ПОЗЫВНЫЕ «СОТЫ»

– Девять, да все девки. Вот еще десятую Бог послал, – указал он на белоручку. Девочка потупилась. Но взгляд непримиримых черных глаз успел поразить парня. Кровь прилила к голове. – Слушай. Я тебе лошадь, ты мне девку.

– Ты чо, рехнулся? Она ж барских кровей. Грех большой, – мужик перекрестился.

– Нет сейчас никаких кровей, все равные. Отдай девку.

– Мало вы девок поперепоганили, дьявольское отродье! Пошел Вон! Тьфу, нечистая.

– Отдай девку! – парень замахнулся.

– Отдай, батя, – вдруг заговорила Маруська, все так же глядя исподлобья, – ничего он мне не сделает.

– Молчать, баба! – заорал мужик.

– Ладно, забирай кобылу, – отступил парень, – куда идти-то до деревни?

– Тудыть вон. Там самый раз ваши голодранцы добычу де- лють, – объяснял мужик нежданному помощнику. Вместе они разрубили тушу лошади, запрягли клячу. – И ента-то не надолго, – посетовал мужик.

– А у тебя баба чо не проворит, полоумная? – вдруг спросил парень, не выдержав обездвиженной тишины многочисленного семейства.

– А-а-а. Досталось ей от вашего брата. Ничо, отойдеть, коли выживеть. – А куда поедешь?

– А тебе яко дело? Могилу искать в чистом поле! – Парень, не мешкая, подмигнул Маруське и, оказавшись рядом, шепнул: – Пойдешь со мной? – А не обидишь? – Неа. Девка залилась краской. Парень схватил ее за руку и повел в том направлении, куда указал мужик.

– Стой! – услышал он сзади, – в енту деревню не води ее, убьють. Тамо знають хто она! Обходом иди, в тую сторону, авось пронесеть! Береги девку! Мертвым достану! Слышь?! – орал вслед мужик. Его голос становился все глуше и глуше за крепкой стеной усиливающегося дождя.

Глава 2

– А куда мы едем?

– Э, Манька, куда глаза глядят.

– Не называй меня Манькой, – опустив глаза, потребовала девка.

– А-а-а! А мы гордые, – свистнул парень.

– Какие есть, – отрезала Мария, улавливая в темноте дыхание лошадей. Позавчера ночью поезд, немного отъехав от станции, вдруг резко затормозил и встал, стоит до сих пор. С большим трудом удалось им напроситься в пассажиры. Пыльный, пропахший сеном и конскими испражнениями вагон зиял огромными щелями между досок, сбитых, по-видимому, наскоро. Ветер продувает насквозь. Руки ноют, напоминая парню, какой опасный груз он на себя взвалил, поддавшись минутному влечению. Девка сначала возьми и заболей. Пришлось потратить целых три дня, чтобы у нее спал жар. Хотел было оставить в деревне, да не стали местные с нею связываться, красных боятся… И повоевать за нее пришлось. Доказывая своим же, красным, что не та она, за которую ее принимают. Бился вслепую. Барская кровь, да барская кровь, а с какой стороны барская – не понятно. И она молчит.

– Маш, может, скажешь, кто ты такая-то, зря я штоль через тебя натерпелся?

– Человек.

– Я это слышал! Из какого роду-племени?

– Сейчас все одинаковые.

– Все-то все, а ты-то откудова? В ответ – тишина… Сквозь навалившуюся дрему парень услышал стук колес, смешанный со всхлипываниями. «Жалко дурёху», – подумал он. – Чо ревешь, поехали уж. В другом краю о тебе знать никто не будет, авось поживешь еще. Так и ехали. Кормили лошадей, подтягивая пустые животы, зарываясь в сено от холода. Очередная болезнь Марии вынудила сойти на первой попавшейся станции. Да и какая разница, где сходить? Ехать было неку- да. Родителей Петька потерял еще в детстве. Вырос мальчиком на побегушках. Знает, что много их в семье было. Знать-то знает. А ведать о них, не ведает. Одно слово – сирота.

Глава 3

– Ой, милок, баба у тобя бестолковая. Где такую откопал? – причитает хозяйка, – корову доит, усе молоко в сиськах оставит.

– Ничего, бабуля, научим, и не таких жизнь на место ставила, – отшучивается Петька.

– Этакой парень, работяга, а такую неумеху взял, хлебнешь горя с нею.

– Ниче, справимся. Поселились у бабки Настасьи. Бабка жильцам обрадовалась. Все не одна. От ее дома до следующего верста будет. – Усю жизню батрачила. Уж потом барин смилостивился, нянькой приставил к барчонку, – говорила бабка Настя, – а своих Бог не дал… – Так и стал Петька бабке Насте вроде сына. Избу починил, колодец поближе к дому вырыл… В колхоз вступил. Мария оказалась покладистой и упорной. В три месяца одолела науку животноводства, так что и корову доила, и овец стригла, и птицу потрошить выучилась, огород осваивала. Только вот молчала все.

– Гордая она у тебя, ох, Петро, – бывало, говорила бабка Нас- тя, – за весь день ни слова, как воды в рот набрала. А голову-то как носит! Как царица какая!

– А ты, баушка, помягче с нею. Поди, ворчишь все.

– А то глядеть буду, как она рогачом-то махает, того гляди перевернеть все, неумеха.

– Баб Настя, не в службу, а в дружбу, научи мою женку похлеб варить.

– Еще чаго, ентому сами научаются смалу. А коль неумеху взял – сам и учи. Не подпущу к печи, – ворчала бабка Настя, – пускай скотиной займатся… Петька ухмылялся и отшучивался.

– Ты, мой принц, – говорила Мария перед сном.

– Какой я те принц, – смеялся Петька, – голодранец без порток.

– Нет, такой как ты, без порток не останется.

– Хорошая ты Машка. Через год Петр держал на заскорузлых от работы руках первенца. – Ой, Маш, возьми, не мужичье это дело, пущай хоть подрастет, штоли. Звать-то как будем?

– Анной, – заулыбалась Мария.

– Это че ента, бабу распустил, сам называй! – вмешалась бабка Настя.

– А это, уж наше дело, Анна, значит Анна, – отрезал Петр. В маленькой Анютке души не чаяли. – Нюрка-то вся в мать. Чернявая, да капризная, – ворчала бабка Настя.

– Не Нюрка, а Анечка, – возражала Мария. Работать в колхоз Петр жену не пускал, объясняя всем, что баба должна заниматься домашним хозяйством, хотя причина крылась не только в этом. Боялся он, что крестьяне заметят в Марии чужеродность. Бабка Настя молчала, не в ее правилах выдавать чужие тайны, это Петька приметил сразу. Другие молчать не станут. Так что жила Машенька в заточении у бабки Насти, тихо, без лишних слов управляясь по хозяйству.

– Ты, Маруська, как и не баба вовсе, – заметила как-то та.

– А как кто?

– Да что за баба без языка? Все молчком… А так вот светлее как будто от тебя стало.

Глава 4

Деревня постепенно разрасталась, со всех сторон появились соседи. Мария была вынуждена идти в колхоз, оставляя Анютку на попечение бабушки. Второго ребенка родила на колхозном поле при вязке снопов, раньше срока. Приплелась домой к ночи, завернув почти безжизненное тельце в передник. Маленькая Анютка, увидев истекающую кровью мать, подняла крик и спряталась за широкой бабкиной юбкой. Петр, весь вечер проискав жену в поле, вернулся следом. В отличие от здоровенькой толстушки Анюты, новорожденная, пролежавшая на печке, без признаков жизни, вдруг замяукала. Мария неистово бросилась выхаживать малютку. И на работу больше не ходила. – Пусть убьют, а дите не оставлю! – заявила она мужу.

– Не убьют. А ты теперь настоящая крестьянка, в поле рожаешь, – попытался посмеяться Петр.

– Я теперь мать, – глаза Марии налились яростью.

– Какая же ты красивая! МАТЬ. Через год, в лютый январский мороз родилась Танечка. – Опять девка? – поинтересовался Петр. Девка ответила ему непрекращающимся двухчасовым ором.