Необыкновенный консилиум

Глава 4. «Возьми лист наперстянки»

Когда мы вошли в комнату для врачей, те двое ждали нас: врач в древнегреческой одежде стоял у окна, а второй, в алом берете, восседал в кресле посреди комнаты.

Я почувствовал смущение, увидев себя в столь необыкновенном обществе, однако делать было нечего, и я сказал:

– Друзья мои! Мы все медики и поймём друг друга. Вы видели пациента. Ему всего пятнадцать лет. Ему надо помочь. Я хочу услышать ваше мнение.

В ответ послышалось сосредоточенное сопение. Я взглянул на коллегу в берете. Глаза его были закрыты, губы шевелились. Седые брови сошлись над переносицей. Затем взметнулись кверху рукава пёстрой мантии. Старик прогудел:

– Да пребудет с нами сила господня! – и снова что-то забормотал себе под нос.

Очевидно, это была необходимая церемония, без которой он не мог приступить ни к одному серьёзному делу.

Все вежливо ждали, когда он кончит шептать молитвы. Наконец греческий врач взял слово.

– Достойные мужи, юноша, о коем нам надлежит вынести решение, одержим поистине тяжким недугом. Случай труден, однако я не могу сказать, чтобы болезнь эта была мне вовсе незнакома…

Он стоял, слегка отставив ногу, обутую в жёлтую сандалию, и плавными жестами сопровождал свою речь.

– Итак, вот моё суждение. Четыре сока, правильно сочетаясь, управляют жизнью тела. Первый и самый важный именуется кровью, и рождается он в сердце. Второй сок – это лимфа, которая возникает в мозгу. Третий сок – светлая желчь, её производит печень, а четвёртый сок, тёмную желчь, родит селезёнка. Так говорил нам наставник врачей Гиппократ… Обратимся же теперь к нашему больному. Что мы находим у него? Большое усталое сердце, переполненное кровью. И печень и селезёнка также полны крови. Густая кровь просвечивает на щеках, переполняет губы. Итак, очевидно, что кровь вытеснила из тела остальные соки. В этом, по моему мнению, и заключается тайна сего недуга.

Вполне согласен с моим античным собратом, – скрипучим голосом отозвался из своего кресла учёный медик средневековья. – Ибо учение Гиппократа заключает в себе высшую и окончательную истину. Горе тому, – он вознёс кривой палец, унизанный перстнями, и суровым взором обвёл собрание, – горе тому, кто посмеет усомниться в этой истине! Так говорю я, магистр медицины, доктор алхимии, придворный медикус и астролог при священной особе императора…

Он сделал многозначительную паузу, затем продолжал:

– Но мало сказать, что печень юного пациента в избытке наполнена кровью. Не кровь управляет телом и не прочие соки, но высшей силой провидения направляется жизнь каждого человека. Судьба его начертана на небесах. Прочесть её нам помогут созвездия.

Произнеся эту речь, придворный медикус с загадочным видом принялся поигрывать цепью.

– Ну, а вы что скажете? – обратился я к третьему участнику консилиума.

Врач XIX века привстал со своего места и поклонился собравшимся.

– Милостивые государи… – произнёс он, но, вспомнив, что никто, кроме меня, не понимает русского языка, перешёл на латынь.

Выступление его звучало примерно так:

– Не стану спорить с уважаемыми коллегами, принимая во внимание их почтенный возраст. К тому же мы принадлежим к разным школам. Однако я полагаю, что в суждениях следует опираться, прежде всего, на факты. Надеюсь, коллеги обратили внимание на то обстоятельство, что мальчик страдает тяжёлой одышкой. Одышка мешает ему двигаться и становится особенно невыносимой, когда он пробует лечь. Далее: у пациента частый и беспорядочный пульс. Исследуя сердце, нетрудно установить, что оно резко расширено. В этом я полностью согласен с моим древнегреческим коллегой. (Доктор отвесил поклон в сторону бородатого лекаря в белом хитоне.) Всё это сопровождается, как вы опять же правильно заметили, застоем крови во внутренних органах. Но самое главное – это то, что в сердце у больного выслушивается шум. Этот факт, я полагаю, убедительно говорит о том, что у него не в порядке сердечные клапаны…

Кресло, в котором сидел личный медикус императора, заскрипело. Вслед за ним заскрипел и сам магистр:

– Прошу прощения, о каких это клапанах вы говорите?

– Достопочтенный магистр, – возразил доктор, поправляя очки, – я имею в виду всем известные клапаны сердца.

– Впервые слышу о них! Во всяком случае, у Гиппократа об этом не сказано.

– Но легко убедиться, что клапаны существуют. Каким это образом, позвольте узнать?

– Путём вскрытия, – спокойно ответил доктор, снял очки и принялся протирать стёкла с самым невозмутимым видом.

– Как! – вскричал магистр. – Рассекать человеческое тело?!

– Но ведь я имею в виду мёртвое, а не живое тело. Чтобы лечить людей, нужно знать анатомию, а чтобы изучить анатомию…

– Да ничего подобного! Чтобы правильно лечить, нужно знать древние книги. В них вся истина! А всё остальное— от дьявола!

Магистр, красный как рак, вскочил с кресла, отчего бархатный берет его, похожий на шляпку гриба, съехал на сторону. Тыча в доктора кривым пальцем, он закричал:

– Богохульник! Еретик! Ты связан с нечистой силой! – Он повернулся к нам, гремя цепью: – На костёр его!

– Господа, – вмешался я, – ради бога, успокойтесь. Почтенный магистр! Друзья… Ведь мы собрались не для того, чтобы ссориться. Надо уважать чужое мнение… и, прошу вас, подумаем о нашем больном.

Седовласый медикус, тяжело дыша, опустился в кресло. Чтобы дать ему время успокоиться, я обратился к лекарю из Древней Греции. Тот по-прежнему стоял у окошка и с тонкой улыбкой наблюдал за спорящими.

– Как вы думаете, – спросил я его, – чем лечить мальчика?

Врач в белом одеянии задумчиво погладил кудрявую бороду.

– Я предлагаю, – сказал он, – назначить больному диету. Не следует позволять ему пить много воды или вина… Впрочем, употребление фруктов будет для него полезным. Далее: ему поможет тёплый климат. Уместным было бы поселить его в кипарисовой роще.

Наступило молчание. Не мог же я объяснять ему, что в Москве не растут кипарисы. Но, может быть, он порекомендует какое- нибудь лекарство?

Чернобровый лекарь задумался.

– Пожалуй, я мог бы предложить мочегонные травы. Быть может, они освободят пациента от избытка влаги, скопившейся в ногах. Но если говорить откровенно… – Он развёл руками. – Увы! Лекарства помогают страждущим, но недостаточно.

Я повернулся к креслу второго консультанта.

Магистр был краток.

– Кровопускание! – приказал он. – Почаще отворяйте кровь. Следите за мочой. Когда она просветлится, наступит выздоровление. Меньше пить воды! Не давать соли. И, само собой разумеется, – усердная молитва…

Очередь дошла до третьего участника совета.

– Молитва? – с сомнением проговорил врач девятнадцатого столетия и, кашлянув, поправил очки на носу. – Будьте любезны, – обратился он ко мне, – перо и чернила.

Я протянул ему шариковую ручку.

– Виноват, – сказал доктор, – а где же чернильница?

Пришлось объяснить ему, что чернила не нужны. Доктор пожал плечами, вынул из чемоданчика узкий хрустящий бланк. Задумался на минутку, потом быстро написал по-латыни несколько строк.

Это был рецепт.

Я прочёл:

«Возьми лист наперстянки, разотри в порошок. Отвесь пять сотых грамма, смешай с сахаром. Назначь: по одному порошку перед едой трижды в день».