Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

– Эх, ты, – пожалел Пиноккио Говорящий Сверчок, – совсем ты ещё маленький, ничего ты не понимаешь. Так вот знай, что в лучшем случае, поэты всякие и драматурги ещё в молодости на себя руки накладывают.

– Ох, – охнул Буратино, – а что же бывает в худшем случае?

– В худшем – психушка, если их успеют изловить психиатры, если врачам после этого удаётся их подлечить, то они становятся интеллигентами.

– А если не удаётся?

– То диссидентами.

– Ой, – Буратино даже от ужаса рот ладонью прикрыл, – какое слово страшное.

– И ругательное к тому же.

– А что же эти интеллигенты-диссиденты делают потом?

– Да ничего не делают, они становятся совестью нации. Если быть до конца честным, то отмечу, что вреда от них, в общем-то, никакого, хотя и пользы тоже. Пишут они себе всякие обличительные статейки и друг другу читают их, а потом ходят туда, сюда и возмущаются над несправедливостью жизни. Иногда они свои статейки печатают в газетах.

– И кто же их читает?

– А кто их галиматью читать будет, кроме них самих, рабочие что ли или крестьяне? Так им их статейки и даром не нужны. Крестьяне всё больше про курс доллара читают и прогноз погоды. А рабочие только про футбол, да кто кому в Думе морду набил. Единственно, кто читает их белиберду, – это тайная полиция, да и то из чувства долга. Читают и зевают от скуки.

– А почему же так плохо быть интеллигентом, раз они такие безобидные?

– Да не любит их никто, не знаю почему. Просто не любят, как, к примеру, тараканов, хотя они тоже безобидные.

– Я не люблю тараканов. Потому что они шуршат по ночам, а мне страшно, – заявил Буратино.

– Хе-хе, – засмеялся Говорящий Сверчок, – наверное, интеллигентов не любят потому, что они тоже шуршат и от их шуршания людям тоже страшно. Это, конечно, шутка. А вот власти не любят интеллигентов потому, что интеллигенты думают о себе, что они умные. Так что все вместе, народ и власть, их не любят. Я не знаю ни одного полицейского, который упустит возможность врезать интеллигенту-очкарику, если ему за это ничего не будет. А рабочий всегда толкнёт этого умника в сторону лужи или конской кучи. В общем, народ и власть в этом вопросе всегда солидарны. Редкое единодушие, так сказать.

– Грустная у них жизнь, – подвёл итог Пиноккио.

– И поделом, чтобы не корчили из себя совесть нации. И скажу я тебе по секрету, парень, что в интеллигенты идут одни неудачники. Если человек не может ничего добиться в жизни, он начинает эту жизнь критиковать. Знавал я одного писателя, отчаянный был диссидент, такой отчаянный, что режим вышвырнул его из страны. А когда сам режим накрылся медным тазом, этот литератор туда вернулся и стал кричать, какой режим был хороший, и даже партию основал в поддержку прошлого режима. А книжечки писал дрянь, хотя и очки носил.

– А раз в очках – значит интеллигент?

– Запомни, парень, даже многолетнее учение в разных учебных заведениях, наличие очков, знание нескольких языков и умение извлекать корни не сделает из стоящего человека интеллигента.

– Синьор Говорящий Сверчок, а что же в них такого плохого, в интеллигентах?

– Да ничего в них особо плохого нет, ну, трусливы они, ну, болтливы, а кто без греха? Лицемерны они, конечно, это факт. Но ведь и стоящие люди лицемерны. Вот ханжество в них развито непомерно, да не способны они ни на что. Но самый главный их недостаток – это слезливость и сердобольность, проистекающие из трусости. Из этой самой слезливости они сделали культ, а посему, из скромности, величают себя совестью нации. Ни больше, ни меньше, хотя нация их почему-то своей совестью не считает, а считает соплями.

– Наглые какие они, интеллигенты, прямо уж так и совесть нации, – возмутился Буратино.

– Да не наглые они, просто глупые. Самомнение у них, бедолаг, гипертрофированное, а с мозгами плохо. Образованность у них одна гуманитарная, а не мозги. Кстати, а чего мы о них разговорились? С чего начали?

– С поэта-кокаиниста, – напомнил Пиноккио.

– Точно, вот чёрт, вечно меня куда-то заносит. Вернёмся к нашей главной теме, к бизнесу. Итак, основным видом зарабатывания серьёзных денег является торговля. Так повелось за тысячелетия до Рождества Христова. Торговлей занимались греки, финикийцы, египтяне, и даже воинственные шумеры не гнушались небольшой торговлей в свободное от нескончаемых войн время. А войны, скажу я тебе, для них являлись национальным видом спорта. А до совершенства довели торговлю эллины. На месте передовых торговых постов по всему бассейну Средиземного моря они строили города, которые, благодаря торговле, и процветали. Впрочем, всё это уже история, так что перейдём к делу. На сегодняшний день в условиях нашего портового города наилучшим способом торговли является контрабанда.

– Неужели вы контрабандистов приравниваете к торговцам? – удивился Буратино. – Наверное, им это не понравилось бы? Они считают себя крутыми.

– Спеси, у них, конечно, много, но сути дела это не меняет – они коммерсанты, нравится им это или нет. Они привозят сюда товар из-за границы и продают его. Там купили, здесь продали. Кто они после этого?

– Коммерсанты, – засмеялся Буратино, – а мнят себя блатными.

– И не зря. Несмотря на то, что они торговцы, люди они, безусловно, авторитетные, так как из-за бешеной конкуренции в этом бизнесе выживают либо самые хитрые, либо самые отмороженные. Да и деньги в этом бизнесе обращаются немалые, и власти в нём участвуют. Так что этот бизнес не для тебя пока.

– Почему?

– Потому что шею тебе там сломают очень скоро. Хоть ты и смеёшься над контрабандистами, они люди очень серьёзные, кстати, не советую тебе смеяться над ними в открытую. Другой       вид очень прибыльной торговли – это скупка краденого, но дело это неуважаемое, так как барыг никто не уважает.

– Почему? Они же ворам помогают? – спросил Пиноккио.

– Ворам всегда кажется, что барыги на них сильно зарабатывают, ничем не рискуя. А барыги всегда считают, что они слишком мало зарабатывают, занимаясь столь рискованным делом. Отсюда весь конфликт. А так как воры люди лихие, иногда они грабят барыг. А барыги, в свою очередь, при первом шухере палят воров.

– В каком смысле, неужто сжигают? – удивился Буратино.

– Балбес, не сжигают, а сдают властям. Но друг без друга они всё равно существовать не могут и живут, как в поговорке: «Милые бранятся – только тешатся». Третий вид очень прибыльной торговли – это наркотики.

– Неужто это так прибыльно?

– Конечно. В южных странах мак считается сорняком, а из него, кстати, героин производят. Вот прикинь, за сколько его можно купить там и за сколько продать здесь? Хотя, конечно, от мака до героина далеко, эту штуку производить надо. Впрочем, стоимость производства в двадцать раз ниже стоимости конечного продукта.

– В двадцать?! – ахнул Пиноккио.

– В двадцать, так что прибыли бешеные.

– И что же, синьор Говорящий Сверчок, вы советуете мне заняться наркотиками? – спросил Буратино.

– Нет, не советую, – отвечал Говорящий Сверчок, – дело в том, что уважаемые люди очень консервативны на этот счёт. И всех торговцев наркотиками считают бешеными собаками, не знаю почему. Наверное, потому, что завидуют их прибыли. Поэтому авторитетные предпочитают заниматься рэкетом и прочими благородными делами.

– А кто же тогда занимается наркотиками и скупкой краденого?

– Выражаясь языком криминалитета, черти. Черти проистекают из нацменьшинств и беспринципных местных, которым деньги важнее всяких дурацких условностей.

– А кто такие нацменьшинства?

– Цыгане.

– Цыгане? – удивился парень. – Вот уж никогда не подумал бы, я всегда считал, что цыгане – это такие весёлые люди, которые ходят с медведями и песни поют про степь и про свободу. И ещё таборами по Бессарабии кочуют. И будущее предсказывают.

– Так ведут себя только ортодоксальные цыгане. Кочуют по Бессарабии, песни поют и будущее предсказывают только последние романтики. А современные, деловые цыгане давно построили себе на героиновые деньги дворцов, завели по десятку элитных лошадей и живут в своё удовольствие. В общем, ассимилировались и всяких кочующих по Бессарабии родственников считают дураками. И обзывают их при этом босяками и голодранцами. Я не удивлюсь, если скоро дети оседлых начнут учиться в школах и других учебных заведениях.

– Ты глянь, какие цивилизованные стали, – восхитился Пиноккио.

– Вот, в общем, и всё, что я хотел сказать о торговле, – закончил Говорящий Сверчок.

– Жаль, – сказал Буратино, – что-то я не вижу пока для себя места в мире торговли.