Книга слов. Неизданные стихи и странности

Потому что она потеряна
В Том, для чего взлетела.
И, видя это, мы тоже
Замираем, чувствуя сами,
Что Автор Полёта и Неба
Смотрит её глазами.

«Не должны ни живым, ни мёртвым…»

Не должны ни живым, ни мёртвым,
Разве только небесному своду:
Это нами Господь целует,
Это нами – пьёт воду.

Нам не видно – что будет и было,
Ни провидеть, ни оглянуться:
Лишь в кромешном сумраке плоти
Светит то, чего не коснуться,

Светит так, что из букв – слово;
И море поёт волнами:
Спасибо тебе, Господи,
Спасибо за то, что нами.

«Люди считают, что неба нет…»

Люди считают, что неба нет,
Раз его не достать руками.
В предрассветной тьме река разговаривает
С плывущими над ней облаками.
Единственный, кто слышит их разговор, —
Одинокая серая птица;
И за это ей никогда
Не суждено приземлиться;
У неё внутри песня,
Которая не может быть спета.
Она – единственная, кто знает
О приближении рассвета.

«На севере диком растёт одиноко…»

На севере диком растёт одиноко
На горной вершине сосна;
Ветви у неё под током,
В сердце весна.
Ничего не понимая со сна,
Она выходит на родные просторы,
В кармане у неё просфоры
Из соседнего кошачьего монастыря.
Ах, сосна, это не зря!
Скоро прозвучит горизонтальный набат
И тот, кто был выхухоль, станет богат:
Спляшет, споёт, пройдётся колесом
И обернётся летающим псом;
Взовьётся в воздух как нашатырь
И направится в ближайший кошачий монастырь —
Просить прощения за представителей собачьей породы,
Бессмысленных рабов своей вздыбленной природы.
Аве, мяу! – скажет пёс.
И навсегда исчерпает этот вопрос.
А сосна со своей верхотуры
Будет зачарованно читать партитуры
Песен, весен, зрелищ, хлеба
И пронизывающего нас насквозь неба.
Вот так и живётся на севере диком
Всем, обвитым жимолостью и повиликом.

«На площади Москвы…»

На площади Москвы,
На месте Ленинграда
Стоит высокий лес,
А в нём живёт отрада;
Она не знает слов,
Не принимает прений,
Она проходит сквозь
Надежд и устремлений;
В её жилище нет
Ни выхода, ни входа;
Она одета в цвет
Заката и восхода;
В горниле древних сов
И стрекотаньи белок
Всё есть. Но нет часов,
Часов у этих стрелок.
Прощай, печальный бес,
Искать меня не надо;
За этой дверью – лес,
И в нём моя отрада.

«Муза, воспой мексиканский простор горделивый…»

Муза, воспой мексиканский простор горделивый,
Где гуакамоле в развалинах Теночтитлана,
Спрятав мачете в изящном разрезе сомбреро
И оседлав кровожадного старого мула,
По кесадильям гоняется за десперадо.

Раз воспеваешь, воспой и растение гуава,
Что подпирает ветвями пустынное небо;