Всю ночь в такси им бегали за водкой.
Вот так живут в квартире номер шесть.
New York adagio (OP. #10)
У поэзии гражданский брак с алкоголем. Наверно
Поэтому в Деревне есть Кипарисовая Таверна,
Где бытуют интенсивные Bloody Mary.
Поясню на человеческом примере.
Заходишь туда часа этак в три
И вдруг обнаруживаешь, что находишься внутри
Музыкальной шкатулки;
Керуак, Ферлингетти и прочие тулки
Только что вышли, но их отражения
В витраже бара ещё продолжают движение,
И крылья их плащей развивает Борей.
Для размешиванья в жидкости торчит сельдерей
(Замечу в скобках, что наши отцы
Много выиграли бы, если б чаще ели морские огурцы
В «Тайфуне» на St. Mark’s, где человеческий ум
Просветляется от сакэ и повторения
ОМ МАНИ ПЭМЭ ХУМ.)
Но продолжу.
Мы недолговечны, как цунами.
Ключи от нашей сладости уйдут вместе с нами.
И слава Богу. Как Дилан в Будокане.
Остаётся лишь лёд в пустом стакане
И неназванное. И пустобрёх.
University и Десятая. Где-то около трёх.
Краснодар (ОP. #15)
Здравствуй, уважаемый Краснодар
(или Красноярск, не прочесть из окна кибитки)!
Сегодня прекращаю пить скипидар,
Самбуку, самогон и аналогичные напитки.
Сегодня Шивкумар Шарма играет богине Дурге
В полуденном солнечном Екатеринбурге;
Жизнь наяву – продолжение сна,
В душе моей снежная тишина,
В душе моей небо и сияющие облака,
Сквозь мою душу течёт медленная река;
И вы, и я, и происходящее вокруг —
Всё тот же один великий неслышимый звук.
Если внимательно всмотреться в этот лубок,
Из всех глаз смотрит один и тот же Бог.
Под колёсами кибитки – двенадцать лет дорога,
Чтобы Бог на Боге Богом играл для Бога.
Такая ясность виденья – исключительный плюс.
Пожалуйста, дюжину Боланже и два ящика
Шато Петрюс.
Женевская симфония (OP.B-52)
1. Andante
В детстве я был сложный
И всегда хотел конфету;
После упростился
И пошёл бродить по свету.
Прошло много лет.
Я стал сияющий лев;
Я гуляю как корова
По берегам lac de Geneve.
Я на время спустился
С Гималай и Кордильер.
Моё почтение, Кальвин!
Здравствуй, Грюйер!
2. Allegro Diminuendo
Чувствуется наступление весны.
Ещё немного, и мне тоже начнут сниться сны.
Во сне я как есть, но значительно малохольней.
И прячусь, как граф Монте-Кристо
под сельской колокольней.
В моё подвальное окошко заглядывает кура,
А я перевожу упанишады слогом Тупака Шакура.
В самый разгар упоительной работы
По булыжникам двора стучат колготки и боты.
Стук в люк. Тушу свечу и кидаюсь в подпол —
Пришла инквизиция, моссад и интерпол.
Я, может быть, могущественнее Гаруна-аль-Рашида,
Я впитал с молоком матери кодекс Бушидо,
Я знаю относительность понятия «свобода»,
Но ползу как улитка вдоль подземного хода;
Потому что, если не я, то разве эти гады
Смогут прилично перевести упанишады?
3. Rittenuto par exellence
Проходит сто лет. Я просыпаюсь в саркофаге,
А вокруг меня бродят сплошные копрофаги.
За эти сто лет я едва ли стал моложе;
Лежание в саркофаге плохо сказывается на коже.
Я догадываюсь – я недоволен судьбой;
Я бесстрашно вызываю копрофагов на бой,
Но они поднимают нечеловеческий гам
И перезрелыми яблоками со стуком