Крещение Осетии. В контексте российской политики на Кавказе

Крещение Осетии. В контексте российской политики на Кавказе
Борис Бицоти

История крещения Осетии уникальна и удивительна – первое и важнейшее христианское таинство было совершено с народом, населяющим землю Осетии, не единожды. Как совершалось это таинство? Какова была историческая роль Грузии в процессе христианизации Осетии, и какой отпечаток на религиозном сознании осетин оставил многовековой период существования их предков в лоне византийской христианской традиции?Поиску ответов на эти и другие вопросы посвящено наше исследование.

Крещение Осетии

В контексте российской политики на Кавказе

Борис Бицоти

© Борис Бицоти, 2020

ISBN 978-5-0050-3667-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Крещение Осетии

в контексте российской политики на Кавказе

Предисловие

История крещения Осетии уникальна и удивительна. Сага о появлении христианства у народа, проживающего в горных ущельях Кавказа, изобилует неожиданными поворотами и необычными сюжетными линиями. Первое и важнейшее христианское таинство, было совершено с народом, населяющим землю Осетии, не единожды. Крещенный в древности византийскими миссионерами этнос, спустя столетия вновь стал привержен православию, пронеся при этом веру в древних христианских святых сквозь века изгнания и изоляции. Немыми свидетелями того древнего крещения являются дошедшие до наших дней православные храмы, прекрасно сохранившиеся в ущельях Осетии и других уголках Северного Кавказа, а следы древнего христианства византийского образца до сих пор наблюдаются в культуре, эпосе, традициях и обычаях современных осетин. Неисповедимы пути господни, скажет христианин, наблюдая за небывалыми перипетиями этой истории.

После упадка Византии и постепенной утраты Константинопольским патриархатом связи с отдаленными метрополиями лакуну религиозном сознании осетин на некоторых заселенных осетинами территориях со временем стал заполнять ислам. Так продолжалось до появления на Кавказе России и начала миссионерской деятельности русской православной церкви. Века соседства с исламскими народами и проникновение ислама в культуру и быт осетин наложили свой отпечаток на религиозное сознание этноса, нашли отражение в национальном фольклоре и по-особому обогатили национальные традиции.

Об уникальном своеобразии верований осетин говорил в своей статье, посвященной религии осетин, еще первый создатель кириллической осетинской азбуки академик Андрей Шегрен. «Осетин, – писал ученый, – не знает, что такое Иисус и в то же время почитает Михаила Архангела и пророка Илью». «Ислам, – продолжает Шегрен, – не был до конца понят и принят осетинами. Святой же Георгий был известен и почитаем». Это подмеченное Шегреном явление полностью согласуется с обнаруженными впоследствии историками сведеньями о проникновении христианства к предкам осетин из Византии в период раннего средневековья. Именно культ Святого Георгия был на тот момент центральным христианским культом, наблюдаемым в культурной и религиозной традиции многих христианских народов.

Разумеется, невозможно в одной отдельной книге дать всестороннюю оценку такому явлению, как крещение народа и распространение среди него христианского учения, объять все существующие подробности и перечислить все интересные факты. Однако назвать и описать наиболее яркие события, знаменующие определенные вехи в христианизации Осетии – задача достойная пера историка и вполне выполнимая. Предлагаемое исследование, таким образом – не более чем очерки истории распространения христианства среди осетин с момента появления сведений о данном народе и самого этнонима «осетины» в лексиконе политической жизни Российской империи.

В годы воинствующего атеизма, когда религия была объявлена пережитком, а ее роль в истории народа умалялась и замалчивалась, связь с древней христианской традицией, ведущей свое начало еще от средневековой Византии, все больше утрачивалась, а оставшиеся от нее в культурном массовым сознании явления, не изучались и продолжали быть непонятыми. Эта связь с древним христианским каноном составляет ту самую особенность, разительно отличающую культуру и мировоззрение осетин от других северо-кавказских этносов. Ее изучение и описание является важнейшей задачей исследования прошлого Осетии.

Крещение Осетии является событием не только религиозным, но и светским, частью истории народа, его историческим выбором. Религия издревле была инструментом политического влияния, и Осетия здесь отнюдь не стала исключения. Узкие горные теснины становятся ареной для проповедей русских и грузинских православных священников, турецких мулл, а позднее и наибов Шамиля, представителей различного рода сект и религиозных общин. Аналогичную цель – оказание политического влияния и обеспечение безопасности своих рубежей, как следует из многочисленных свидетельств, преследовали на Кавказе и первые проповедники из древней Византии, по поручению императора и церковных иерархов обращавшие в христианство предков осетин, инициировавшие строительство соборов и храмов, благословлявшие династические браки. Этот политический аспект крещения ранее подробно не рассматривался историками и не становился предметом особого исследования. Народы Кавказа, в том числе, соответственно, и осетины оказались втянутыми в сложную геополитическую игру с участием крупных региональных держав – России, Ирана и Турции, каждая из которых являлась проводником древней религиозной традиции, и вопросы вероисповедания всегда имели особое значение. «Ни в одном из азиатских языков, – пишет первооткрыватель Кавказа Якоб Рейнеггс, – понятие нации не существует в отрыве от религии». Умаление значения вероисповедания кавказских обществ означает отрицание таких явлений как религиозные войны, в то время как Кавказская война – эпохальное событие для всего региона, имела, как известно, в первую очередь религиозный характер.

В истории присоединения Кавказа к Российской империи религия играла первостепенную роль и осетины, попав в поле зрения Синода и чиновников внешнеполитического ведомства правительства императрицы Елизаветы Петровны как народ, некогда исповедовавший христианство, стали занимать в планах российского правительства особое место. Именно на священников Осетинской Духовной комиссии была изначально возложена обязанность крещения представителей всех кавказских народов, желающих перейти в православие. Отправка православной христианской миссии в осетинские горы знаменует, таким образом, важный этап масштабной интеграции всего Кавказа в лоно русской цивилизации. Как проходила эта интеграция и какую роль в этом процессе сыграла древнейшая приверженность осетин христианству? Эти и другие вопросы по-прежнему продолжают волновать исследователей прошлого и любителей истории.

В рамках сложившейся традиции принято начинать рассказ о присоединении Осетии к России с событий времен первого посольства осетин к императрице Елизавете Петровне. Но крещение Осетии, его мотивы и предпосылки невозможно понять, не заглянув в предыдущий период – время знаменитого Персидского похода Петра Великого. Пользуясь ослаблением Персии, под предлогом наказания лезгинского и казыкумского владельцев за нападения на русских купцов Петр двинул свои войска на прикаспийские города, чтобы, овладев Каспием, проложить торговый путь из Центральной Азии и Индии в Европу через Россию. Конечной целью похода являлось условленное объединение российских войск с войсками картлийского царя Вахтанга VI и закрепление за Россией завоеванных территорий. Несмотря на то, что завоевания персидского похода Петра были позднее возвращены Персии его племянницей императрицей Анной Иоановной, это эпохальное событие навсегда изменило расстановку сил в регионе и закрепило претензии России на роль ведущего игрока наряду с крупнейшими мусульманскими державами. Русский царь уже не писал заступнические письма иранскому шаху, порицая гонения на единоверцев-грузин, а оказался с войсками у самых границ Персидской империи и начал брать один за другим, прикаспийские города, издревле находившиеся в вассальной зависимости персов.

Взятия русскими войсками Дербента, Баку, Решта, провинции Ширван, Гиляна, Мазендерана и Астрабада завершились подписанием выгодного для России Петербургского договора с Персией и Константинопольского трактата с Турцией, в которых был регламентирован порядок размежевания интересов трех держав. Многочисленные горские народы, такие как кабардинцы и кумыки выступили в союзе с Петром и впоследствии приняли российское подданство.

Так получилось, что именно Грузию, с правителями которой российский царский дом связывали давнишние отношения, ввести в число своих протекторатов по итогам военной компании России не удалось – древнее христианское царство согласно условиям мирного договора оказалось в сфере влияния Оттоманской Порты. И хотя еще царь Теймураз I просил Алексея Михайловича – отца Петра I избавить Грузию от агарян (мусульман – ББ), «завладеть всеми здешними местами, оборонить церкви и посадить своего архиерея»,[1 - М. А. Полиевктов: Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию. стр. 2] эта последняя цель похода Петром I и его войском так не была достигнута.

События похода в результате обернулись драмой для картлийского царя Вахтанга, заключившего союз с Петром и публично заявившего о своей приверженности христианству. Дойдя до Крестовой горы, Петр с войсками повернул обратно – соединения двух армий не состоялось. Во владения картлийского царя вторглись турецкие войска, и Вахтангу пришлось просить у Петра убежища, чтобы провести остаток дней в изгнании. Находясь уже на смертном одре, Петр I завещал помочь Грузии и дать ей войска, но после кончины российского императора политика его державы приняла иной вектор, чуждый его изначальному видению и последней воле. Так продолжалось вплоть до восшествия на российский престол дочери Петра I Елизаветы Петровны, с появлением которой на троне происходит частичный возврат к прежнему внешнеполитическому курсу.

Соглашения, подписанные по итогам войны за обладание Каспием российским императором, его новые приобретения на Кавказе заложили прочный фундамент для дальнейших дискуссий и создали, в том числе, предпосылку для последующего возвращения России в Грузию. Далее Россия будет то приближаться к Кавказу, то дистанцироваться от кавказских вопросов, но право России участвовать в решении судеб всех горских народов, и в особенности осетин, со времен Персидского похода Петра будет являться незыблемым и уважаться всеми державами региона.

Маршрут Персидского похода Петра I не проходил через Осетию, и ее территория не стала ни целью военных планов, ни ареной боевых действий. Русская армия двигалась к южному Кавказу через Дербентский проход вдоль берега Каспийского моря и не воспользовалась путем через Дарьяльское ущелье. Но начало интеграции Осетии в лоно русской цивилизации тесно связано с событиями Персидского похода и его завоеваниями. Именно в результате большой войны и активной миграции населения в Дагестане с ведома правительства Петра I возникает первая Осетинская миссия, призванная вести просветительскую работу среди горского народа. Эта миссия, возрожденная указом императрицы Елизаветы Петровны и направленная в осетинские горы, в дальнейшем будет более ста пятидесяти лет заниматься просветительской деятельностью на Кавказе, распространяя христианское учение среди всех горских народов, изъявивших желание принять святой крещение.

Пример Персидского похода Петра I заставляет нас лишний раз задаться вопросом о роли личности в истории. Не причины и следствия, а люди, принимающие решения и их поступки, определяют, на наш взгляд, ход исторического процесса. Честолюбивые амбиции монархов, популизм или, напротив, прагматизм политических лидеров, наместников и духовенства, их вкусы и предпочтения, взгляды и суждения, их участие в делах края, либо, напротив, нерешительность и попустительство – вот лишь некоторые из большого множества факторов, которые, по нашему мнению, реально определяли направления российской политики на Кавказе. Решения о судьбе Осетии, о проповедовании или непроповедовании среди осетин христианства, о подавлении или неподавлении мятежей, об использовании или неиспользовании силы против горцев принимались уполномоченными на то государственными деятелями, как на основе оценки политической ситуации, так и на основе собственных суждений, взглядов и личных пристрастий. Какими были эти пристрастия, нам также предстоит выяснить в ходе нашего анализа.

Крещение осетин как ставка в большой кавказской игре в противовес распространению ислама, совершаемое на фоне постоянной борьбы на Кавказе и связанной с ней атмосферой всеобщего ожесточения, освещается в разных источниках совершенно по-разному. Под пером одних авторов, таких, как В. С. Толстой,[2 - Во время приезда военного министра князя Чернышева, как об этом пишет В.С.Толстой, ему были поданы разными осетинскими обществами прошения. Одним и тем же крестившимся при первом крещении были выданы крест, шнурок, рубашка и полтинник; при втором крещении крест, шнурок и рубашка; при третьем крещении крест и шнурок. Просители ходатайствовали о выдаче им недостающих до полного комплекта вещей – по одной рубашке и по два полтинника.] оно принимает лишенные всякого смысла гротескные формы. По свидетельствам других современников событий, таких, как эмигрировавший впоследствии в Турцию генерал Кундухов, оно часто носило насильственный характер и совершалось по принуждению. В то же самое время в отчетах комиссии говорится об успешном выполнении поставленной задачи, представлении миссионеров к наградам и большом количестве добровольно принявших христианское учение осетин. Выяснение истинных обстоятельств интересующего нас процесса, понимание сути и первопричин событий, запечатленных в сохранившихся материалах эпохи, является главной задачей нашего исследования.

Российские монархи не были единовластными распорядителями судеб горцев – между ними и их новыми подданными стоял бюрократический аппарат во главе с верховным совещательным органом Сенатом, представленный государственными коллегиями, позднее превращенными в министерства, различными военными и гражданскими ведомствами. В духовных делах кавказского края важнейшие решения принимал Святейший Синод – главная административная инстанция Русской православной церкви.

По ходатайству Петра I Константинопольский и Антиохийский патриархи признали Святейший Синод своим «во Христе братом», обладающим равнопатриаршим достоинством. Начиная с первых контактов и переговоров российского правительства с горцами-осетинами во времена правления Елизаветы Петровны именно Синод принимал активное участие в судьбе горского народа, осуществлял надзор за выполнением миссии святых отцов в осетинских горах, снабжал первых крестителей инструкциями, следил как за успехами предприятия, так и за расходованием денежных средств. Первым миссионерам, направленным Синодом в осетинские горы, мы также обязаны появлением статистических данных о количестве уездов, деревень и дворов в горных селениях Осетии.

В дальнейшем, после присоединения Восточной и Западной Грузии и проведения масштабной реформы грузинской церкви территориальным полномочным органом, ведавшим духовными делами Осетии с момента своего учреждения и вплоть до основания и отделения Владикавказской епархии стал Грузинский экзархат, в ведении которого долгое время находилась Осетинская Духовная комиссия. Отчеты о деятельности комиссии неоднократно становились предметом расследований и всесторонних разбирательств, инициируемых как церковными иерархами, так и военной или гражданской администрацией, а результаты работы получали разную оценку.

Подобная оценка не является непосредственной задачей нашего исследования, однако любой исторический анализ сопряжен с необходимостью комментария и выражения мнения – в противном случае история превращается в набор имен и череду бессмысленных фактов. Большое количество свидетельств интересующих нас событий существует параллельно и зачастую противоречат друг другу, в то время, как истина не может быть столь многолика. Задача историка в данном случае заключается в критическом анализе существующих источников – нам необходимо отделить зерна от плевел, отличить истинные свидетельства от ложных и попытаться восстановить подлинную картину христианизации осетин.

Важно при этом понимать, что судьба Осетии, по нашему мнению, решалась не только и не столько в горных ущельях, сколько в столицах крупнейших держав региона: в Санкт-Петербурге, в Москве, в Тифлисе, где долгое время располагалась ставка кавказского наместника, в Исфахане, в Тегеране и в Константинополе. Для восстановления достоверной картины прошлого необходим широкий взгляд на события в осетинских горах, привлечение к анализу свидетельств о явлениях общекавказского и общероссийского значения. Особенно важны в этой связи вопросы, касающиеся влияния внешних и косвенных факторов на христианизацию Осетии. Какова была в точности историческая роль Грузии, без участия которой, присоединение и христианизация Осетии в таком виде, как они имели место, возможно бы и не состоялись? Как повлияла на судьбу Осетии открытая европейскими учеными тождественность осетин и древних алан и их принадлежность к древней христианской вере? Можно ли говорить о наличии такого влияния, учитывая то, что доподлинно установить факт крещения предков осетин ученым удалось благодаря появлению перевода древних нотиций Константинопольского патриархата лишь в конце XIX в., когда интеграция кавказских народов в Российскую империю была фактически завершена?

Наше исследование не является исключительно пересказом известных источников, относящихся к данной теме. К анализу приобщены материалы, ранее не вводимые в научный оборот и полностью выпавшие из исторической картины прошлого Осетии. Такими материалами, в частности, являются описание Осетии швейцарским историком и путешественником Фредериком Дюбуа Монпере, описание Осетии во втором, непереведенном томе Путешествия по Кавказу адъюнкта императорской академии наук Юлиуса Клапрота, фрагменты описания Кавказа немецкого путешественника-авантюриста Якоба Рейнеггса, по непонятным причинам выпавшие из поля зрения историков.

Предметом нашего особого внимания являются статистические данные интересующей нас эпохи. Масштаб явления, его размах и значение, по нашему мнению, можно определить только опираясь на верные количественные характеристики. В ситуации, когда источники противоречат друг другу, историку приходится делать неминуемый выбор между той или иной интерпретацией событий и принимать сторону того или иного очевидца.

История переписывалась, и не раз, в многоголосье источников в разное время тон задавали то одни, то другие свидетельства, периоды, изобилующие множеством подтвержденных фактов и свидетельств, сменяются временами дефицита источников. Однако память о древних христианских верованиях народ пронес сквозь века изоляции, десятилетия ханжества и годы воинствующего атеизма. Сила этих верований – в их древности. Они составляют неотъемлемую часть фундамента, на котором и поныне основывается уклад жизни и религиозное мировоззрение осетин.

Призрак страшной эпидемии

Первым документом, положившим начало интеграции Осетии в состав Российской империи, как известно, было послание находящихся в Москве грузинских духовных особ архиепископа Иосифа и архимандрита Николая российской императрице Елизавете Петровне. Новая область, достоинства которой священники живописуют в послании, находится, по словам духовных лиц, недалеко от «низового города» Российской державы – Кизляра. Однако с этим первым документом связана и первая историческая проблема российско-осетинских отношений – вопрос численности нового для империи народа.

Как написано в послании, «…святым крещением непросвещенной народ зовомый осетинской, которого признаваем быть по изсчислению обоих полов более двухсот тысяч человек». При этом, уже в начале следующего века, с появлением первых статистических данных осетин будет насчитываться лишь порядка двадцати тысяч человек, т. е. фактически в десять раз меньше. Случаи манипуляции значениями численности народа в зависимости от политической конъюнктуры – в политике вещь не новая. Имеем ли мы здесь дело именно с таким случаем?

Согласно предположениям некоторых историков, народонаселение Осетии кратно уменьшилось в результате эпидемии чумы, бушевавшей на Кавказе в упомянутое столетие. Но коснулась ли чума горных обществ Осетии? Были ли ее последствия столь разрушительны, как это следует из сопоставления данных о численности, и когда в точности произошел скачок в значении численности населения, связанный с эпидемией чумы? Население Осетии не могло одновременно составлять и двести, и двадцать тысяч, а именно такую картину мы получаем, анализируя разные источники. Следовательно, какие-то из этих сведений неверны и ошибочны.

Историки датируют предположительное начало масштабной эпидемии в Осетии периодом первой русско-турецкой войны времен правления Екатерины II.[3 - Стремительное распространение эпидемии в российских губерниях с турецкого фронта подробно зафиксировано в отчетах российских чиновников. Первое заражение чумой, как сообщает хроника, открылось во время боевых действий на Дунае в армии Румянцева в зимние месяцы. Наиболее масштабная эпидемия случилась в Москве, где согласно сохранившимся документам за два года погибло 56 672 человека. При этом речь идет о плотно населенном городе. В отчетах чиновников этого периода поясняется, что на южных рубежах империи «…около Кизляра и Моздока помянутая болезнь оказывалась, но по взятым от тамошних начальников предосторожностям (…) оная как тогда же на месте прекращена, так никуда же через заставы пропущена не была. (Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год, стр. 14, стр. 620, стр. 157)] При этом, упоминания о страшной болезни в осетинских горах почему-то отсутствуют в отчетах и рапортах данного периода. Говорить же о недостатке свидетельств о данном отрезке времени однозначно не приходится. Более того, именно в правление Екатерины II происходит активная интеграция Осетии в Российскую империю – через осетинские горы осуществляется военная экспедиция в Закавказье, строится первая дорога через перевал, воздвигается крепость Владикавказ, возле которой появляется осетинское поселение, происходит первая волна переселения осетин с гор на равнину. В этот период осуществляется отправка в Осетию целых трех экспедиций геологоразведки и бальнеологии, а в результате деятельности новой Осетинской Духовной комиссии более шести тысяч человек из числа осетин получают святое крещение. Невольно возникает ощущение, что на послание грузинских духовных особ в действительности откликнулось правительство Екатерины II, а не Елизаветы Петровны, которой оно изначально было адресовано. Возможно ли, чтобы масштабная эпидемия не попала в отчеты, рапорты и путевые заметки?

Так случилось, что первыми исследователями Кавказа екатерининского времени были ученые-немцы. Это было связано с проводимой Екатериной II политикой открытости России для иностранцев и приглашения иностранных специалистов к участию в делах ее империи. Одними из первых манифестов российской императрицы – урожденной немки были манифесты «О позволении иностранцам селиться в России (…)» и «О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах». Откликнувшись на зов соотечественницы, ее новые подданные оказались на переднем крае той масштабной экспансии, которая происходила в период правления Екатерины II. Одним из таких важных участков роста, где потребовались знания и компетенции европейцев и, в частности, немцев, был Кавказ и соответственно Осетия.

Монографии первых авторов, пишущих о Кавказе, публиковались как следствие на немецком языке и были доступны в большей степени самой императрице, нежели ее подданным. Если следовать теории эпидемии, то путешественники должны были бы повествовать об опустошенных селах, грандиозных массовых захоронениях, покинутых аулах…[4 - Что касается Даргавского некрополя, где осетины по преданию хоронили зачумленных, то, как стало известно в последствие, его надземные склепы существовали уже в XIV в, а сам некрополь, согласно одной из версий, являлся, судя по названию (из монгольского даргъа, «повелитель», «предводитель», «вождь»+авс «склеп»), местом захоронения полководцев и знати периода татаро-монгольского владычества. (Гуриев Т. А. Д?ргъ?вс, «Растдзинад», №247, 1964, его же; Монгольско-тюркские элементы в топонимии Осетии. «Мах дуг», 1964, №5, с. 83.)] Однако в записках членов Императорской академии наук и чиновников об Осетии времен Екатерины Великой вообще не упоминается о чуме среди осетин.

В интересующий нас период подробные путевые заметки об Осетии оставили такие авторы как Якоб Рейнеггс[5 - Настоящее имя Кристиан Рудольф Элих; 1744—1793. Псевдоним Reineggs по одной из версий является анаграммой фамилии Geering. История возникновения псевдонима неизвестна.], Петр-Симон Паллас, Иоганн Антон Гильденштедт, дивизионный квартирмейстер Леонтий Штедер. При этом, известно, что Штедер какое-то время жил среди горцев в разных ущельях Осетии, а Рейнеггс являлся по одной из своих специальностей врачом. Удивительно, но придворный лекарь картлийского царя, побывавший даже в плену в одном из осетинских ущелий, ничего не пишет о какой бы то ни было эпидемии в Осетии. В своих записках Рейнеггс рассказывает о случае аномальной жары[6 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. S 18; Frеdеric Dubois de Montpеreux: Voyage autour du Caucase, chez les Tscherkesses et les Abkhases, en Colchide, en Gеorgie, en Armеnie et en Crimеe, S 287] в горах и долинах возле Казбека в 1776 г. и последовавшем наводнении, а также о разливе реки Терек в 1785 г.[7 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. Bd. 1, S 228] Ни о каких других катаклизмах в этой местности, достойных упоминания автор «Исторического и географического описания Кавказа», совершивший не менее пяти путешествий на Кавказ, не сообщает.

Мы встречаем упоминание о чуме в Крыму и среди балкарцев[8 - Об этой эпидемии чумы нам до сих пор напоминают заброшенные аулы в долине Джамагата в Карачаево-Черкесии.] в заметках о путешествии Палласа[9 - Pallas, Peter Simon: Bemerkungen auf einer Reise in die s?dlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794 Leipzig, стр. 410], узнаем о свирепствовавшей эпидемии чумы в Тифлисе из писем Н. Языкова. Как мы видим, путешественники не стесняются упоминать об эпидемии и локализуют очаги болезни на одних и тех же территориях, но при этом о чуме в осетинских горах упорно умалчивают. «Сказывают, что в прошлом году (в Тифлисе – ББ) шесть тысяч душ язвой умерло…", – пишет участник российской военной экспедиции в Грузии капитан Н. Языков.[10 - Переписка грузинских царей и владетельных князей с государями российскими, стр. 188] Это известие о чуме застает профессора Гильденштедта в Моздоке, и ученый откладывает свою поездку в Грузию. «Князь Муравьев, – пишет Гильденштедт, – утверждал еще (…), что при его отъезде из Тифлиса там свирепствовала чума».[11 - И. Гильденштедт: Путешествие по Кавказу, стр.41] Но уже в следующем году Гильденштедт все-таки совершает свою поездку в Тифлис через осетинские горы. Удивительно, но путешественник, подробно описывая селения, в каждом из которых находится «от 20 до 100 и более семей»[12 - там же, стр. 235], опять-таки не замечает никаких признаков эпидемии.

В это же самое время в Моздоке находится начальник Осетинской Духовной комиссии Афанасий Лебедев, который регулярно информирует Синод о своей деятельности, испрашивает новые суммы на крещение осетин и ходатайствует о постройке церквей в Осетии.[13 - М. М. Блиев: Русско-осетинские отношения в XVIII в. Т. 2, стр. 239] В одном из таких отчетов Лебедев пишет, что осетины жалуются на захват кабардинцами «не меньше ста душ нашего народа в полон»[14 - там же, стр. 313] по дороге в Моздок. Получается, что жители Осетии сокрушаются по поводу пленения ста человек своих земляков в Моздокских степях и одновременно умалчивают о гибели от эпидемии чумы свыше ста тысяч человек в родных горах!

В следующем письме Лебедев рассказывает, как он, выехав из Моздока, «с десятью казаками отправился во Осетию и прибывши в Куртаты пробыл там целую неделю». Кроме обнаруженного у осетин твердого намерения креститься и желания быть «верноподданными ея императорскому величеству» священник ни о каких других подробностях своего визита не сообщает.

Документально зафиксировано, что чума действительно свирепствовала в Восточной и в Западной Осетии в начале следующего века – с 1803 г., в период правления царя Александра. Болезнь пришла по многим свидетельствам из Кабарды и Карачая[15 - Ю. Клапрот: Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах, стр. 22] – как следует из доклада Цицианова, чума была «завезена из Мекки Бештовскими татарами». Отсюда и слово, заимствованное в осетинский для обозначения чумы – «емынае». Ее появление в Кабарде связывают со временем управления в Кабарде генерал-майора Дельпоццо, который идя на поводу у кабардинских купцов, упростил меры содержания в карантинах. Так, у Клапрота мы читаем, что многие кабардинские аулы опустели после эпидемии чумы, «так как большая часть их была покинута или разрушена после этого происшествия, произведшего огромное опустошение среди жителей Малой Кабарды»[16 - Клапрот: Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. стр. 174]. «…Уничтожив совершенно все население Малой Кабарды и производя опустошение в Большой, (чума – ББ) до того их ослабила, – писал Алексей Ермолов, – что они не могли уже как прежде собираться в больших силах». Согласно одному источнику в соседних с кабардой дигорском и алагирском обществах от чумы также погибло две трети населения.

Но последствия и этой эпидемии для Осетии так же не стоит переоценивать. В этот период горы Осетии посетили профессор минералогии и геологии Дерптского университета Мориц фон Энгельгардт и его студент Иоганн Якоб Фридрих Вильгельм Паррот, а также адъюнкт российской академии Юлиус Клапрот, которые в своих записках о пребывании в Осетии также полностью проигнорировали такое событие как эпидемия чумы.

Чума, как мы видим, пришла на Кавказ из мусульманских стран – осетины же жили в своих горах достаточно обособленно и ислам не стал в среде осетин общенародной религией. Доподлинно известно, к примеру, что в Тифлисе в 1803 г. умерло от чумы 215 человек.[17 - Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Д. Лавров: Исторические сведения. Тифлис 1883 г. стр.278] Вспышка эпидемии зафиксирована и вдоль дороги через Дарьяльское ущелье. «В бытность Дельпоццо Владикавказским комендантом, – сообщает Дебу, – не были истреблены огнем лазаретные вещи после умерших от чумы оставшиеся, отчего зараз появилась не только в самом Владикавказе, но и по дороге в Грузию, и между воинскими чинами оную охранявшими, причинила в разные времена значительную смертность».[18 - И. Л. Дебу: О Кавказской линии, стр. 189]

Мы видим, однако, что счет зараженных в селах восточной Осетии идет не на десятки и сотни, а на единицы. «Во Владикавказе и тагаурского ущелья селениях Ларс и Степан-Цминда – пишет генерал Гудович графу Кочубею, рассказывая об успехах в борьбе с эпидемией, – (чума – ББ) тоже благодаря Бога совсем прекращена, но в селении Коби по той стороне Кайшаурской горы, хотя и открылась было, от которой умерло 2 человека, однако ж жители тотчас отделили зараженные семьи и выгнали их в горы, почему надежно, что и в сем месте зараза вовсе пресеклась».[19 - Акты, собранные кавказской архегеографической комиссией. Т. 3, стр. 52—54 (далее Акты)]

Наиболее существенный же урон эпидемия, судя по всему, нанесла Дигории, где большая часть населенных пунктов, перечисленных ранее Гильденштедтом и Палласом[20 - Pallas, Peter Simon: Bemerkungen auf einer Reise in die s?dlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794, стр. 411], не сохранилась. Именно в Дигорском ущелье, в районе Мацуты одним из путешественников был зафиксирован «Мертвый аул» – заброшенное поселение, оставленное жителями, согласно местному преданию, после эпидемии чумы.[21 - Периодическая печать Кавказа об осетинах. Т.1., стр. 609] Некоторые исследователи, тем не менее, связывают исчезновение населенных пунктов также с последовавшем вскоре переселением осетин-дигорцев на равнину. Не переоценивать ущерб от эпидемии 1803—1807 гг. нас призывает и Ю. Клапрот, посетивший Кавказ в период распространения болезни. «Если бы нам пришлось подсчитать всех, кто за последние 25 лет были захвачены черкесами и чеченцами на Линии, – писал Клапрот, – количество их оказалось бы в сравнении значительно большим, чем число унесенных последней эпидемией чумы в Кавказском губернаторстве».[22 - Ю. Клапрот: Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах, стр. 134] По дороге в Осетию в Малой Кабарде Клапрот встречает опустошенные чумой села, о чем всякий раз сообщает.[23 - J. Klaprot: Reise in den Kaukasus und nach Georgien. Bd. 2, S 358—360] Описывая же затем подробно ущелья Осетии, автор об эпидемии чумы почему-то тоже не упоминает.