…Анюта, болтая ногами, сидит на облаке, смеется и кричит оттуда одно и то же: «Она все равно улетит, Питер! Все равно улетит!»
…Густав в килте и гольфах с кистями, вертясь перед зеркалом, задумчиво изрекает: «А вроде ничего. Амалии должно понравиться, как ты считаешь?»
…Дюк улыбается и хлопает меня по плечу: «Я же говорил, что она вернется. Она просто не могла дозвониться».
…я тянусь, я хочу дотронуться до этих слов, до этой фразы, но она вдруг падает и разбивается на слова-осколки: это тебя-это тебя-это тебя…
– Это тебя, – одной рукой Дюк трясет меня за плечо, в другой у него телефон. – Майя. Она не могла до тебя дозвониться, поэтому позвонила мне, на мой, слышишь? Догадалась. Да возьми же трубку, наконец!
Я выхватываю у него телефон и почти кричу:
– Зая, это я, я! Говори! Говори же, ну! Что?
Почему мне кажется, что случилось что-то непоправимое?
ЗАЯ
Лет до пяти она очень часто болела. Бывало, выздоровеет, только в садик пойдет и тут же снова. Тогда нам с Мариной приходилось работать в разные смены – я брал себе ночные дежурства, чтобы днем мы с нашей малышкой могли «поболеть вместе» – так это у нас называлось. Я доверху наполнял термос свежезаваренным чаем, мы запасались малиновым вареньем и забирались на наш старый и продавленный, до последней вмятины знакомый диван. Я укутывал ее в одеяло, брал на колени и в самом прямом смысле начинал ею дышать.
– Дыши на меня, зайчонок, дыши, выдыхай свою болезнь, я заберу ее себе.
– Но ведь тогда ты заболеешь, – шептала она простуженным голосом, и я чувствовал ее горячее дыхание на своей шее.
– Я никогда не болею, разве ты не знаешь? Ну, скажи, ты помнишь, чтобы я болел хоть раз? Помнишь?
Она смотрит на меня и качает головой.
– Вот видишь, мне нельзя болеть. Совсем.
– Почему?
– Потому что у меня есть ты – мой Майчонок-зайчонок, моя дочка, а значит, я должен о тебе заботиться, защищать, лечить, как сейчас. Ведь так?
И она устраивалась поудобней, утыкалась мне в шею и засыпала. Я сидел, почти не шевелясь, иногда дремал вместе с ней, а когда она просыпалась, поил чаем с малиной и рассказывал подряд все сказки, которые умудрялся вспомнить или тут же на ходу сочинить. Однажды она никак не могла уснуть, и я придумал позвать на помощь барашков. Поначалу она удивилась:
– Каких барашков?
– А разве я не рассказывал? Есть такие барашки, очень добрые и ласковые, они приходят и помогают детям уснуть.
– А откуда они знают, что я не сплю? Они что, волшебные?
– Еще какие – самые волшебные барашки на свете. Ты только представь, как они пасутся и щиплют траву, у них кудрявая шерстка и очень симпатичные мордашки. Они подходят по одному и тычутся ими прямо в твою ладошку. Представила?
– Ага.
– Ну вот, а теперь закрой глаза и попробуй их сосчитать, каждого, кто подойдет.
– Но их же много, а я умею только до десяти.
– Не страшно. Ты, как дойдешь до десяти, каждый раз начинай сначала, вот и все.
Она зажмуривается, и губы ее начинают шевелиться. Она считает про себя, вдруг открывает глаза и говорит:
– Папочка, у меня не выходит. Они разбегаются, им скучно считаться просто так.
– Это бывает. Сейчас мы придумаем про них сказку, такую, чтобы они заслушались. Тогда они не разбегутся, и ты сможешь их сосчитать.
– Давай. Только я не смогу сразу и придумывать, и считать, придется тебе, ладно?
– Ладно, но ты лежи тихо с закрытыми глазками, и как только они соберутся вместе, сразу начинай считать.
– Договорились, – она закрывает глаза. – Начинай.
– Давным-давно, когда ты была совсем маленькая, а может, еще раньше, жили-были на свете волшебные барашки. Это были очень хорошие и добрые барашки, но вот беда, они все время разбегались в разные стороны. Поэтому, когда наступал Новый год и надо было собираться дома за праздничным столом, обязательно кого-нибудь не хватало.
– А дома – это где?
– Там, где они жили. Совсем недалеко.
– В соседнем доме?
– Гораздо ближе, – и я кладу руку на ее головку. – Вот здесь.
– Здесь даже один барашек не поместится.
– Поместится. Это же не обычные барашки, а волшебные, совсем крохотные. И потом, понимаешь, какое дело, они, если что, должны быть всегда под рукой.
– У кого?
– У тебя, конечно. Это же твои барашки.
– А как это – если что?
– Это… ну, как если вдруг.
Она морщит лобик.
– А у тебя такие барашки тоже есть?
– Мне они ни к чему, потому что у меня есть ты. Ну, а если что… если вдруг, ты же ведь поделишься со мной, правда?
Ее голос становится тише, речь все медленнее.
– Поделюсь… Расскажи, какие они…
– Они все в кудряшках и ужасно умные. Это главное.
– А что они… умеют делать?