Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия

Иисус сказал Никодиму: «Пока не родишься заново, не войдешь в Царство Божие». Вы не сможете найти никаких параллелей ни у Махавиры, ни у Патанджали, ни у Моисея, ни у Мухаммеда. Таких параллелей нет, вы не сможете их найти. Иисус настаивал на том, что сначала вы должны умереть для прошлого, и лишь тогда в вас может зародиться новое сознание. Его распяли.

Запомните: Сократ говорил о новом человеке. В этом его особенность. Почему Сократа убили? Афины считались одним из наиболее культурных городов того времени. И не только в то время – даже сейчас с Афинами не может сравниться ни один город. Прошло уже двадцать пять веков, но ни один город: ни Нью-Йорк, ни Лондон, ни Париж, ни Бомбей, ни Калькутта, ни Пекин, ни Москва – не смог достичь тех высот культуры и цивилизации, той утонченности, которой достигли Афины.

Но почему же такие культурные люди повели себя как животные, как варвары и убили такого человека, как Сократ? Он говорил о новом человеке. Если бы он говорил об улучшении человека, ему бы поклонялись.

Тем, кто говорит об улучшении человека, всегда поклоняются, потому что эти люди убеждают вас в том, что прошлое прекрасно, но его можно сделать еще прекраснее. Они не в обиде на прошлое, они не в обиде на условности и традиции, они целиком и полностью за них. Традиции должны послужить фундаментом для постройки лучшего дома, лучшего храма.

Говорить о новом человеке опасно. Появление нового человека означает полный отказ от прошлого, полный разрыв с прошлым. Необходимо с корнем вырвать себя из прошлого, умереть для него и начать жить в настоящем. А старые привычки умирают не так-то легко. Мы привыкли слышать речи об улучшении человека, это у нас уже в крови. Любой святой, любой махатма говорит об улучшении человека – таков его бизнес, мы же знаем. Но говорить о новом человеке?.. Тут нам становится не по себе. Новый человек привносит что-то совершенно особое, он ведет нас в область неведомого, он пытается вырвать нас из привычной среды. А мы тысячелетиями жили так, как мы жили; мы обусловлены прошлым, мы стали частью привычного порядка вещей. Только очень немногие способны от этого избавиться. Поэтому мою весть услышат лишь немногие избранные.

Помните: старые привычки умирают с большим трудом, а наши религии, наши философские системы появились очень давно, и наш образ жизни является очень старым. Однако я целиком и полностью за новое. Вы полагаете, что старый друг лучше новых двух. Я же говорю, что это полная чепуха! Я согласен с Джоном Фордом, что история – это болтовня. Это вранье! Пришло время освободить человека от всего того, что давно миновало, и освободить человека тотально, абсолютно, безусловно.

– Мама, почему ты вышла за папу?

– Ага! – отвечает мама. – Стало быть, тебя это тоже удивляет?

– Мы случайно не встречались с вами в Техасе?

– Я никогда не был в Техасе.

– Я тоже. Наверное, там встретились какие-то другие парни.

Эти пьяницы, эти бессознательные люди держали в подчинении все человечество.

Льет дождь. Двое сумасшедших едут в автобусе. Автобус тормозит перед светофором. Один сумасшедший смотрит в окно и говорит:

– Эй, Чарли, глянь-ка, сколько воды! Я иду купаться!

Он открывает окно и прыгает. Через несколько секунд его приятель слышит крик:

– Ныряй чуть подальше, Чарли, здесь слишком мелко!

Безумцы и пьяницы – в прошлом они играли решающую роль в нашей жизни. Мы никогда не слушали пробужденных. Пробужденные не говорят об улучшении человека. Это все равно, что говорить больному: «Я дам вам лекарство, чтобы сделать вашу болезнь лучше». Больной же не желает улучшать свою болезнь, он хочет от нее избавиться, хочет стать здоровым.

Субботний вечер. Цирк переполнен. Хозяин цирка выходит на арену, поворачивается лицом к публике и объявляет:

– Цирк братьев Динглинг дарит лежащие в этом конверте пять тысяч долларов тому смельчаку, который совершит три геройских подвига: заставит слона Зорбу сесть, расчешет гриву нашему льву Лео и, наконец, займется любовью с этой пожилой дамой.

На арену выводят огромного слона, свирепого льва и жалкую сгорбленную старушку.

– Где же этот смельчак? Пять тысяч долларов, целых пять тысяч долларов за то, чтобы усадить этого старого слона, причесать эту кошку и полюбить эту пожилую леди.

В толпе раздается вопль, и на арену, спотыкаясь, выходит пьяный крепыш. Он говорит:

– Я! Я этот смельчак!

Клетку открывают, пьяница входит внутрь, подходит к слону и бьет ему ногой по яйцам. Слон с грохотом садится. Публика рукоплещет.

Потом он отправляется в клетку со львом и затевает драку. Они борются, перекатываются друг через друга, лев рычит, здоровяк кричит… полный хаос.

Через полчаса, весь в синяках и кровоподтеках, он выбирается из клетки. Лев остается внутри. Он лежит на полу и тяжело дышит. Пьяный подходит к распорядителю и спрашивает:

– Ну и где тут старушка, которую надо причесать?

Достаточно на сегодня.

Глава 3

Настоящая жизнь

Первый вопрос

Ошо,

Пожалуйста, спой нам такую песню… Недавно я осознал, что насквозь порочен. Но временами сердце приводит меня куда-то, где очень опасно, но очень красиво. Когда это происходит, мне хорошо, но откуда все это смятение и чувство опасности, – и одновременно столько блаженства?

Жизнь в основе своей опасна. Таково ее неотъемлемое качество; здесь ничего нельзя изменить. Смерть безопасна, абсолютно безопасна. Как только вы выбираете безопасность, вы, сами того не подозревая, выбираете смерть. Как только вы выбираете жизнь, вы, сами того не зная, выбираете опасность. Эс дхаммо санантано – таков неотвратимый закон жизни. Постарайтесь это понять.

В состоянии безопасности вам сразу же становится скучно, потому что нет никакой возможности для исследования. Вот почему браки так скучны. Та же любовь, что была раньше увлекательным приключением, – стоит ее узаконить браком, и она теряет всю радость, весь танец, всю поэзию. Любовь становится очень земной, рутинной, но она безопасна.

Любовь опасна. Пути любви неисповедимы. Она приходит и уходит, и с этим ничего нельзя поделать. Брак управляем. Закон, общество, общественное мнение, мораль, религия, страх перед адом, жадное стремление попасть на небеса – все это подпорки, каким-то образом поддерживающие брак. Но это не настоящая жизнь.

Настоящая жизнь всегда движется из известного в неизвестное. Ощущение опасности возникает в той точке, где заканчивается известное и начинается неизвестное. Та грань, где соприкасаются известное и неизвестное, и есть источник всякой опасности. Как только вы пересекаете границу, вы чувствуете опасность. Безопасное, привычное надоедает; ваша чувствительность постепенно начинает притупляться. Опасность, неведомое, необозначенное на карте пространство возвращает вам экстаз, красоту, вы снова становитесь ребенком – снова те же удивленные глаза, то же сердце, исполненное благоговения.

Вы бы предпочли познать эти пространства, оставаясь в безопасности, но это невозможно по самой природе вещей. И с этим ничего нельзя поделать. Если вы стремитесь в неведомые пространства, вам придется полюбить опасное. И тогда произойдет чудо: если вы сможете полюбить опасное, его «опасность» исчезнет. Если вы знаете, что опасное вмещает в себя любовь, красоту, экстаз, истину, бога, – в чем же тогда заключается опасность?

Чувство опасности порождается страхом перед неизвестным, перед настоящим, потому что вы так долго жили во лжи – вы жили во лжи в течение многих столетий. Ваше коллективное бессознательное переполнено ложью, и оно продолжает проецировать эту ложь на экран ума. Все люди жили в страхе, потому что все религии эксплуатировали этот естественный для человека жизненный инстинкт.

Поэтому был изобретен ад. Никакого ада не существует; это изобретение хитроумных священников – христианских, индуистских, мусульманских, джайнских, буддистских. Их философские системы могут быть различными, но эксплуатация во всех религиях основана на одном и том же: это эксплуатация человеческого страха и жадности. Страх и жадность – две стороны одной монеты. И когда вы напуганы, когда страх становится частью вашего существа, вы начинаете его искать. Даже когда страха нет, вам приходится его изобретать, чтобы удовлетворить требованиям коллективного бессознательного.

Молодой ученик парикмахера Дэвид приходит к мастеру и заявляет:

– Мистер Сниппет, я больше не собираюсь здесь работать. В этой парикмахерской сплошные антисемиты!

– Антисемиты? С чего ты взял?

– У меня есть неоспоримые доказательства. Я устроил проверку, – отвечает юноша. – Я задавал всем один и тот же вопрос. Вывод совершенно очевиден, мастер: они все антисемиты!

– А что за вопрос?

– Я спросил, как бы они отнеслись к массовому уничтожению евреев и парикмахеров.

– Парикмахеров? А почему парикмахеров? – изумился мастер.

– Вот видите, мастер, и вы туда же!

Вы носитесь со своими идеями и не перестаете их проецировать. Вы находите способы изобрести страх. Вы не можете жить с ощущением смутного страха; вы хотите, чтобы он был явственным, осязаемым.

Чувство опасности возникает потому, что вам не привили правильное отношение к жизни, вас не посвятили в тайну опасного. Вас просто напугали. Вас не готовили, не приучали к приключениям. Вам говорили, что вы должны оставаться в границах дозволенного и никогда не выходить за их пределы.