– Вы позволите?
– Конечно, конечно, – мельком взглянув на вошедшую молодую женщину, ответил Андрей, убирая с соседнего сиденья свой разъездной баульчик.
Трамвай тронулся. Внимание Андрея, рассеянно наблюдавшего в окошко за автомобилями, рассекавшими колёсами мгновенно возникшее уличное половодье, привлёк тонкий аромат парфюмерного флёра, исходивший от расположившейся рядом соседки. Внезапная вспышка молнии выхватила из трамвайного полумрака её расширившиеся от страха глаза. Последовавший спустя секунду сухой, будто треск разрываемого у самого уха полотна, раскат грома, бросил соседку к Андрею, в страхе она приникла лицом к его плечу.
– Как страшно… – прошептала женщина… – Простите ради Бога, – извинилась она спустя мгновение, мягко отстраняясь.
Что-то знакомое, полузабытое было во всём этом. «Странно… Где я её мог видеть?» – мучительно вспоминал Андрей, искоса всматриваясь в профиль женщины. «И этот голос, эта боязнь грозы…».
– Люда? – неожиданно для самого себя, будто прозрев, спросил он вдруг соседку.
– Узнали, Андрей… Дмитриевич, – запнувшись на отчестве, ответила та.
Память, будто услужливая сказочная фея, развернула вдруг перед мужчиной картины дембеля и его первого года на «гражданке»: пирушки с друзьями, мимолётные встречи-расставания с бесчисленными подружками; ощущение простора и неограниченной свободы после двухлетней армейской жизни по расписанию. И мотоцикл. Красавица «Ява», купленная на первые же заработанные деньги.
А по соседству, на одной с ним лестничной площадке – шестиклассница. Длинноногая, с угловатой, ещё не сложившейся фигуркой, бросавшая восхищённые взгляды на ставшего таким взрослым Андрея.
Для него же, уже познавшего взрослую мужскую жизнь, Людочка продолжала оставаться лишь ребёнком. Первоклашкой с большим белым бантом на голове, которую он когда-то по-свойски, по-соседски, за руку отводил в школу.
– Сколько же мы не виделись? – отвлёкшись от воспоминаний, спросил он Люду. – Вон ты какой красавицей успела стать!
– Да полно вам, Андрей Дмитриевич, – засмущалась женщина. – А не виделись мы десять лет.
– Неужели десять? Так много…
– Ровно десять, месяц в месяц.
– Как родители? Как личная жизнь? – поинтересовался Андрей, удивлённый памятью соседки.
– Папа умер, мама переехала жить в бабушкин дом. И мы с Андрюшей уже пять лет, как вместе с ней.
– Его тоже Андреем зовут? Интересно. Я его знаю?
– Вы с ним никак не могли встретиться, – отводя глаза в сторону, ответила Людмила.
Трамвайчик начал замедлять движение.
– Это – моя остановка. Прощайте, Андрей Дмитриевич, – готовясь к выходу, уже вставая, грустно улыбнулась Людмила.
– Почему же с отчеством? И почему так мрачно? В одном городе живём, ещё встретимся. Если что – звони. Номер телефона, надеюсь, не забыла? И передай маме от меня привет.
Молча кивнув в ответ, Людмила вышла из вагона.
Глядя из трамвайного окошка на пузырящиеся от дождевых капель лужи, на безлюдные тротуары, Андрей в задумчивости включил плеер.
«…жизнь драгоценна, но жить нам непросто
Тень моя, тень на холодной стене.
Короток путь от весны до погоста
Дождик осенний, поплачь обо мне…» – душевно пел под гитарные аккорды несильный, чуть хрипловатый голос Окуджавы.
«Что-что, а зацепить душу вы умеете, уважаемый Булат Шалвович… Такие вот вы все, классики-эгоисты. Если сами в печали – подавай вам всенародный плач», – грустно усмехнулся мужчина пришедшей в голову мысли.
Ему вспомнилось, что именно в этой части городской окраины, на мотодроме, «тусовались» когда-то они, городские мотоциклисты. Однажды, во время встречи с друзьями, внимание Андрея привлекла девичья фигурка в лёгком праздничном платьице, призывно махавшая ему рукой с тротуара. «Люда… Вон куда девчонку занесло», – узнал он, подъезжая.
– А я последний экзамен сдала. На пятёрку. Теперь я – девятиклассница! – радостно, не по-взрослому наивно, сообщила она Андрею.
– Умница, поздравляю. Какими ветрами тебя сюда занесло?
– Приехала на трамвае, к тебе.
– Ко мне?.. Зачем это?
– Приехала – и всё тут, – засмущалась Люда… – Хотела тебе первому рассказать.
Андрей внимательно, как будто видел в первый раз, окинул взглядом свою повзрослевшую соседку.
«Вон как расцвела! Хоть портрет с неё пиши. Вот тебе и первоклашка с бантиком», – подумал он.
– Ну что, едем домой? Тучи надвигаются, вот-вот огуречничек вольёт.
Быстренько усевшись на заднее сиденье, девушка обняла Андрея, крепко к нему прижалась.
Уже на подъезде к дому, на ухо, пытаясь перекричать шум встречного ветра, попросила:
– Прокати ещё, Андрей. Ну, хоть немножечко.
Парень согласно кивнул головой и на первом же перекрёстке повернул в сторону ближнего озера.
Его не оставляли мысли о Люде, незаметно превратившейся в почти взрослую девушку. На скорости, на плавных волнах асфальта, парень постоянно ощущал спиной волнующие рельефы прижимавшегося к нему юного женского тела.
Озеро тускло серебрилось отблесками дальнего, изредка проглядывавшего из-за дождевых туч солнца, пляж был абсолютно безлюден. Присев на скамеечке под деревянным тентом, они молча наблюдали за приближающимися зарницами.
Внезапная сильная вспышка молнии выхватила из сумрака громадные, мгновенно наполнившиеся страхом глаза Люды. После сухого раската дальнего грома она инстинктивно прижалась к Андрею.
– Как страшно, – прошептала девушка. Дрожащая, неотразимо притягательная и своей беззащитностью, и юной, только-только расцветающей женственностью.
С трудом преодолев порыв ответного желания обнять девушку, Андрей отстранился. Поднявшись со скамейки, завёл мотоцикл:
– Уезжаем, пока дождик не начался…
Трамвай трубно загудел колёсами на крутом повороте, Андрей очнулся от воспоминаний.
За окнами поплыли умытые дождём уютные, с ухоженными двориками, кварталы стареньких малоэтажек. «Ну, вот я и дома. Принимай, родная Монастырка, блудного сына».
Возвращения домой, в холостяцкий уют своей «обкатанной» квартирки, оставленной ему матерью, переехавшей к сестре, на него всегда действовали умиротворяюще. Появлялось ощущение какого-то маленького личного праздника, абсолютной защищённости.