Прятаться больше не с кем

– Ничего не изменилось, Рэ – на неё одну не реагирую, но её мысли и то, как она их преподносит, намного интереснее её пизды.

Он безразлично кивал, вспоминая, шевеля пыль на полках памяти, что у него–то чаще были дырки, которые интереснее мыслей того тела, в котором они находятся. Ебать и не слушать, не засорять мозги. Ну, Миднайт, ещё кто–то – исключения, всё–таки большинство решений принял его хуй.

Потом он ушёл жарить орехи, вернулся в комнату и вот уже минут десять мы молчим. Я закинул одну руку на спинку дивана, другой растираю пепел в пепельнице. Я должен выглядеть раскованным, в шашки сейчас поиграем, ага, а Рэ зажат, ссутулился, будто признаёт свою вину, избегает контакта с моими глазами, наблюдая только за движениями моих рук. Когда Рэ потянулся к банке пива, я перехватил его руку, он вздрогнул, но глаза не поднял. Я держу его за запястье, то усиливая, то ослабляя хватку, чувствую кости, давлю на них – типа массирую, отпускаю руку.

– Пульс щупал, хахаха, а то выглядишь как–то мёртво.

Рэ рассматривает своё запястье таким взглядом, будто я ему новую кисть пришил. На меня он так и не смотрит и к пиву больше не тянется. Беру банку, открываю и протягиваю ему. Он ждёт – уровень недоверия зашкаливает, ожидание разговора, ожидание очередной «шутки» от меня, бери уже, ссыкун, и начнём.

Он всё же берёт банку, проливает на себя немного пива, неуклюже отряхивается, отпивает и смотрит мне в глаза. Наконец–то! И я не понимаю, почему сегодня злость перевешивает всё остальное, это же Рэ, но логическая цепочка неумолима – «Рэ – Миднайт – ЧУВСТВА». Несколько раз сглатываю, провожу рукой по щетине на лице, закуриваю, миндаль такой ароматный, беру один орешек, разглядываю и пробую, выпускаю дым, закрываю глаза на секунду.

– Рэ, помнишь мой старый диван? Тот самый, который мы с тобой продавливали столько лет своими ленивыми жопами за охуительно интересными разговорами.

Рэ почти незаметно кивает. Что, звоночек не звенел, когда я нервничал и срывался, если Миднайт заходила ко мне в комнату там был ты? Давай, бля, ты уже должен понять, к чему я веду, к кому, вякни мне в ответ хоть что–нибудь. А ни хуя ты не вякнешь, дружок, смотришь только своими поросячьими глазками, грустно тебе, печально, может, молочка принести? Сейчас–сейчас, нужно всего лишь заставить Миднайт войти в период лактации, хахаха.

– Мне пришлось его выкинуть и заменить новым.

Играешь со мной что ли? Никаких внешних реакций. Мы же друзья, Рэ, расслабься, покажи мне, что ты сейчас ощущаешь.

– А ты знаешь, как я не люблю делать срочные покупки, не хочу покупать только потому что «надо». Я мог бы и на полу спать..

Зашевелился вроде. Один глоток, второй, один орешек, ещё три, ну, ну, хули ты рот открыл, если говорить не планируешь?! Похоже, я и сам уже занервничал. Время для косяка. Нет, не время, подожди.

– Но на полу тоже кое–какие следы могут быть, не хочу с этим соприкасаться, не хочу..

– Дэнни, я тебя понял. Да, мы занимались любовью с Миднайт на твоём диване. Примерно год.

«На твоём диване» – неверный акцент, Рэ, «занимались любовью» – вот правильная метка. Любовью. Любовь.

– Твоя мама..

– Твоя, блядь, мама! Зачем? Что за хуйня у вас уже год происходит? Я и раньше предполагал, что ты поёбываешь её – твои реакции на её присутствие, направление взгляда, уголки твоих сучьих губ, ну, месяцев десять, допустим,  назад где–то вспыхнуло предположение, думал, что расскажешь – опровергнешь, ты ж не можешь, хахаха, не каждый день мои друзья ебут мою мать, а тут получается – именно каждый день. Ну, вперёд, рассказывай.

Его запал исчез. Только назад даже тропинки нет, сзади стена, мягкая, но не сломаешь – тело Миднайт.

– Я никуда не тороплюсь, подожду, пока ты сложишь слова в предложения, мне же интересно, как вообще это получилось.

– Дэнни, я не могу с тобой говорить, когда ты настолько злой. Мои слова могут не дойти..

– Не рисуй мне свою перспективу, я и сам неплохо рисовать умею. Расскажи как есть.

Я чувствую, что размяк. Агрессия ушла, злость ушла. Я готов слушать.

– Рэ, честность.

– Как–то мы с тобой говорили, потом ты прервал разговор, я подумал, что ты немного не в себе был, наговорил мне странных вещей и ушёл.

– Да, помню.

– Ты ушёл, пришла Миднайт, мы поговорили, она за тебя переживала, а потом.. Я не буду подбирать слова, ладно? Скажу как было.

– Всё нормально.

– Ну вот. Попросила выебать её, «если у меня смелости хватит».

– Ну и ты, конечно же, за хуем в карман не полез, сразу штаны с трусами стянул.

– Не сразу, Дэнни, не сразу. Сначала вылизал её.

Чё?! Ни хуя себе уверенность разливается в воздухе!

– И как?

– Дэнни, тебе нужны подробности? Мне очень некомфортно рассказывать такое тебе о твоей же матери, я еле удерживаюсь от того, чтобы отвечать на каждую твою издёвку. Прости меня, Дэнни, это не должно было так долго продолжаться.

Так длинно и так глубоко. Нет, сучок, ты и подробности мне расскажешь. Сравню.

– А, не умножай штампы. Рассказывай.

– Нет, Дэнни, не буду.

Реагирую быстро на его слова, не думая – хватаю его одной рукой за горло, в другой держу сигарету. Рэ не отшатывается, сидит как замороженный, но я чувствую, что кожа тёплая, я чувствую его пульс. Сдавливаю сильнее, ещё сильнее – у него слезятся глаза, он перестаёт дышать. Взгляд не отводит, я тоже.

– Расскажи мне, Рэ, как вы трахались.

Отпускаю горло, но руку не отвожу, хлопаю Рэ по плечу, щёлкаю пальцами у него перед глазами – я добрый доктор, лечить даже не пытаюсь.

Молчим. Я снова думаю о косяке, но если мы его запалим, то расслабимся, Рэ надо бы расслабиться – плавность речи, мельчайшие подробности, а мне – пока нет, нахлынет сопереживание, сочувствие, реакции замедлятся, нет, не сейчас.

– Дэнни, если тебе хочется подраться – хорошо, давай сделаем это. Но твоей грушей я не буду.

Не будешь, я знаю.

– Объясни мне, зачем тебе нужны эти подробности? Тебе будет приятно слушать?

Правильные вопросы, Рэ.

– А, Дэнни?

Я молчу. Криво улыбаюсь, болтая банкой пива в руке, смотрю в пол – изображаю размышление и торг.

– Что, необходимо тебе знать, что у неё пизда такая узкая, что можно кончить за тридцать секунд? Что она глотает, что сосёт как безумная, что любит ебать сама, а?

Умничка! Заговорил. Не так много ресурсов пришлось задействовать.

– Это всё такие вещи, которые можно сказать о любой девушке.

Хук —