молиться; она вам поможет. Достаточно уже того, что вы можете глубоко поклониться существованию: вы теряете свое эгоистичное упрямство. Молитва помогает вам расслабиться, молитва дает вам шанс быть свободными.

И вот, освобожденные, вы начинаете двигаться в правильном направлении без какого бы то ни было руководства. Само освобождение помогает вам находить нужную дорогу, поскольку, когда вы свободны, вы всегда движетесь в правильном направлении. Но если вы напряжены, то, даже двигаясь в правильном направлении, в итоге вы все равно ошибетесь, так как что-то неверно внутри вас. Вопрос не в направлении, а в вашей правильности или неправильности.

Когда вам легко, когда вы расслаблены, когда вы чувствуете себя как дома, когда вы доверяете и любите существование, ничто не может пойти в неверном направлении. В этом предназначение молитвы. Это не требование. Не нужно кричать изо всех сил, чтобы бог вас расслышал.

Великий индийский мистик Кабир проходил мимо мечети и услышал маулви, священника, который кричал изо всех сил, вознося утреннюю молитву.

Кабир вошел, схватил священника, встряхнул его и сказал: «Зачем ты кричишь? Ты думаешь, твой бог оглох? Зачем кричать? Даже простого шепота достаточно! На самом деле не нужно даже и шепота – все дело в твоем отношении».

Молитва – это отношение. Молитва не обязанность, а скорее качество. Назовите это «молитвенностью», и вы окажетесь ближе к истине. Молитва означает «молитвенность».

…направь нас к вершине мистического откровения, вознеси нас

превыше всякого света и мысли…

Мистики всегда утверждали, что бог пребывает за пределами всего мыслимого, размышлять о боге невозможно. Размышляя о нем, вы постоянно его упускаете. Стоит вам только подумать, и вы обязательно что-то упустите, поскольку мышление означает использование ума, который содержит только уже вам известное. Если вы уже познали бога, размышления не требуется. Если же вы его еще не познали, размышлять о нем бесполезно, так как ум находится в узких рамках, он ограничен миром того, что вы уже знаете. Он только снова и снова повторяет уже известное, лишенный способности отыскать дорогу к неведомому.

Ум лишен способности воспарять к неизвестному, следовательно, мышление еще никогда не оказывалось полезным. Оно мешает, очень мешает, оно еще никогда никому не помогало. Всякое мышление необходимо отбросить. Нужно прийти к такому моменту, когда мысли исчезнут.

Но Дионисий – явление действительно уникальное. Он говорит:

…превыше всякого света и мысли…

…потому что те, кто утверждал, что бог находится за пределами мысли, всегда говорили также, что он есть свет. Английское слово divine (божественный) образовано от санскритского корня div. Английское слово day (русское «день») имеет тот же корень. От него образованы санскритские слова devata, deva. Все они обозначают свет: divine означает свет, day означает свет, div означает свет, devata означает свет. Свет всегда считался синонимом бога.

Дионисий говорит, что это тоже проекция мысли. Вы боитесь тьмы и из-за этого страха представляете себе бога в виде света. Но свет – это тоже мысль, проецируемая разумом. Выходя за пределы мысли, вы выходите также и за пределы света.

Тогда что есть бог? Является ли он тьмой? Это положение также неверно: бог – не свет и не тьма. Тогда что есть бог? Это – прозрачная тьма, светящаяся тьма.

Таким образом, Дионисий пытается помочь вам преодолеть двойственную природу слов. Бог – это жизнь вместе со смертью, свет вместе с тьмой, материя вместе с сознанием, мужчина вместе с женщиной. Поэтому не задавайте мне снова этот вопрос: бог – это мужчина или женщина? Он – и то и другое, и в то же самое время ни то и ни другое. Вот почему в Упанишадах бога называют «оно». Конечно, слово «Оно» пишется с большой буквы, чтобы не путать его с вещью, с предметом потребления. Но бог – это «оно».

Западные феминистки с жаром настаивают на том, что к богу следует обращаться как к женщине, а не как к мужчине: обращаться к богу «он» – не что иное, как проявление мужского шовинистского свинства. Но называть бога «она» – значит проявлять женский шовинизм. Абсолютно никакой разницы, все остается прежним. Какую бы часть этой пары вы ни выбрали, она будет недостаточной, поэтому следует использовать оба обращения.

…где в прозрачной тьме тайно глаголющей тишины скрыты простые, абсолютные и неизменные божественные истины.

Бога можно познать, только погрузившись в полную тишину. Но это будет не мертвая тишина. Это не тишина кладбища, но тишина сада, где поют птицы, гудят пчелы и распускаются цветы, где все наполнено жизнью.

Та тишина, к которой можно прийти через медитацию, через агнозию, это живая тишина. Она исполнена песен и музыки, радости и любви и совершенно лишена мыслей. Отсутствуют даже мысли о любви, радости и тишине. Но радость и любовь в ней присутствуют. Мысли о любви нет, ведь мысль о любви присутствует лишь тогда, когда отсутствует сама любовь. Вы думаете о радости в безрадостные минуты. Когда вам и вправду весело, вы о радости не думаете.

Ум предлагает вам заменители. Поэтому, когда вы безрадостны, ум подсовывает вам мысль о радости. Когда вы не знаете, что такое любовь, ум подсовывает вам тысячу и одно описание любви. Но если вы познали, что такое любовь, уму тогда нечего делать, он просто умолкает. Настоящая тишина – это не пустота, отсутствие чего бы то ни было. Как раз наоборот – это обилие. Она наполнена, наполнена с избытком, она переполнена и источает, но не мысли, а реальные переживания. Так тишина глаголет о тайне.

Ибо, хоть непроглядна и глубока тьма эта…

Она «непроглядна» в том смысле, что вы не можете понять, существует ли нечто на самом деле или нет. «Непроглядна» в том смысле, что вы не можете дать ей определение или ее описать. Но она…

…вместе с тем и кристально ясна. Незримая и неосязаемая, наполняет она наш незрячий разум дивными образами высшей

красоты.

В ней есть красота, но нет идеи красоты. Вы слышите музыку, но не можете ее описать, не можете описать ее даже самому себе.

Дионисий описывает два вида языка. Первый – «катафатический», то есть позитивный язык, который говорит о боге как об отце, свете, духе, силе и бытии; он говорит о том, на что похож бог. Но помните, что это только палец, указывающий на Луну. Ведь палец это не Луна. Катафатический язык полезен по крайней мере для тех, кто разделяет детское отношение к жизни. Ребенок может понять бога только как отца, следовательно, все религии, говорящие о боге как об отце, детские. По достижении зрелости религия окончательно отбрасывает эту идею.

Джайнизм не говорит о боге как об отце. На самом деле джайнизм вообще не говорит о боге. Буддизм решительно отказывается говорить о боге, поскольку при этом вам придется прибегать к катафатическому языку, а катафатический язык – это в лучшем случае приближение. Да, но когда речь идет об истине, приблизительная истина непригодна: либо вы правы, либо неправы.

Можете ли вы кому-нибудь сказать: «Я тебя почти что люблю» или «Я тебя приблизительно люблю»? Это будет выглядеть крайне глупо, смешно! Либо вы любите, либо нет. Вы не можете сказать: «Я люблю тебя на пятьдесят процентов, на шестьдесят процентов, на семьдесят». Здесь невозможно применить понятие процентного соотношения: либо все сто процентов, либо ничего.

Приблизительно описать истину невозможно. Поэтому, называя бога «светом», вы помогаете его понять, если речь идет о детях, но это определение неверно, потому что при этом отрицается тьма. Если вы называете бога «сознанием», тогда что вы будете делать с материей? Если вы называете бога «духом», тогда тело становится чем-то нечестивым, безбожным, дурным.

Именно катафатический язык ввел в заблуждение миллионы людей. Они стали отрицать тело, жизнь, любовь, радость, удовольствие и все с ним связанное! И все это из-за привычки использовать катафатический язык.

Дионисий утверждает, что катафатический язык – как музыкальная грамота: музыку невозможно описать, но вы можете проинструктировать музыкантов, дав им ноты. И тот, кто понимает нотную грамоту, тот, кто может ее расшифровать, сможет воссоздать музыку. То, что невозможно было описать, будет услышано. Но это окольный путь. Если человек ничего о нотах не знает, он может начать поклоняться им, как будто бы это и есть сама музыка. Он может попытаться услышать ее, поднеся партитуру к уху, и удивится: «Музыки-то нет! Этот дурак говорил, что в нотах заключена прекрасная музыка, но я вообще ничего не слышу!»

Посреди оживленной улицы на коленях стоит сумасшедший, прижав ухо к асфальту. Его замечает прохожий. Весьма заинтересовавшись этой сценой и не в силах сдержать любопытство, он тоже становится на колени и прикладывает ухо к дороге.

Ничего не услышав, он обращается к сумасшедшему: «К чему вы прислушиваетесь? Я ничего не слышу».

«Да, и вот так с самого утра», – отвечает сумасшедший.

Вы не сможете услышать музыку, взглянув на ноты, – это было бы глупо – но вы сможете ее воспроизвести. Ноты не описывают – они инструктируют. Эти два слова: «описательный» и «инструктивный» – очень важны.

Все великие мастера не описывают, а инструктируют. Они не описывают бога, они только обучают вас тому, как вызвать состояние агнозии, состояние незнания, чтобы могло произойти познание.

Второй вид языка Дионисий называет «апофатическим». Это негативный язык, который применяется, чтобы говорить о том, чем бог не является. Он ближе к истине, поскольку при этом ничего не утверждается, ничего не говорится о самом боге. Это не via positiva (путем утверждения), это via negativa (путем отрицания). Вы просто говорите: «Бог не есть это. Бог не есть то». Вы только отрицаете.

Дионисий приводит этот язык в сравнение с человеком, который хочет высечь статую из мрамора. Он бьет по глыбе, откалывает от нее куски и отбрасывает камень за камнем. Так постепенно рождается статуя.

Когда вы рядом с мастером, который знаком с использованием апофатического языка… А без него мастер не может быть мастером. Все мастера выбирали via negativa, нети-нети, ни то ни другое. Если порой они все же и применяют описательный язык, то речь их тогда рассчитана на новичков, на начинающих, а не на более зрелых и сосредоточенных адептов. Обращаясь к ним, мастера всегда используют язык отрицания. Они всегда говорят: «Это не, это не, это не…» Они последовательно избавляются от ненужного. И в конце концов, когда они отбросили все лишнее, они говорят: «Вот теперь – то, что нужно!» Но и тогда они не станут ничего описывать, они только лишь произнесут: «Вот оно! Здесь, сейчас… эта тишина… эта агнозия… вот оно!» Дионисий говорит:

Это моя молитва. Ты же, возлюбленный Тимофей, искренне погрузившись в мистическое созерцание, откажись от чувств, работы ума – всего, что можно ощутить или узнать, всего сущего и несуществующего. Ибо так ты сможешь невольно прийти в той мере, в которой это возможно, к пониманию цельности того, кто за пределами всего сущего и всего знания. И так чрез неколебимое, полное и чистое отрешение от всего ты вознесешься к тому сиянию божественной тьмы, что за пределами бытия превосходит все и от всего избавлена.

Это нечто невероятно красивое. В письме к своему ученику Тимофею Дионисий говорит:

Это моя молитва.

Настоящий мастер не может сказать ничего большего. Он не может вам приказывать. Он не может вам говорить: «Делай это! Ты должен это сделать!» Он не говорит слов «тебе следует» или «тебе не следует». Он ни в коей мере не пытается вам ничего навязать. Он просто за вас молится. Дионисий говорит:

Это моя молитва.

«Я хотел бы увидеть, что это в тебе происходит. Это мое желание, моя молитва. Поэтому не воспринимай ее как приказ, обязательство, которое ты должен исполнить. И если ты ее не исполнишь, не последует никакого наказания, тебя не бросят за это в ад на вечные муки. Не нужно мне подчиняться, не нужно мне следовать. Это всего лишь моя молитва, потому что посредством агнозии я пережил встречу со столь совершенной красотой, что желал бы разделить это с тобой, любимый Тимофей. Я хотел бы разделить это с тобой. И если ты готов, это может произойти».
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 13 >>
На страницу:
3 из 13