Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок

Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок
Борис Конофальский

Окончание приключений старшего уполномоченного Трибунала Горохова в бесконечной пустыне.

Борис Конофальский

Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок

Глава 1

Ночь. Степь. Орут цикады? выбравшись из мокрого песка. Едва не под ногами звенят. Горохов идёт, не выбирая дороги, быстро взбираясь на барханы и скатываясь вниз, а не обходя их, для экономии сил.

Он остановился, оглянулся назад и прислушался, стал всматриваться в темноту, сейчас этот опытный человек кожей ощущал опасность. Ничего не видел подозрительного, ничего не слышал, но знал, что эта темная, тихая после дождей степь несёт для него смерть. Да, смерть. Здесь, на мокром после дождей песке, квадрокоптер с тепловизором увидит его издали. Он даже не хотел думать, с какой дистанции эта техника может его разглядеть. Тем не менее Андрей Николаевич был собран и спокоен. Он был готов сражаться за свою жизнь.

Хотя это было привычное для него ощущение: состояние холодного напряжения. Состояние внутренней мобилизации. Казалось, что опасность на этот раз просто зашкаливает. Но Горохов тут же вспоминал свои прошлые дела, вспоминал, что и тогда он думал, что всё складывается ужасно. Что он на волосок от гибели… Но ничего, как-то выкручивался. Выходил победителем из, казалось бы, безнадёжных ситуаций… Правда, тогда уполномоченный был моложе… А ещё его не мучала болезнь… Теперь же после пятнадцати минут быстрого шага у него стало появляться желание как следует откашляться.

Огни города становились всё ближе, заряд уже прошёл, но сильный ветер ещё гонял колючку и гнул кактусы. Впрочем, этот ветер был ему на руку, во-первых, он быстро заметал его следы, во-вторых, ветер быстро сажал батареи дронов, да и делал их малоуправляемыми, а в-третьих, он заметно охлаждал его. Если бы не чёртово першение в горле, Андрей Николаевич чувствовал бы себя сейчас вполне комфортно, несмотря на быструю ходьбу. Вот только… Да, ему нужно было откашляться. Он, спустившись с бархана, остановился; не снимая респиратора, набрал побольше воздуха и только потом оттянул маску. Откашлялся, и ему стало немного легче. Старший уполномоченный ещё раз оглядел окрестности и двинулся к городу, до первых огней которого оставалось не больше полутора километров.

***

Люсичка дала ему адрес одного человека. Говорила, что это человек надёжный и опытный…

Надёжный… Как она сама?

Называла его Шубу-Ухаем. Уполномоченный не подумал о том сразу, тогда ему было не до того, но, возможно, для начала разговора с этим Шубу нужен был какой-то пароль. Возможно. Но в тот момент у него закипала голова от разнообразной информации.

И вопрос с паролем он просто упустил из виду. А теперь, как выяснилось, он оказался актуальным.

Проживал Шубу-Ухай на севере Серова, район Нахабинка, третий дом от дороги, напротив древнего кладбища, дом самый убогий, он не должен был его спутать ни с каким другим. Вот только для этого Горохову нужно было пересечь почти весь Серов по диагонали или обойти половину его периметра. Но ему снова везло: как и положено в сезон воды, после сильного ветра пошёл дождь, сначала начал просто накрапывать, а потом полил уже как следует.

Так что входил под первые фонари города Горохов тогда, когда на улицах почти никого не было. Даже патрули убрались куда-то, то ли их угнали в степь, то ли они попрятались от дождя.

Андрей Николаевич шёл всё так же быстро, стараясь обходить слишком освещённые места, которых в центре было особенно много. Дождь закончился. Кругом были лужи. До этого он старался идти подальше от фонарей освещения, но так, чтобы его попытки убраться со света не казались подозрительными. А тут дошёл до одной из центральных улиц. Она была широка и хорошо освещена. И ему нужно было её пересечь. Перед этим ему пришлось снова спрятать винтовку в чехол. Автоматическое оружие на улице… Уж больно бросалось в глаза, тем более ночью.

На перекрёстке стоит фургон. Не просто стоит, а стоит, закрывая проезд, около него два человека. Курят после дождичка. А народа так мало, что они обязательно должны заинтересоваться им. Мужички, судя по всему, и интересуются. Горохов просто почувствовал, что эти двое смотрят на него, хотя между ними было больше пятидесяти метров, они всё равно пытаются разглядеть его в полумраке между фонарями. Уставились в его сторону и не отрывали взгляда. Хорошо, что прямо перед ним горела яркая и красивая вывеска какого-то питейного заведения, уполномоченный так естественно, не ускоряя шага, туда свернул, как будто бродил здесь ночью в дождь, только чтобы выпить там.

По вывеске и тамбуру, да и ещё по музыке, было понятно, что заведение не из дешёвых. Ну а какое ещё оно будет на одной из центральных улиц преуспевающего города? Уполномоченный, едва вошел, сразу понял: он никак не гармонировал с местной публикой. От слова «совсем». Его промокшие шмотки небогатого степняка, его обувь, его винтовки и обрезы, рюкзак за спиной выглядели здесь, под кондиционерами, на фоне кресел и стекла, грубо и неуместно. Женщины с вызывающе голыми спинами и ногами смотрели на него с интересом, но интерес этот был удивлённый: а это ещё как сюда забрело? Мужчины же только бросали в его сторону короткие взгляды, не желая встречаться с таким бродягой глазами.

«Уж извините, господа, что потревожил. И отдельное извинение за то, что придётся тут немного пострелять, если те двое ввалятся сюда с улицы!».

Пострелять… Он очень надеялся избежать этого, будоражить город в его положении опасно. Пока не нашли мордатого Диму, его преследователи должны думать, что он ещё шарится где-то в мокрой пустыне.

К тому же Горохов вёл себя вызывающе: при входе в заведение не соизволил снять ни маски, ни головного убора… Ну что с него взять, обычный степной дикарь. Он остановился, присел на краешек высокого стула у стойки и, достав из кармана гривенник, постучал им по пластику и сказал:

– Сто граммов кактусовой водки… В один стакан… – Горохов всем своим видом демонстрировал расслабленность и спокойствие.

Для этого же он достал ещё и сигареты из внутреннего кармана. Пачка была влажной, но он всё равно вытащил из неё сигарету, правда, зажигать не стал. Пришлось бы снимать респиратор, а он не хотел показывать барменше лицо. И теперь уполномоченный просто вертел сигарету в пальцах.

– Конечно, красавчик, – отвечала та немолодая уже женщина, она внимательно разглядывала его, наливая ему водку. У неё «цепкие» глаза, она всё замечает. И всё запоминает. Это у кабацких «разливаев» профессиональное. Об этом Горохов давно знал. Когда её спросят, если она захочет, то расскажет о нём всё не хуже, чем видео с камеры.

Он не стал дожидаться, пока она поставит перед ним стакан, и спросил, указывая на темный проход:

– А умыться можно там?

– Да, красавчик. Там у нас туалеты, – ответила женщина со значением и плюхнула стакан на стойку. – Можно умыться там, а можно поискать для умывания и другое место.

«Вот старая сколопендра! На уличные лужи намекает, что ли?».

– Я умоюсь здесь, – он, так и не прикоснувшись к водке, пошёл в сторону прохода. И там нашёл пару туалетных комнат.

Горохов прикидывал правильно: такое пафосное место, где женщины сидели за столами полуголые, должно было иметь задний выход, ну не через пафосный же и чистый тамбур сюда заносят выпивку, продукты и выносят мусор.

Да, выход был. В конце душного и тёмного коридора. Он прошёл мимо кухни, где две запаренные женщины суетились у плит и разделочных столов, и, поглощённые работой, они не обратили на него внимания.

Горохов добрался до выхода никем не замеченный. Вот только дверь оказалась заперта. Он достал фонарь и осветил дверь. Нет, везение не может длиться вечно. Заведение было богатым, а значит, и дверь, и замок… оказались надёжными, без шума всё это не взломать.

И в это мгновение светлый проём выхода из подсобного помещения заслонила тёмная фигура. Горохов сразу погасил фонарь и прижался к стене, там стояли ящики с пустыми бутылками, за ними его с прохода не было видно.

Человек, появившийся в дверном проёме, – не любитель ночных возлияний, уполномоченный видит его контур: невысокий, в пыльнике… Посетители этого заведения в пыльниках пить не будут. А ещё у него в руках, кажется, оружие. Несомненно, оружие…

Мужик заглядывает в туалет, сначала в одну дверь, потом во вторую; конечно, он никого там не находит. И он сразу берёт оружие наизготовку. А ещё достаёт рацию… Горохов слышит только, как щёлкает она на передаче, дальше неразборчивое бурчание. Потом шипящий от помех ответ.

У Андрея Николаевича есть пистолет, бьёт он негромко, а там, в набитом людьми зале, в котором играет музыка, хлопок могут и не услышать. А уж женщины на кухне… Им вообще не до хлопков, у них куча работы. Но Горохов почему-то не хочет убивать мужика, что идёт его искать в тёмном коридоре. Уполномоченный достаёт револьвер и берёт его за ствол… Как молоток.

А мужичок идёт вперед. Он, правда, останавливается напротив открытой кухонной двери. Судя по всему, перебрасывается парой слов с кухонными работницами и указывает в сторону Горохова, в сторону выхода. Фонарика у него нет, и он снова говорит в рацию, теперь уполномоченный разобрал, что человек сказал:

– Сейчас гляну.

Он делает несколько шагов в сторону притаившегося за ящиками уполномоченного… И останавливается в двух шагах от него и, разговаривая с самим собой, произносит:

– А чего у них тут света нет? Где у них тут выключатель?

Горохов поудобнее перехватывает ствол револьвера, он ждёт, когда этот мужик всё-таки сделает два последних шага до него.

А тот не торопится, неохота ему отходить в темноту, от светлого проёма кухни, он достаёт рацию и сообщает в неё:

– Нет тут его. Нигде…

Рация что-то шуршит ему в ответ, а человек говорит раздражённо:

– Да, всё я осмотрел… Туалеты тоже…

Рация снова шуршит, и мужичок отвечает:

– Ну иди сам посмотри, – и, отключив рацию, добавляет: – Умные все… Командовать… Его маму!

Вот тут уже тянуть было нельзя, Горохов делает два быстрых шага и, пока мужик прячет рацию в карман, хватает его за пыльник, дёргает на себя и бьёт по голове рукоятью револьвера…

– Уй-ё… – выдавил из себя человек.