Мой мир заботится обо мне

В обязанности плаврука входило купать ребят в море, отряд за отрядом, и при этом следить, чтобы никто не утонул. Сначала я по неопытности думал, что никаких проблем быть не может: все взрослые, все всё понимают. Но не тут-то было. Первое же купание стоило мне кучи нервов – все расползались в воде так, что их невозможно было охватить взглядом, особо продвинутые уплывали куда-то очень далеко, а когда приходило время выбираться на берег, чтобы дать возможность другим отрядам искупаться, то процесс выползания пионеров очень затягивался. Тогда я установил жёсткие правила, которые действовали со второго дня и до окончания смены. Я первый заходил в море и отправлялся на глубину, где мне по горло, обозначая своей головой заградительный буй, за который заходить или заплывать – запрещалось. После этого я давал команду и отряд начинал купаться. Когда приходило время смены ребят, я громко свистел и быстро шёл к берегу. Кто из купающихся выходил из моря после меня, следующее купание проводил на берегу в качестве наказания Дальше всё то же самое я проделывал с очередным отрядом. Нервничать я перестал, так как процесс купания стал очень регламентированным и без сюрпризов, но через несколько дней такого перманентного нахождения в воде Рижского залива я прилично простудился. Правда и погода на недельку испортилась, так что пока я выздоравливал, в основном пользуясь крепкими «лекарствами» музрука Александра, ребята всё равно не купались.

Один раз в лагерь приехал проведать нас с Ирой Борька Оксман. Как он нас искал – это отдельная история: он почему-то решил, что наш лагерь называется не «Авиатор», а «Истребитель», и искал такой…

По ночам я с пионерами из старшего отряда ходил на охоту за яблоками в соседние сады, вспоминая свой бесценный многолетний опыт присвоения чужого урожая в Севастополе. Мне было чему научить пионеров.

* * *

Когда пришла потребность в «занятиях наукой», я отправился на нашу кафедру и стал выяснять, кто там чем занимается. Меня очень заинтересовали работы Александра Алексеева – молодого сотрудника кафедры, буквально на три-пять лет старше меня. Он занимался обучением компьютеров – можно сказать, что это были зачатки искусственного интеллекта. Особое место в его исследованиях в качестве инструмента занимала дисциплина, называемая нечёткая логика (fuzzy logic). Меня это очень заинтересовало, а позже увлекло, и я стал работать с Александром. Формально он не был моим преподавателем, но, безусловно, внёс свой вклад в моё становление.

Заместителем декана нашего факультета был Юрий Иванович Толуев – замечательный дядька с кафедры АСУ. Насколько мне известно, он был первым, кто привёз в СССР язык моделирования систем массового обслуживания под названием GPSS (general purpose simulation system[1 - Система моделирования общего назначения (англ.)]) и организовал у нас в РПИ курс «Имитационное моделирование». И это были мы, и всё это благодаря Юрию Ивановичу. Он зажёг во многих из нас интерес к своему предмету.

В конце четвёртого курса, где-то весной 1979 года, надо было определяться с местом практики и написания дипломной работы, да и о будущем распределении пора было начинать думать. К нам в институт приходили представители разных организаций, рассказывали, почему у них лучшие предприятия для молодых специалистов, и всячески заманивали к себе нас – будущих инженеров.

* * *

По совету Светки я пошёл в НИИ Планирования Госплана Латвийской ССР к заведующему сектором Мише Фабриканту.

Мы сразу сблизились и очень быстро договорились, что практику и, скорее всего, диплом я буду делать у него. Миша знал Толуева и знал GPSS, поэтому было решено, что именно имитационное моделирование вычислительной системы и будет моей преддипломной практикой, а впоследствии – темой диплома.

Надо сказать пару слов о НИИ Планирования (НИИП). Новый шестиэтажный дом в самом центре Риги. Режимная организация, на входе – пост милиции. В здании расположен ГВЦ КП (Главный вычислительный центр коллективного пользования) – такая непривычная аббревиатура с ещё более необычной расшифровкой в то время звучала просто магически. На втором и третьем этажах располагались машинные залы. На втором стояли система АСВТ и ЕС ЭВМ. На третьем – вычислительная система Siemens, недавно привезённая из ФРГ. Внутри НИИП был Храм Науки – по крайней мере, так мне казалось.

Я начал писать модель системы Siemens на GPSS, было очень интересно. Потом выяснилось, что в Новосибирском Академгородке в помещениях НГУ будет проводиться конкурс дипломных работ по всему СССР. Я отправил тезисы, и мне предложили участвовать. Так я попал на Всесоюзный конкурс, или олимпиаду дипломных работ, проводимый в Академгородке Новосибирска.

Прилетел туда в самом начале весны 1980 года. Ещё лежал снег. Жили в общежитии университета вместе с местными студентами. Тоже своя специфика. Например, вечером садились за стол, в центре ставилась кастрюля, в которую выливалось четыре-шесть бутылок портвейна Агдам и десять-двенадцать бутылок пива. Всё это тщательно перемешивалось, рядом ставился котелок варёной картошки и нарезанная колбаса. Так и ели. Больше я такого нигде и никогда не видел. Ещё поразили «дрессированные» тараканы. Где-то в середине вечера один из постоянных жителей проникновенно говорил: «Артур, выходи!» – и из-под плинтуса выползал здоровенный таракан. Не могу найти объяснения этому, не думаю, что таракан знал, что его зовут Артур и что это именно его вызывают, но эффект был потрясающий.

В культурную программу входила поездка в сам Новосибирск, где в здании цирка происходил финал КВН города. Это было моё первое очное посещение КВН. И через день был какой-то самодеятельный концерт в Доме учёных в Академгородке. В том самом Доме учёных, где была исполнена песня Юрия Кукина «Город», которая стала гимном Академгородка:

Странные люди заполнили весь этот город,
Мысли у них поперёк и слова поперёк,
И в разговорах они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог…

В перерыве между Агдамом с пивом, КВНом и концертом в Доме учёных произошла, собственно, олимпиада. Я со своей имитационной моделью занял второе место, чему действительно был рад: всё же это второе место в олимпиаде дипломов со всего СССР! В последний день, на торжественном заседании поздравлял участников академик Аганбегян. Он всех поблагодарил и сказал, что занявшие призовые места, кроме грамот, получат в подарок книги, многие из которых с подписью автора. Каково же было моё изумление, когда я среди прочих получил книгу И. С. Тургенева «Стихи в прозе», внутри которой было написано: «Победителю Всесоюзной олимпиады…» – вот такая «подпись от автора».

Распределение

В те времена каждый советский студент, окончив учебное заведение, должен был отработать не менее трёх лет там, куда его отправит по распределению государство.

Через пару недель после моего возвращения из Новосибирска у нас на факультете и в частности у нас в группе проходило предварительное распределение. Это сбор, на котором присутствуют студенты, руководство факультета в лице декана, куратор группы и представители организаций, направивших заявки на молодых специалистов год назад с целью заполучить их сразу после окончания института. И тут Мой Мир мне подарил ещё одного героя – это был декан нашего факультета, двухметровый гигант, голубоглазый красавец, блондин с вьющимися волосами – одним словом, воплощённый идеальный ариец. Звали его Гирт Вульф. В жизни мы с ним практически не пересекались. Надо сказать, что уже тогда в институте сосуществовало два мира: русский и латышский, со своими студентами и преподавателями. Изредка эти миры пересекались: студенты – в колхозах или в военных лагерях, а преподаватели иногда читали лекции другому потоку. Так что о Вульфе, кроме того, что он идеал арийца и наш декан, я ничего не знал.

Начальником отдела кадров НИИ Планирования был товарищ Иван Степанович Егоров. Раньше он был начальником какой-то исправительной колонии или ГУЛАГа (так говорили), но об этом я узнал гораздо позже.

Я был вторым по успеваемости, и для меня было кристально ясно, куда я хочу распределиться, – конечно, в НИИ Планирования, где я уже практически закончил диплом, который был очень высоко оценён в Новосибирске, и я собирался продолжать эту интересную работу с целью последующего углубления в науку.

Если не думать о занятиях наукой, то НИИ Планирования был совсем незавидным местом работы – закрытый, охраняемый, практически режимный объект с минимально допустимой зарплатой для молодого специалиста в сто двадцать рублей. Ира, например, распределилась в РНИИРП (Рижский НИИ радиоизотопного приборостроения) – да, объект режимный, но московского подчинения, то есть в перспективе командировки в Москву, да и начальная зарплата сто пятьдесят рублей плюс двадцать процентов, то есть сто восемьдесят рублей в месяц – сумасшедшие деньги по тем временам!

Я обратил внимание, что Егоров подходит к разным парням из нашей группы и рассказывает им о прелестях НИИ Планирования (если такие были), пытаясь привлечь их на работу, и совершенно игнорирует меня. Я даже сам подойти к нему не смог, он как-то неуловимо исчезал.

Итак, началась процедура предварительного распределения. Вызывают студента, он говорит, куда бы хотел пойти работать, после чего слово предоставляется представителю названной им организации и другим желающим «охотникам за головами». После короткого обсуждения фиксируется, куда планирует распределиться студент. Меня вызвали, я вышел и сразу сказал, что я прохожу практику в НИИ Планирования у Михаила Фабриканта, что моя работа, проделанная под его руководством, заняла второе место в СССР и что я собираюсь продолжать эту работу и поэтому хочу распределиться в НИИ Планирования.

Тут с места вскакивает Егоров и почти кричит, что «Абрамович» им не подойдёт! И вот тогда из-за стола медленно и величественно поднимается во весь свой двухметровый рост Вульф и громко, практически рыча, заявляет низкорослому Егорову, не отводя от него своего стеклянного взгляда (точно удав Каа из «Маугли»):

– А вас никто не спрашивал! Сядьте на место! Будет нужно – спросим!

Обалдели все.

В НИИ Планирования никто, кроме меня, не захотел.

На следующий день я встретился с Мишей Фабрикантом и всё ему рассказал. Он загрустил. Объяснил мне, в чём тут дело. Оказывается, за полгода до описываемых событий один из сотрудников НИИ Планирования уезжал в Израиль и, как положено, его исключили из комсомола и на собрании пожурили, мол, он плохой, бросает Родину и тому подобное, – обычная рутинная процедура. Так этот идиот обиделся и, уходя, уничтожил всю базу данных чего-то важного – или классификатора капитального строительства, или населения, не суть. Но администрация при слове «еврей» или мутном пятом пункте сатанела.

Миша честно мне сказал, что не может мне помочь в данной ситуации и знает только одного человека, который, наверное, способен принять меня на работу в НИИ Планирования при таком раскладе. Так я познакомился с Асей Марковной Маргулис, которая работала заведующей сектором в отделе информационного обеспечения и сыграла огромную роль в моём становлении. Она была кандидатом технических наук, плотно работала с Москвой, с ГВЦ Госплана Союза. Была членом редколлегии всесоюзного журнала «Классификаторы и документы» и прочее, и прочее, и прочее. Что и говорить, Ася Марковна была глыба.

Я перешёл к ней в отдел информационного обеспечения, где познакомился с Женькой Шихманом, с которым мы поддерживаем близкие отношения и по сей день – уже более сорока лет. Через какое-то время начальник отдела кадров, мой «любимый» Иван Степанович Егоров ушёл в отпуск. Тогда-то Ася Марковна пошла к заместителю директора НИИ Планирования Роберту Сомсу и сказала, что ей для того, чтобы успеть сдать какой-то союзный проект в срок, необходимо срочно принять меня на работу. Через день я был зачислен в штат, а ещё через пару дней получил пропуск – очень солидное красное удостоверение, которое до сих пор у меня хранится. Всё это – ещё будучи студентом, где-то в начале мая 1980 года. Защита диплома должна быть в самом конце месяца, потом военные лагеря и только в сентябре – нормальный плановый выход на работу.

В конце мая, перед защитой диплома, на окончательном распределении декан Вульф вызвал меня к доске и спросил, куда бы я хотел пойти работать. «В НИИ Планирования», – ответил я. Тогда Вульф дал слово Егорову, тот вскочил и ледяным тоном сказал, что этот молодой человек им не подходит. На что я вынул из кармана служебное удостоверение НИИ Планирования и сказал, что я там уже работаю на полную ставку. Надо было видеть выражение лица Егорова, и теперь совершенно понятно его удивительно «чуткое и нежное» отношение ко мне до самого окончания его трудовой карьеры в НИИП. С другой стороны, это даже хорошо: как щука в пруду, чтобы карась не дремал. Карась в данной ситуации – это я.

Стройотряд

После второго курса, летом 1977 года, мы поехали в стройотряд. Он назывался «Гайсма», что означает «свет». В него собрались ребята из АСУ, Прикладной математики и ЭВМ. Располагался стройотряд в посёлке Лиепа, километрах в шести за городом Цесис. Там находился завод по производству кирпичей и дренажных труб. Командиром был Сашка Копытов, а комиссаром, по-моему, его девчонка – Света Молоток.

Сначала на место отправилась небольшая группа квартирьеров, человек шесть-семь. Нашей задачей было подготовить всё к приезду отряда. В первый же день мы – квартирьеры – напились до полной потери сознания, ну, по крайней мере, я именно так. Потом мне рассказывали, что я ходил по несчастному посёлку с криками, что мы мушкетёры, а я д’Артаньян… Потом выяснилось, что весь этот посёлок – место вольного поселения бывших зеков, и в общем-то нам крупно повезло, что на нас не обратили внимания в тот вечер. Несколько дней квартирьеры обустраивали спальни в школе, собирали и расставляли кровати и так далее. Девчонки спали на втором этаже, ребята – на первом этаже в большом классе, а мы, квартирьеры, в маленькой комнатке в стороне от всех.

Был шанс, что Ира приедет на день раньше всех остальных, и я ходил её встречать на станцию… Шёл дождь, поезд пришёл и ушёл, из него никто не вышел, и я, мокрый и грустный, поплёлся по лужам обратно в школу. И даже написал какой-то отчаянный стих о том, как я её встречал, а она не приехала… А на следующий день, шестого июля, прибыли все наши стройотрядовцы. С тех пор мы с Ирой отмечаем этот день как начало наших отношений. Я встретил её, и мы ушли на какой-то луг, полный полевых цветов, валялись в траве, целовались и любовались бесконечным куполом неба с редкими проплывающими облаками.

Надо сказать, что врачи не хотели пускать Иру в стройотряд из-за риска совсем лишиться зрения, но мы их уговорили, пообещав, что Ира будет избегать нагрузок… И действительно, в первые дни подбирали очень лёгкие задания: например, на обесточенной подстанции надо было вывинтить контакты, промыть их спиртом и затем завинтить обратно – простая работа, не требующая физических усилий.

Но через несколько дней Ира и еще четыре девочки разгрузили грузовик с кирпичом. Как потом выяснилось, там было одиннадцать тонн. Щадящий режим…

Мы с Ромкой очень серьёзно готовились к стройотряду: ходили в строительный техникум на занятия бетонщиков, даже сдали какой-то зачёт и получили удостоверения. У обучения был только один недостаток: мы никогда не видели бетона, все занятия были исключительно теоретическими.

И вот картина в первые дни в стройотряде: Ира чистит спиртом контакты на подстанции, Ромка и я в новых хрустящих комбинезонах и в сапогах сидим рядом с Ирой и болтаем. Нам сказали, что сегодня должны подвезти бетон. Его-то мы и ждём. За окном как из ведра льёт дождь. Вдруг открывается дверь и появляется какой-то мужик с криком:

– Кто здесь бетонщики? На выход!

Мы выходим в дождь, подходим к его грузовику и стоим. Он как-то подозрительно смотрит на нас и спрашивает:

– Чего вы ждёте?

А мы в ответ:

– А где бетон?

Он, изменившись в лице:

– Вы на нём стоите…

Но со временем мы очень многому научились: и валили вековые сосны, освобождая место для строительства кирпичного дома-конторы очистных сооружений, и строили сам этот домик, то есть освоили на вполне приличном уровне укладку кирпича, и бетонировали стоянку для автотранспорта, и много чего ещё.

Лес я валил в основном с Сашкой Чернышовым. Однажды подрубили сосну, и она, падая, порвала линию электропередач. Завод обесточен. Мы продолжаем валить лес. Подрубили очередную сосну, и когда она уже поехала, увидели мужичка, весело шагающего по дороге к нам. Верхушка сосны упала буквально в двух-трёх метрах от него. Он очень побледнел и долго не мог ничего сказать. Чуть позже выяснилось, что это электрик, пришедший решать вопрос с обрывом линии. А тут его так встретили дикие лесорубы…