Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире

Впереди был крутой обрыв, и Ринальдо заметил его, когда было уже почти слишком поздно. Он натянул поводья и завопил:

– Mangiare!

С трудом затормозив, лошадь как вкопанная остановилась на краю обрыва. Посмотрев вниз, а затем подняв глаза к небу, Ринальдо прошептал:

– Mamma mia…

И так обстоит дело не только с простыми людьми, так обстоит дело и со всеми прочими – с так называемыми интеллектуалами, интеллигенцией, политиками, монахами. Это применимо ко всем, за исключением очень немногих людей, и эти немногие люди не могут существенно помочь.

Вот почему мои усилия направлены на то, чтобы создать огромное поле Будды, чтобы высвободить столько энергии, сколько ее высвобождается при атомном взрыве. Саньяса – это попытка собрать всех тех людей, которые готовы стать осознающими, стать разумными. И нам придется распространить этот цвет[4 - Речь идет об оранжевом цвете. В тот период саньясины Ошо носили одежду оранжевого цвета.] по всему миру. Это цвет весны.

Человеку нужна новая жизнь, новое рождение. Все то, что ему говорили и чему его учили до сих пор, потерпело неудачу. Это было обречено на неудачу, потому что предназначалось не для создания лучшего человечества; это предназначалось для того, чтобы удерживать человека в том состоянии рабства, в каком он и пребывает.

Один поляк получил серьезные травмы в автомобильной аварии и должен был подвергнуться пересадке мозга. Хирурги сделали ему наркоз, удалили мозг и перешли в соседнее помещение, чтобы взять новый. Когда они вернулись в операционную, обнаружилось, что поляка нет. Полиция искала его везде, но безуспешно – он исчез. Врачи связались с Интерполом, и те, пытаясь найти несчастного поляка, покинувшего больницу без мозга, провели поиск по всему миру.

Наконец, спустя пять лет, его обнаружили. Этот поляк теперь папа римский!

На сегодня достаточно.

Глава 3

Ощущение этого

Первый вопрос:

Ошо,

У меня проблема – я думаю, что со мной что-то не так. Если я начинаю думать, что у меня есть проблема, она у меня действительно появляется. Кажется, что думание – это лишь выдумывание проблем. Что ты можешь об этом сказать?

Я вообще не думаю! Именно поэтому у меня нет проблем, только ответы и ответы – никаких вопросов. Это именно так. Ум – это основная причина всех проблем. Проблемы растут в уме как листья на деревьях. Вы можете постоянно подрезать дерево; дерево от этого не погибнет. Напротив, оно станет сильнее – появится еще больше листьев. Это знает каждый садовник: отрежьте один побег, и дерево примет этот вызов. Чтобы защитить себя, оно даст рождение трем побегам.

Ум будет пытаться решать проблемы, но он не сможет их решить. Каждое решение принесет вслед за собой намного больше проблем. Вот почему философия потерпела полное поражение. Философия – это величайшее поражение, на нее потрачено впустую столько человеческого разума, что это почти не поддается учету. Люди с величайшими умственными способностями оставались вовлеченными в философские проблемы. От Аристотеля до Витгенштейна – тысячи выдающихся людей растратили все свои способности напрасно по той простой причине, что пытались решать отдельные проблемы, вместо того чтобы обратиться к их общему корню.

Единственная проблема – это ум. Поэтому философия предлагает много решений, много умозаключений, но ни одно из них не является окончательным. Немедленно возникает еще больше проблем. Ни один вопрос не был решен стараниями философии, но тем не менее философия продолжает двигаться все дальше и дальше в пустыню. Она не может достичь океана, она с самого начала сбилась с пути. Именно в этом она отличается от религии.

Религия – это не попытка решить конкретные проблемы, а обращение к корню всех проблем и отсечение этого корня. Это то, что мы называем медитацией: медитация – это отсечение корня. Медитация – это не решение какой-либо конкретной проблемы; медитация ничего не решает. Она просто помогает вам избавиться от ума, от создателя проблем. Она просто помогает вам выскользнуть из ума подобно тому, как змея выскальзывает из своей старой кожи.

Как только вы узнаёте, что вы не есть ум, случается великая трансценденция. Неожиданно все проблемы становятся несущественными, постепенно-постепенно они испаряются. Вы остаетесь в глубоком покое, вас охватывает великое безмолвие. Это безмолвие и есть решение. Этот покой и есть ответ, ответ из всех ответов.

В этом – чудо религии или, если быть более точным, чудо медитации: не решая ни одной проблемы, она одним ударом решает все проблемы. Это неожиданный прыжок, квантовый скачок.

И внутри тебя уже возникает это ощущение. Ты говоришь: «Если я начинаю думать, что у меня есть проблема, она у меня действительно появляется». Когда ты думаешь, ты создаешь проблему; и как только она у тебя появляется, ты начинаешь искать ее решение. Но кто будет искать решение и где? Искать решение будет ум, причем внутри ума. Ты видишь абсурдность всего этого? Это все равно, что тянуть себя за шнурки ботинок; это невозможно. Да, ум сфабрикует много решений, но они будут всегда поверхностными. Основной вопрос останется нетронутым, возникнет еще много вопросов – это бесконечный процесс…

Но хорошо, что у тебя есть это ощущение – конечно, неясное ощущение. Обрати внимание, я говорю «ощущение»; я не говорю, что ты пришел к правильной мысли. Никакая мысль не бывает правильной. Я говорю тебе, что ты пришел к правильному ощущению. Оно все еще неясное, смутное… совсем как раннее утро: солнце еще не взошло, но все же это уже и не ночь.

И у тебя будет небольшое затруднение, потому что это момент перехода. Ты будешь чувствовать себя очень уязвимым. Ты будешь чувствовать себя почти расщепленным, так как ночь уже прошла, а день еще не настал. Ты будешь где-то посередине, в пути. Естественно, что часть тебя будет продолжать говорить на языке ночи, и это старшая и бо?льшая часть. Лишь маленькая частичка тебя начнет говорить на языке будущего, на языке дня. Возможно, тебе будет казаться, что в тебе уживаются два человека.

Этот период перехода – самый трудный период для любого медитирующего: ты начинаешь распадаться на части. Если ты пойдешь к психологу, он скажет: «Это нервный срыв». И если твой ум решит, что это нервный срыв, тогда, конечно, так и будет. Это не срыв, это прорыв, но психология все еще не имеет представления о таком прорыве. Она попытается затолкать тебя обратно в прежнюю кожу, которую ты уже оставил позади себя или оставляешь сейчас. Но это не может быть сделано, это невозможно.

Поэтому психология, со всеми своими школами психоанализа, психосинтеза, гештальта и так далее и тому подобное… она бродит ощупью в темноте, потому что ей все еще неизвестен тот факт, что человек может выйти за пределы ума. Есть психологи, такие как Б. Ф. Скиннер или Дельгадо, которые считают, что человек – это всего лишь поведение. Иными словами, человек – это всего лишь физика, химия, физиология. Наука способна объяснить все, ничего больше не нужно; человек – это тело и ничего более. Этого придерживается бо?льшая часть современной психологии, и это единственная психология в коммунистических странах.

Есть несколько человек, которые стараются пойти немного дальше, но они попадают в хитроумные ловушки ума. Они начинают думать, что психология – это не более чем ум. Фрейд, Адлер, Юнг – все они полагают, что психология – это не более чем изучение ума, исследование ума.

Слово «психология» прекрасно: оно происходит от слова «psyche», а «psyche» означает «душа». Но ни один психолог не соглашается с идеей души. На самом деле, они не имеют права называть свои размышления психологией, они используют неправильное слово – слово, означающее что-то большее. Все они либо верят в тело, либо верят в ум, но тело и ум в действительности не являются отдельными вещами. Телоум – это одно явление. На самом деле мы не должны использовать между ними союз «и». Телоум должно быть одним словом, потому что различие не настолько велико, чтобы можно было использовать союз «и». Не нужен даже дефис, между ними нет промежутка даже для дефиса. Тело – это ум, рассматриваемый снаружи, ум – это тело, рассматриваемое изнутри. Или, другими словами, тело – это внешнее выражение ума, а ум – это внутреннее выражение того же явления – просто в двух различных измерениях.

Пока человек не выходит за пределы их обоих, он ничего не знает о прорыве. И люди всего мира действительно расщепляются на части из-за глупой идеи, что человек – это не более чем тело, или не более чем ум, или, самое большее, и то и другое. Прорыв возможен, если внутри вас открывается еще какое-то пространство, в котором вы можете отбросить ум и тем не менее продолжить существование.

Но когда оболочка всего прошлого, всех воспоминаний отброшена, возникают моменты, очень тонкие моменты, когда вы оказываетесь нигде. Вы уже не «там», но еще не «здесь», вы просто проходите через родовой канал. Это болезненно, потому что старая личность исчезает, а новая еще не появилась. Вы можете сильно испугаться, поэтому нужен мастер.

Задача мастера – помочь вам в такие критические моменты. Сократ говорил, что задача мастера – быть повивальной бабкой, и я полностью с ним согласен. Это все равно что помочь ребенку покинуть утробу, в которой тот находился девять месяцев… и находился в невообразимом комфорте. На самом деле, всю свою жизнь ребенок будет искать такие же комфортные условия. Не было ни ответственности, ни беспокойства, ни проблем. Он ни в чем не нуждался, Существование заботилось обо всем. Какие-то неизвестные энергии непрерывно текли от матери к ребенку. Мать делала все необходимое, а ребенок просто нежился внутри утробы. Для людей, находящихся вне утробы, девять месяцев – это девять месяцев; для ребенка же это почти бесконечность, потому что он не осознает времени, он не может осознавать время. Вы начинаете осознавать время, когда происходят какие-то события.

Наблюдали ли вы это? Если в какой-то день происходит много событий, у вас одно ощущение времени; если в другой день ничего не происходит, у вас совершенно другое восприятие времени. Чувство времени зависит от того, что происходит. Время измеряется событиями. Но в утробе ничего не происходит, все спокойно. Ребенок не может почувствовать, что это всего девять месяцев: это бесконечность, это состояние без времени. И плавать в утробе матери в теплой жидкости невообразимо приятно.

Именно поэтому в нас возникает желание блаженства – потому что мы его уже испытывали. Иначе вы не искали бы то, чего вы никогда не испытывали. Должно быть, глубоко в вашем подсознании что-то остается – некое переживание, некая ностальгия, которая заставляет вас искать блаженство.

Все поиски Бога – это, в сущности, поиски материнской утробы. И медитирующий человек действительно входит в утробу Бога.

В индуистском храме внутренняя его часть называется гарбха – «утроба». Когда вы входите в индуистский храм, в самую глубинную его часть, где находится статуя бога, вы попадаете в гарбху – «утробу». Это очень значимо, наполнено огромным смыслом. Снова войти во вселенную в глубоком расслаблении – значит обрести покой, блаженство, беспроблемное существование. Это прорыв.

Если вы придете к психоаналитику, он попытается вернуть вас к вашей прежней личности. В этом вся задача психологии на Западе: помочь людям снова прийти в соответствие, потому что они немного вышли из соответствия со своим прошлым. И конечно, как только вы выходите из соответствия с собственным умом, вы выходите из соответствия с обществом, потому что ваш ум – это часть коллективного ума общества. Вы больше не находитесь в соответствии со своей религией, вы больше не находитесь в соответствии со своей политической идеологией. Вы просто обнаруживаете, что – в некотором смысле – вы вырваны с корнем. И вас охватывает сильнейший страх: вы перестали быть частью коллективного ума, вы одни, а вы жаждете быть частью толпы, чтобы почувствовать немного тепла, немного уюта и снова оказаться на знакомой почве.

Именно это делает психология на Западе. Вся ее работа направлена против религии.

Религия старается дать вам новую индивидуальность, новое рождение, а психология снова возвращает вас к вашей старой личности. Она вынуждает вас так или иначе влезть в ту кожу, которая, как кожа змеи, оставлена позади. В действительности сделать это невозможно, потому что эта кожа никогда не сможет снова стать вашей. Вы можете жить с ней, но она будет просто висеть на вас; она будет бременем, она больше не будет частью вас.

Отец говорит своему сыну, маленькому мальчику:

– В мире нет ничего невозможного. Так сказал Наполеон: в мире нет ничего невозможного.

Сын отвечает:

– Подожди, я сейчас тебе кое-что покажу. Одна вещь невозможна – я уже пробовал.

Он бежит в ванную, приносит тюбик зубной пасты и надавливает на него. Зубная паста выходит наружу, и он говорит отцу:

– А теперь засунь ее обратно! Если ты сможешь это сделать, я поверю, что Наполеон прав.

Засунуть зубную пасту обратно в тюбик почти невозможно, но это может оказаться возможным. Потребуется лишь небольшое техническое приспособление, чтобы всосать ее обратно. Но человека нельзя засунуть обратно в прежнюю кожу. Самое большее, он может продолжать носить эту кожу как одежду, но одежда – это не кожа.

Функция мастера в том, чтобы помочь вам познакомиться с той новой территорией, на которую вы уже впрыгнули, и забыть все о прежней.

Именно в этом твоя проблема. Ты можешь создать много проблем – все они просто отговорки – но реальная проблема в том, что ты проходишь через прекрасный процесс огромной ценности. Это процесс второго рождения. И у тебя есть неясное чувство, что «проблемы продолжаю создавать я сам и мой собственный ум». Ты начал чувствовать, или, как ты сам сказал: «…Кажется, что думание лишь прибавляет проблем». Тогда зачем продолжать думать? В этом вся цель пребывания здесь!

Молодой Мадзилли не очень ладил со своей женой. Однажды он устроил большую вечеринку и пригласил всех своих друзей. Сначала все сидели вместе и просто вели светские разговоры. Но по ходу вечера люди начали разбиваться на пары и находить уютные уголки. Вскоре все погрузилось в полумрак, и отовсюду начали раздаваться стоны любви и страсти. Мадзилли стал разыскать свою жену, но ему это никак не удавалось.

Заглянув во все комнаты, он входит в кухню и обнаруживает ее там, сидящей на раковине и страстно обвивающей ногами Винче, одного из его друзей.

– Мы с твоей женой любим друг друга, – запинаясь, говорит Винче, – и хотим пожениться. Можешь простить меня за то, что я ее увел?