Егор Гайдар

Известнейший диссидент Павел Литвинов – внук сталинского наркома иностранных дел.

Петр Якир, диссидент, – сын расстрелянного Сталиным красного маршала, героя Гражданской войны.

Лен Карпинский – ближайший друг Тимура Гайдара, известнейший диссидент-марксист, с треском исключенный из партии и чудом избежавший тюрьмы, – сын одного из первых большевиков-ленинцев, ближайшего, можно сказать, друга Ленина.

Примеры можно множить и множить, вплоть до сегодняшнего дня. И многие сегодняшние диссиденты, оппозиционеры – отнюдь не потомки купцов и дворян (те в большинстве своем уже не в первом поколении живут не в России). Нет, они корнями вросли в революционную Россию.

Колесо истории вновь повернулось со скрежетом, и смыслы ее тоже повернулись, вернее перевернулись. То, что было «революцией» в начале века – стало закостеневшей химерой, заржавевшей от времени тюремной решеткой для страны, для нескольких последующих поколений.

Поэтому любовь к деду или к отцу во всех этих следующих поколениях отнюдь не была равнозначна слепому подражанию, повторению их «символа веры». Скорее, оно вело к пониманию того, что их жертвы, по большому счету, были напрасны. И что смыслы истории изменились радикально. А вот ответственность за Родину, моральная позиция по отношению к истории – остались прежними.

Аркадий Голиков, впоследствии ставший Гайдаром, был мальчиком крупным, физически развитым. Читал он очень много и много времени проводил в играх: подвижных, спортивных, любых – причем среди них самыми любимыми были те, когда ты испытываешь страх, потом восторг, потом некоторую эйфорию. Именно эти рискованные игры и были его страстью.

«Если мяч попал на крышу – Аркадий туда первым… – записывал в Арзамасе Тимур Гайдар воспоминания соседки по улице. – Достанет, да еще с мячом по коньку крыши пройдет, рукой машет, улыбается. Иногда не слезет, а спрыгнет. Мы думали – ему нравится».

Да, все так думали поначалу. Но…

«Потом Наташа (сестра Аркадия. – А. К., Б. М.) сказала мне по секрету, что ее брат высоты не любит и себя “самоперевоспитывает”. Это его выражение».

Бесконечные игры, рождающие страх и восторг одновременно. Игры, преодолевающие страх и превращающие его в восторг. В его детстве – целая энциклопедия таких игр и таких занятий.

Гайдар с детства ловил ужей, лягушек, ящериц, прятал их по карманам, пугал девчонок. (Потом, уже взрослым знаменитым писателем, пришел однажды в Детгиз с ужом в кармане, зашел в бухгалтерию и получил аванс, хотя больше никому его в тот день не выплатили.) Он наряжался в привидение. Ходил ночью на кладбище. Бесконечно прятался, играя в индейцев.

И всем – опять-таки в основном девочкам, сестрам, матери – наставительно объяснял: нужно учиться преодолевать страх. Нужно!

«Меня отличать ужа от гадюки научил отец в том же Кунцеве: два белых пятнышка на полосатой головке – значит, бояться нечего, – пишет в своей книге об отце Тимур Гайдар. – Спряталось солнце. После встречи с ужом… мы возвращаемся домой по лесной тропинке. У отца в зубах трубка. Ремень полевой сумки переброшен через плечо. Я при оружии – деревянный кинжал в жестяных ножнах. Одет в черкеску. На груди газыри. Темнеет. Тропинка спустилась в овраг. Отец спрятал трубку, откашлялся, запел печально.

Ни дорог, ни путей.
Заблудилися мы.

Песня мне не нравится. Невольно прижимаюсь плечом к его ноге, беру за руку.

– Ты что, Тимур, испугался?

Знаю: сказать “испугался” – нельзя. Конец уважению, а значит, и дружбе.

– Нет, папка, не испугался.

Однако неправду нельзя. Тоже конец дружбе. Со вздохом добавляю:

– Ну разве совсем капельку.

Он великодушно не замечает моих слов, произнесенных шепотом.

– Вот и хорошо, что не испугался! Вот и славно!.. Понимаешь, такое дело, спички обронил. Ты подожди здесь, пожалуйста.

Его нет долго. Слишком долго. Стою, зажав рукоятку кинжала. Какие-то шорохи. Хруст сучьев. И вроде не в той стороне, где он скрылся… Вот-вот брызнут слезы обиды и страха.

– Извини, Тимур. Не сразу нашел. Темновато.

– Ничего, папка.

– Давай возьму тебя на руки. Как бы нам от мамки не попало».

Вот так воспитывал Аркадий Петрович своего маленького сына, учил преодолевать свой страх. Учил, как видите, без назидания. Легко.

Интересно, кстати, сравнить этот отрывок с текстом Егора Гайдара.

Автобиографическая книга «В дни поражений и побед», напомним, издана им в 1996 году. Вот один отрывок о пребывании семьи Гайдаров на Кубе.

«…С Брайаном Поллитом, английским экономистом, сыном одного из основателей Британской компартии, и его женой Пенни едем вместе в большое путешествие по Кубе на их “лендровере”. На севере Ориенте, в одном из самых диких мест, мощная машина намертво застревает в болоте. В этом районе неспокойно. Отец и Брайан берут пистолет, идут искать подмогу. Второй пистолет оставляют мне, доверяя охранять женщин: маму и Пенни. Все строго в семейных традициях, убежден, и дед не смог бы отказаться от такой возможности воспитания в сыне храбрости. Часа через два они возвращаются, нашли негритянскую деревушку. Жители пригнали волов, вытаскиваем машину, потом спим в хижине за плотным марлевым покрывалом, страшно много комаров, прекрасно это помню».

Ну и главное, для чего все это написано.

«…Вообще в нашей семье трусость, даже намек на нее считались самым страшным пороком. Отец прыгает с вышки бассейна, предлагает и мне сделать то же самое. Это приглашение не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Однако прыгаю, больно шлепаюсь животом о воду, но делаю вид, что получаю немыслимое наслаждение».

Вот оно, главное: «…Делаю вид, что получаю немыслимое наслаждение»…

Да, сила отцовского образа, мощь его влияния на ребенка, в общем-то, не совсем постижимы, не вполне открыты рациональному взгляду. Это в каждой семье так. Но особенно, конечно, в семье Гайдаров – просто в силу того, что для Аркадия Гайдара его отец Петр Исидорович Голиков, а для Тимура его отец Аркадий Петрович Гайдар – во многом остались лишь ярким воспоминанием. Сборником писем, легенд, нескольких важных эпизодов, крепко засевших в памяти, ярких, но отдельных воспоминаний.

Это скорее тень отца, потерянного в раннем возрасте, отца, которого уже нельзя воскресить, увидеть воочию.

Иногда отсутствие отца важнее его присутствия.

Так было и в этой семье.

Музей Аркадия Гайдара в Арзамасе состоит из двух частей. Современная экспозиция, большие красивые витрины, в которых личные вещи писателя, документы, фотографии… И крошечный мемориальный домик, сохранившийся в этом районе лишь благодаря имени Аркадия Гайдара. Сюда Тимур, а потом Егор (а сегодня уже его друзья, члены семьи) приезжают ежегодно. В этих двух крошечных комнатках с печкой и сенями жила большая семья. Отсюда ушел на Первую мировую Петр Исидорович Голиков. Отсюда убежал в армию его сын. Отсюда начался этот огромный и длинный путь в большую русскую историю.

Арзамас – город на самом деле удивительный. Очень церковный, богомольный и в то же время очень военный – недаром сюда во время Великой Отечественной войны собирались переводить Министерство обороны, а недалеко отсюда, в Сарове, делали ядерную и водородную бомбу. Город заводов и тихих яблоневых садов. Город купцов и революционеров. Город, можно так сказать, неразрешимых российских противоречий.

В архиве и коллекции музея, которым руководит Елена Владимировна Бундакова, есть удивительные вещи. Тот самый именной пистолет, подаренный Тимуру Гайдару Фиделем Кастро. Первые наброски книги об отце, сделанные Тимуром еще в 1940-е годы. Письма и дневники Аркадия Петровича.

Интересно, о чем думал Егор, когда приезжал сюда?

О том, как со скрипом поворачивается колесо русской истории? О том, почему его дед оказался внутри революционной лавы? О том, как меняется роль интеллигента в истории?

Он иногда просил оставить его одного в этом старом доме. И в доме другого своего деда, Павла Бажова, в Екатеринбурге, тоже просил оставить одного.

Сидел и думал.

«В бажовском доме в Свердловске все дышало уютом, видно было, что здесь жила большая дружная семья. Теперь семья разъехалась, остались лишь двое – бабушка и мой любимый старший брат Никита, которому контрабандой от родителей поставляю кубинские сигареты. В жизни мне пришлось сменить несчетное количество квартир, но, пожалуй, самое глубокое чувство дома навсегда осталось от маленького деревянного строения на улице Чапаева, окруженного садом, который посадил мой дед», – писал Егор Гайдар в своих воспоминаниях.

Маленький Егор, и это зафиксировано в семейной легенде, говорил о бажовском доме так: «Дом свой, деревья свои, даже воздух – и тот свой».

Дом этот – на углу Большакова и улицы Чапаева, бывшей Архиерейской – и поныне стоит в Екатеринбурге.

Трудно поверить, но купил этот дом Павел Петрович еще до революции, в 1914-м. Умер в нем в 1950-м.

Ариадна Павловна Бажова-Гайдар, мать Егора, иногда всплескивала руками, глядя, как подходит маленький Егор к письменному столу, как, опираясь на одно колено, пишет, как поддерживает голову плечом – вылитый дед. Наследственные жесты, наследственная пластика – бажовские.