Дети вселенной. Как оставаться человечным в расколотом мире

Второй вопрос:

Ошо,

Можно ли действительно учиться на каждой жизненной ситуации, как сказано в Дезидератах?

Конечно. Иногда это может выглядеть так: «Что в этой ситуации такого, чему можно было бы научиться?» Это показывает лишь то, что ваша осознанность недостаточно глубока; в противном случае, не было бы ни одной ситуации, не содержащей урока, ни единой. Каждая ситуация полна значения, но вам придется его обнаружить… возможно, оно лежит не прямо на поверхности. Вы должны быть более бдительными, вы должны всмотреться во все аспекты ситуации.

Дезидераты абсолютно правы – это мой собственный опыт. Я учился на каждой возможной ситуации.

Когда умирал один великий суфийский мастер, Джунаид, его спросили… старший ученик приблизился к нему и спросил:

– Мастер, возлюбленный мастер, ты покидаешь нас. В наших умах всегда был один вопрос, но мы никак не могли набраться храбрости, чтобы задать его тебе. И теперь, когда ты уходишь, возможности спросить больше не будет, и поэтому все ученики заставили меня прийти к тебе и спросить: «Кто был твоим мастером?» Твоих учеников это всегда очень интересовало, ведь мы никогда не слышали, чтобы ты говорил о своем мастере.

Джунаид открыл глаза и сказал:

– Мне будет очень трудно ответить, потому что я учился почти у всех. Все существование было моим мастером. Я учился на каждом событии, которое происходило в моей жизни, и я благодарен всему, что случилось, потому что в результате всего этого обучения я добился успеха. Но у меня не было какого-то конкретного мастера. Мне не так повезло, как вам, – сказал им Джунаид. – У вас мастер есть.

Я понимаю Джунаида, ибо то же самое было и со мной. У меня никогда не было мастера, вам повезло гораздо больше. Мне приходилось учиться трудным способом: на любом опыте, на любом событии, у любого человека, которого я встречал. Но это было невероятно ценное путешествие.

Джунаид сказал:

– Просто чтобы удовлетворить ваше любопытство, я расскажу вам о трех случаях. Первый: мне очень хотелось пить, и я направлялся к реке со своей чашей для подаяния – это было все мое имущество. Когда я подошел к реке, туда подбежала собака, прыгнула в воду и начала пить.

Какое-то время я смотрел на нее, а затем выбросил свою чашу для подаяния, потому что она была бесполезной – собака обходится и без нее. Я тоже прыгнул в реку и выпил столько воды, сколько мне хотелось. Все мое тело освежилось, потому что я прыгнул в реку и несколько минут пробыл в воде. Я поблагодарил собаку и коснулся ее лап с глубоким почтением, потому что она преподала мне урок. Я уже отбросил все, всю собственность, но было некоторое цепляние за мою чашу для подаяния. Это была красивая чаша, с очень красивой резьбой, вызолоченная внутри. Ее подарил мне царь, и я всегда помнил о том, что кто-нибудь может ее украсть. Даже ночью я клал ее себе под голову, как подушку, чтобы никто не смог ее похитить. Это была моя последняя привязанность – помогла собака. Это было так очевидно: если собака может обходиться без чаши, то почему я, человек, не могу без нее обходиться? Эта собака была одним из моих мастеров.

Второй случай, – сказал он, – произошел, когда я заблудился в лесу, и к тому времени, когда я достиг деревни, ближайшей деревни, которую я смог найти, была уже полночь. Все крепко спали. Я бродил по улицам, пытаясь найти кого-нибудь, кто бы не спал и дал бы мне приют на ночь. Я смог найти только вора, который искал дом, куда бы он мог забраться. Я сказал вору:

– Похоже, во всей деревне только два человека не спят – ты и я. Можешь ли ты дать мне приют на ночь?

Вор ответил:

– Судя по твоей одежде, ты суфийский монах…

Слово «суфий» происходит от корня «суф» – «суф» означает «шерсть», «шерстяная одежда». Суфии веками использовали шерстяные одежды; из-за их одежды их называли суфиями. Точно так же, как вас в мире называют «оранжевыми людьми», их называли суфиями. Вор сказал:

– Я вижу, что ты суфий, и я немного стесняюсь привести тебя к себе домой. Я очень этого хочу, но я должен сказать тебе, кто я. Я вор. Хочешь ли ты быть гостем вора?

Какое-то время Джунаид был в нерешительности. Вор заметил:

– Видишь, хорошо, что я тебе сказал. Кажется, ты колеблешься. Вор хочет, но мистик, кажется, не решается войти в дом вора, как будто мистик слабее, чем вор. Я не боюсь тебя. На самом деле я должен бояться тебя – ты можешь изменить меня, ты можешь трансформировать всю мою жизнь! Приглашать тебя опасно, но я не боюсь. Добро пожаловать! Войди в мой дом. Ешь, пей, ложись спать и живи здесь столько, сколько тебе угодно, потому что я живу один и зарабатываю достаточно. Я могу позаботиться о двоих, и будет поистине прекрасно поболтать с тобой о возвышенных вещах… Но ты, кажется, колеблешься.

И Джунаид осознал, что это правда. Он попросил прощения. Он прикоснулся к стопам вора и сказал:

– Да, моя укорененность в своем собственном существе все еще очень слаба. Ты действительно сильный человек, и я бы хотел прийти к тебе в дом. И я бы хотел остаться немного подольше, не только на эту ночь. Я тоже хочу стать сильнее!

Вор сказал:

– Пойдем!

Он накормил суфия, дал ему воды, постелил постель, а затем сказал:

– Теперь я пойду. Мне нужно заняться своим делом. Я приду рано утром.

Рано утром вор вернулся. Джунаид спросил:

– Что-нибудь принес?

Вор ответил:

– Сегодня – нет, но я попробую завтра.

И так продолжалось постоянно в течение тридцати дней; каждую ночь вор уходил, и каждое утро он возвращался, но он никогда не был грустным, никогда не расстраивался, на его лице не было ни следа разочарования, он всегда был весел и говорил: «Не важно – я сделал все, что мог. Сегодня я снова не смог ничего найти, но я попробую завтра. Раз это не случилось сегодня, это может случиться завтра, если Бог захочет».

Через месяц Джунаид ушел, и в течение нескольких лет он пытался осознать предельное, но безуспешно. Всякий раз, когда он решал все бросить, он вспоминал вора, его улыбающееся лицо и его слова: «Если Бог захочет, то, что не случилось сегодня, случится завтра».

В конце концов, достигнув предельного, Джунаид сказал: «Я вспоминаю этого вора, как одного из моих величайших мастеров. Если бы не он, я бы не был тем, кто я есть».

– И третий случай, – сказал он. – Однажды я пришел в небольшую деревню. Маленький мальчик нес свечу, зажженную свечу, очевидно, направляясь в деревенский храм, чтобы оставить ее там на ночь.

И Джунаид спросил:

– Можешь ли ты сказать мне, откуда приходит свет? Ты сам зажег эту свечу, так что ты, должно быть, видел, откуда приходит свет. Где источник света?

Мальчик засмеялся и сказал:

– Подожди!

И он задул свечу перед Джунаидом.

– Ты видел, как свет ушел. Можешь ли ты сказать мне, куда он ушел? Если ты скажешь мне, куда он ушел, я скажу тебе, откуда он пришел, потому что он ушел в то же самое место. Он вернулся к истоку.

И Джунаид сказал:

– Я встречал великих философов, но никто из них не делал такого прекрасного заявления: «Он ушел к своему истоку». Все, в конце концов, возвращается к своему истоку. Кроме того, этот ребенок заставил меня осознать свое собственное невежество. Я попытался подшутить над ребенком, но шутка обернулась против меня. Он показал мне, что задавать дурацкие вопросы: «Откуда приходит свет?» – неразумно. Он приходит из ниоткуда, из ничего, и снова уходит в никуда, в ничто.

Джунаид сказал:

– Я прикоснулся к стопам ребенка. Ребенок удивился. Он спросил: «Почему ты прикасаешься к моим стопам?» – и я ответил: «Ты мой мастер – ты показал мне кое-что. Ты преподал мне великий урок, подарил великое понимание».

– С тех пор, – сказал Джунаид, – я стал медитировать на ничто и постепенно-постепенно вошел в ничто. Сейчас настал заключительный момент, когда свеча погаснет, свет уйдет. И я знаю, куда я иду – к тому самому истоку. Я с благодарностью вспоминаю того ребенка. Я все еще вижу, как он стоит передо мной, задувая свечу.

Для обозначения предельного переживания Будда использовал слово «нирвана». Нирвана просто означает «погасить свечу». Неожиданно пламя, которое было проявленным, переходит в непроявленное; оно исчезает.

Ты спрашиваешь меня: «Можно ли действительно учиться на каждой жизненной ситуации, как сказано в Дезидератах?» Да.

Беднягу Пита друзья прозвали «дистрофиком». Он ужасно худой и выглядит таким истощенным, что это совершенно не способствует его успеху в обществе. Однажды вечером, чтобы заглушить свои горести, Пит заходит в бар в итальянском квартале Нью-Йорка и каким-то чудом заводит там дружбу с Розали, неунывающей разведенной женщиной. Он чуть не падает в обморок, когда та приглашает его к себе домой.

Дома она проводит мистера Кожа-да-Кости прямо к себе в спальню и говорит: