Никто не виноват

– Это тогда тебя полики загребли?

– О чем и речь, полицию какая- то гадина вызвала, а те пистолет как увидели, взвыли от радости. Думали, на него разрешения нет.

– А второй случай?

– В автобусе ехала с коллегой, он начал всякие эпитеты придумывать, подходящие, по его мнению, для моей личности, и не абы какие, а на букву «б». И в какой- то момент начал бекать, бэ- бе, слово подыскивать. Я ему лезвие к горлу приставила и говорю: «Сдается мне, парниша, ты хочешь оскорбить меня». Он вспотел от страха и блеет дальше, мол, обидеть и в мыслях не было, а слово это – безбашенная. Ну так бы и говорил, а то бэ- бэ. Он из автобуса выскочил и кричит, что я психически нездоровая. А я ему в ответ: тут вообще все мимо, ни одного слова на «б».

Ночь заглядывала во все окна, напоминая, что пора прощаться. Константин, покинул компанию подруг, на ходу отвечая на звонок телефона. Вернулся через минуту.

– Матушка звонила, ругалась.

– Чего ты натворил?

– А, там много статей. Раздолбай, не женюсь, внуков нет, в смысле детей.

– Достали уже этими внуками. Для чего нужны они?

– Чтобы продолжить род человеческий. А еще мама сказала, что мы с тобой два сапога пара и друг друга с толка сбиваем, а между тем, – парень назидательно указал пальцем на посмеивающуюся Дину, – нам обоим давно- о пора…

– Это тебе пора, тебе скоро тридцать, а мне еще рано.

– Это Ляке рано, а тебе в самый раз.

– Ляке рано, а мне поздно. И, вообще, отстань от старой девы.

– Я тут с мужчиной познакомилась, мы решили встречаться, – Лаура сказала это очень тихо, но друзья услышали.

– Ни черта себе, в тихом омуте- то, пока мы с тобой, Дина, друг на друга бочку катим, наша Ляка тихой сапой нас обставила.

– Ляка, умничка, ты молодец. Познакомишь нас, посмотрим, что за чел?

– У вас, уже, все было? – Константин хитро подмигнул зардевшейся девушке.

– Нет, конечно, – вместо нее ответила Дина, – это твои модельки прыгают тебе в постель на первом свидании, а у нее все будет как надо.

– Чего на первом, я же джентльмен. Раньше третьего свидания ни- ни. Ляка, три свидания у вас было?

– Было, – улыбнулась она.

– Ну, вот, положено, значит.

– Кем положено, кому невтерпеж?

– По закону так, Дин.

– По какому, кобелиному?

– Кто тут кобель? – Константин, устрашающе сдвинув брови, поднялся и с грозным видом двинулся на девушек, те повскакивали с мест и смеясь, бросились бежать, – нашли кобеля, да я последний романтик с нежной душой, таких, как я, больше нет.

После смерти подруги Дина часто вспоминала этот свой двадцать пятый день рождения, сердце согревалось теплым светом, все было хорошо. Ляка влюбилась и вроде, выглядела безмятежной. А Дина пребывала в слепой уверенности: ее добрую, ласковую подружку впереди ждет сплошное счастье. Любящий отец, сестренка, бабушка. Богатый дом, роскошь во всем. Кстати, о богатстве. Ляка, милая Ляка, после короткого поздравления, легко и изящно протянула ей свой «скромный» подарок – платиновую карту с запредельной суммой на счету.

Оживляя в памяти этот эпизод, Дина ругала себя последними словами, просто дура дурой, стала истово отказываться, родственники смотрели на ее подругу как на умалишенную, а Константин выхватил кусочек пластика из рук Ляки и принялся рассматривать ее так пристально, будто до того дня не видел ничего подобного. Понятно было, что впечатлила его сумма на карте, а не сама карта. А она заплакала и сквозь рыдания гости еле разобрали:

– Это же, всего лишь, деньги, паршивые деньги.

Дина взяла карту, прокидывая в уме, кто из родни более других нуждается, успокоила подругу, слезам, вызванным отказом принять подарок, должного значения не придала. Тем более, что позже они втроем на такси уехали во владения Дины, Ляка повеселела и рассказала о женихе.

Дина с нетерпением ждала знакомства с ним, а когда увидела, почувствовала душераздирающую боль. Почему в нашей жизни все шиворот- навыворот? Почему из всех мужчин на свете сердце выбрало того, кого любить нельзя.

Дина наивно решила, завяжет узлом свою любовь, никто не узнает, а Ляка будет с ним счастлива. Нет бы, внимательно посмотреть на подругу, расспросить ее… Куда уж там? Ее, ведь, волновали проблемы городского, да что там, бери выше, государственного масштаба. Мир спасала от нечисти. А рядом погибал близкий человек, маленькая девочка с огромной душой.

Семья

Почти точно помню момент, когда отец перестал радоваться жизни. Я закончила второй класс и перешла в третий. Алибек и Асылхан нарвались на толпу пьяных парней и погибли. Осудили только одного, он, как я поняла из бесконечных обсуждений замусоленных подробностей семейной трагедии, всю вину взял на себя.

Смерть обоих сыновей оказала на отца разрушительное действие. Мама свое горе выплакала, а папа замкнулся, не подпуская никого к себе. Даже бабушка поостереглась подступаться к сыну с разговорами по душам, а она не боялась ничего и никого. Это её все боялись. И я, в том числе.

Моя бабушка абсолютно не соответствовала эталону, установленному обществом с давних времен. Она курила, ругалась, а если злилась, то пользовалась жестко- нецензурной лексикой. Всем и каждому бросала в лицо то, что думает, размахивала, так сказать, правдой- маткой перед всей родней, чем доставляла неудобства и огорчения моей маме, особенно если в гостях присутствовали родственники с ее стороны. Ее и так нервировал тот факт, что свекровь отсидела в тюрьме три года. Я гордилась бабушкой и любила ее не меньше, а может, чуть больше, родителей.

Итак, отец не принял смерти сыновей, устроил дебош на службе, от которой его незамедлительно освободили.

Года через четыре отец, вроде бы смирился и все облегченно вздохнули. Но оказалось, чувство вины перед детьми, вылилось в кошмарное последствие. Для меня. Так считали мама и бабушка. А мне все было предельно ясно: я чувствовала, папа любит меня сильнее, чем прежде. Все наше совместное время, каждый шаг и каждый вздох подчинились одной цели: подготовить меня к противостоянию с возможными врагами, читай, мужчинами. Ну, чтоб меня, ненароком, не запинали в пьяной драке.

Вся моя юность, вплоть до английского совершеннолетия, в свободное от учебы время, было заполнено тренировками до изнеможения, рукопашной борьбой, метанием ножей и стрельбой по движущимся мишеням. Передышку на энное количество дней я получила, когда была изолирована от мира больничными стенами. В мой двадцать первый день рождения папа поздравил меня и устало объявил:

– Больше никаких тренировок!

– Все, я готова к самообороне?

– Нет, но с некоторых пор, я стал верить в судьбу, а ее не обманешь. С этого дня учись готовить, шить и что там должна уметь каждая девушка.

– Это еще зачем?

– Затем, что это твоя жизнь и ты сама выбираешь, что тебе делать. Может, захочешь замуж выйти, как все.

– Я не хочу, как все. Папа, ты ставил мне удар, чтобы разнести мужу челюсть, если он меня обидит. Поэтому, я давно уже решила, замужество не для меня.

Папа, толкающий меня на брак с тем, кого считал угрозой моей безопасности, пугал больше папы, страдающего паранойей. И я догадываюсь, откуда ветер дует.

Мама, смутно осознавая, что муж сотворил для дочери образ врага- мужчины, развернула кампанию по сводничеству. К этому благому делу активно подключились ее подруги- свахи. Что ни суббота, в дом к нам, как бы невзначай, заявлялась очередная мамаша со своим чадом мужского пола. И после каждой субботней посиделки, мама устраивала жесткий «разбор полетов». Так могло продолжаться долго, но однажды свое веское слово сказали папа и бабушка.

– Зачем ей муж, попадется какой- нибудь придурок, испортит ей жизнь?

– Не переживай, никто ее замуж не возьмет, дерзит, готовить не умеет, наследственность криминальная, – мама метнула взгляд- молнию на свекровь, – в тюремной камере она уже сидела, три раза в полицию забирали, шикарное приданое. Что дальше, даже подумать боюсь?

– Сомневаюсь, что наша стрекоза доживет до тридцати, – пророчествовала бабушка.

– Это все твое воспитание, кого ты из нее вырастил, универсального солдата? Это же не девушка на выданье, а наемник- убийца, скоро на нее заказы посыплются!