О Личности. Книга эго

Ребенок прекрасен, а взрослый олицетворяет уродство. Он больше не поток, он заблокирован со всех сторон. Он застыл, стал скучным и безжизненным. Он утратил живость, утратил энтузиазм, он попросту тянет лямку. Его одолела скука, он лишился ощущения тайны. Он уже не способен ничему удивляться, он позабыл язык чуда. Таинственность покинула его. У него на все имеются объяснения – там нет места тайне. Вот он и лишился поэзии, танца и всех ценностей, придающих смысл и значение жизни, всего, что придает жизни вкус.

Это «второе Я» куда более ценно, чем первое. Вот почему я выступаю против всех религий, выступаю против всех священников – они цепко ухватились за первое, наиболее поверхностное. Соверши переход ко второму. Но второе – еще не конечная цель; вот где Фрейд потерпел неудачу. И гуманистическая психология споткнулась там же: хотя гуманисты и копнули немного глубже Фрейда, им не удалось докопаться до третьего.

Ведь есть еще и третье «Я», «Я-3». Это – твое истинное «Я», настоящее лицо, скрытое под «Я-1» и «Я-2». Это – трансцендентное. Это – буддовость. Неделимая чистая осознанность.

Первое «я» – общественное, второе «я» – природное, третье «Я» – Божественное.

И помни, я не говорю, что первое совсем бесполезно. Коль существует третье, первое можно прекрасно использовать. Раз существует третье, второму тоже можно найти замечательное применение. Но лишь в том случае, когда есть третье. Если центр четко функционирует, то и на периферии, и на поверхности все о’кей. Но отсутствие центра – при наличии одной лишь поверхности – подобно смерти.

Вот что случилось с людьми. Вот почему на Западе такое количество «думателей» полагают, что жизнь бессмысленна. Вздор. Это мнение утративших связь с тем источником внутри себя, который порождает смысл.

Это как если бы дерево утратило контакт с собственными корнями. Оно не цветет. Оно теряет листву – листья опадают, а новые не появляются. Сок перестает течь, энергия иссякает. Жизнь покидает такое дерево, оно умирает.

И дерево начинает философствовать, делается экзистенциалистом, Сартром или кем-то еще в этом духе и берется утверждать, что в жизни нет цветов. Что жизнь лишена цветов, аромата, что нет больше никаких птиц. Дерево может даже заявить, что так было всегда, а древние лишь заблуждались насчет цветов – это все их воображение. «Так было всегда, никакой весны не было, люди все нафантазировали. У всех этих будд просто разыгралось воображение, фантазия, будто цветут цветы и кругом море радости, птиц и солнечного света. На самом же деле ничего этого нет. Все – мрак, случайность, все бессмысленно». Вот что может сказать дерево.

Но истина не в том, что все бессмысленно, что больше нет цветов или их вообще никогда не было, будто аромат – это чистый вымысел, а в том, что это дерево утратило контакт с корнями.

Пока ты не укоренен в своей буддовости, ты не сможешь расцвести. Ты не сможешь петь, не узнаешь праздника. А как ты сможешь узнать, что такое Бог, если не ощутил праздника? Если ты разучился танцевать – как ты сможешь молиться? Если ты разучился петь и любить, то для тебя Бог умер.

Бог – не мертв. Бог умер в тебе, лишь в тебе. Твое дерево высохло, сок в нем исчез. Тебе придется заново обретать корни. Где их отыскать? Корни обретаются здесь и сейчас.

    «This Very Body the Buddha», глава 6

Глава 2

Идеалы

Однажды медвежонок спросил маму – белую медведицу:

– А мой отец тоже был белым медведем?

– Разумеется, твой отец был белым медведем.

– А дедушка, – спросил малыш спустя несколько минут, – дедушка тоже был белым медведем?

– Да, твой дедушка был белым медведем.

Проходит еще немного времени, и медвежонок вновь пристает к матери:

– А как насчет прадедушки? И он был белым медведем?

– Да, и он тоже. А почему это тебя беспокоит?

– Потому что мне очень холодно.

Ошо, мне сказали, что мой отец был белым медведем. Мне сказали, что мой дед был белым медведем, мне сказали, что мой прадед был белым медведем, но я коченею от холода. Как мне изменить этот порядок вещей?

Мне довелось знать твоего отца, довелось знать твоего деда и прадеда тоже – все они точно так же коченели от холода. А их матери так же кормили их подобными байками – что и их отец, и дед с прадедом были белыми медведями.

Но стужа есть стужа. От всех этих россказней никакого толку. Лишь еще одно подтверждение: даже белым медведям в стужу приходится несладко. Смотри на вещи реалистично, не поддаваясь влиянию традиций и не копаясь в прошлом. Холод есть холод. И утешение вроде того, что ты – белый медведь, вряд ли тебя согреет.

Человечеству всегда навязывали подобные утешения. Ведь если ты умираешь, то ты умираешь; даже если кто-то вдруг придет и скажет: «Не бойся, душа бессмертна», это не отодвинет твою смерть.

Я слышал историю об одном еврее, который упал прямо на улице с сердечным приступом. Собралась толпа, и все ждали кого-нибудь от религии – появления какого-нибудь верующего либо священника, – ведь умирал человек. Из толпы вышел католический священник – он не знал, кем является умирающий. Подойдя к нему, он спросил: «Веруешь ли ты? Признаешь ли ты, что веруешь в Святую Троицу – Бога Отца, Сына Его Иисуса Христа и Духа Святого?»

Умирающий еврей открыл глаза и говорит: «Моя кончина близка, а он тут загадки задает. Какое отношение эта троица имеет ко мне? Я умираю. Что еще за чушь ты городишь?»

Человек при смерти, а ты утешаешь его мыслью о бессмертии души. Подобные утешения бессмысленны. Кто-то испытывает страдания, а ты говоришь ему: «Не стоит страдать. Это всего лишь состояние твоей психики». Разве это ему поможет? Так ты только причинишь ему еще больше страданий. От всех этих теорий никакого проку. Их придумали, чтобы успокаивать, лгать.

Ты стынешь от холода. Вместо того чтобы выяснять, был ли твой отец белым медведем, подвигайся. Попрыгай, побегай, займись динамической медитацией – и ты не окоченеешь. Я обещаю. Забудь все, что ты знаешь об отце, деде и прадеде. Прислушивайся лишь к своей реальности. Если ты коченеешь – сделай что-нибудь. А сделать всегда что-то можно. Но тебе это не приходит в голову; ты избираешь иной – ошибочный – путь. Ты будешь всех донимать вопросами, а твоя бедная мамочка, разумеется, примется тебя утешать.

Ты задаешь прекрасный вопрос, весьма существенный, колоссально важный.

Вот как выходит, что человечество погрязло в страдании. Прислушайся к страданию. Вглядись в проблему и не пытайся отыскать ее решения вовне. Зри непосредственно в корень проблемы, и ты всегда найдешь выход там. Погрузись в сам вопрос; не ожидай от других ответа.

Например, ты можешь без конца вопрошать: «Кто я?» Пойди с этим вопросом к христианам, и тебе скажут: «Ты – сын Божий, Господь исполнен любви к тебе». И ты почувствуешь растерянность – разве Бог может тебя любить?

Священник говорит Мулле Насреддину: «Бог тебя безмерно любит».

Мулла спрашивает: «Но как же он может меня любить? Он ведь меня даже не знает».

На что священник отвечает: «Потому и любит. Мы тебя знаем и не можем любить – это слишком уж тяжело».

Или обратись к индуистам – те ответят: «Ты сам – Бог». Не сын Божий, а Бог. Но при этом у тебя никак не прекращается головная боль, ты страдаешь мигренью и крепко призадумываешься: разве у Бога может быть мигрень?…и так и не получаешь ответа на свой вопрос.

Если у тебя назрел вопрос «Кто я?» – не стоит ни к кому ходить. Сядь в тишине и обрати вопрос в глубь своего существа. Позволь ему звучать – не вербально. Экзистенциально. Пусть он станет стрелой, пронзающей сердце. «Кто я?» И позволь вопросу слиться с тобой.

Но не торопись получить ответ – он может принадлежать кому-то другому: священнику, политику, какой-либо традиции. Не полагайся в получении ответа на свою память – память полностью заимствована. Твоя память подобна компьютеру – она неживая. У нее нет ничего общего со знанием. Тебя им напичкали. Потому, когда ты спрашиваешь «Кто я?» и твоя память отвечает: «Ты – великая душа», будь осторожен. Не попадись в ловушку. Попросту отбрось весь этот хлам; это все вздор.

Просто не прекращай вопрошать «Кто я?»… «Кто я?»… «Кто я?»… и однажды ты почувствуешь: вопрос тоже исчез. Осталась лишь жажда – «Кто я?». Не сам вопрос, но жажда – все твое существо пульсирует жаждой знать «Кто я?».

Однажды ты увидишь, что даже ты исчез – осталась только жажда. И в этом кипучем, страстном состоянии твоего существа ты вдруг поймешь: произошел некий взрыв. Неожиданно ты столкнулся с самим собой и теперь знаешь, кто ты.

Нет смысла спрашивать отца, кто ты. Он не знает, кем является он сам. Нет смысла задавать этот вопрос своему деду или прадеду. Оставь вопросы! Не спрашивай свою мать, не спрашивай общество, не спрашивай культуру, не спрашивай цивилизацию.

Обратись к своему сокровенному центру.

Если действительно хочешь получить ответ, отправляйся внутрь; и из этого внутреннего опыта родится перемена.

Ты спрашиваешь: «Как мне изменить этот порядок вещей?» Ты не можешь ничего изменить. Прежде ты должен встретиться со своей реальностью, и сама эта встреча переменит тебя.

Один журналист пытался раздобыть материал для очерка, обратившись к пожилому, дряхлеющему господину из дома для престарелых, финансируемого государством.

– Отец, – допытывается бойкий журналист, – что бы вы почувствовали, если бы неожиданно получили письмо, где сообщалось бы о пяти миллионах долларов, завещанных вам неким забытым родственником?

– Сынок, – последовал неспешный ответ спустя какое-то время, – я бы чувствовал, что мне по-прежнему девяносто четыре года.

Понимаешь? Старик говорит: «Мне девяносто четыре года. Даже если я получу пять миллионов долларов, что мне с ними делать? Ведь мне так и будет девяносто четыре».