Охотник

А Роэман снова набирает номер и снова подносит телефон к уху. И через два гудка Мартышка снова его скидывает. Нет, Роэ не верит, что этот ублюдок его внёс в чёрный список, просто издевается, урод. Демонстрирует свою независимость. Ну что ж… Если вопрос стоит таким образом, то Виталий Леонидович не поленится и доедет до этого ублюдка. Неприязнь к Мартынову так его захлестнула, что он непроизвольно выпустил когти на левой руке. Выпустил и представил, с каким удовольствием вцепится ими ублюдку в глаза. Да, Мартышка вырос, это был уже не тот разбитной скобарь и мелкий вор с Лиговки, которого Роэман встретил у ограды Волковского кладбища. В те времена Мартынов смотрел на Виталия Леонидовича разинув рот, всегда был готов явиться по первому зову и по щелчку пальцев выполнить любую, любую его просьбу. Теперь это был заматерелый обитатель Истока, проводивший там много времени, сильный, хитрый, удачливый. А ведь это Роэман научил его «спать», раскрыл секреты выживания в «снах». Мартышка был ему обязан, всем обязан. И теперь этот обнаглевший ублюдок просто сбрасывает его звонки. Виталий Леонидович не на шутку разозлился. Да, Мартынов, конечно же, стал сильным, настолько сильным, что уже в открытую демонстрировал своё пренебрежение. Мог себе позволить, надеясь, что в силе он Роэману не уступит, если им доведётся встретиться. Но вот в чём он точно уступал Роэману, так это в опыте. И поэтому Виталий Леонидович, прежде чем вызвать такси, снова набрал телефон Мартынова. И тут Мартынов ответил:

– Ну чего ты названиваешь, видишь, не беру – значит, занят!

Говорил дерзко, даже грубо.

«Грязь говорящая!». Виталию Леонидовичу пришлось успокаивать себя, брать в руки. Он пару секунд выжидал, потом сделал вдох, выдохнул и заговорил спокойно, едва ли не заискивающе:

– Мартынов, ты не загребай, я ж не для удовольствия звоню.

– Короче, что надо? – продолжает борзеть Мартыха, и ещё тон такой выбрал, как будто снисходит до Роэмана.

И тому было трудно сдерживаться, но он продолжал спокойно:

– Я всё по тому же делу…

– Слушай, Роэман, – Мартынов не дал ему договорить, – найми себе шофёра, я тебя возить не нанимался.

– А раньше и не нанимаясь возил, – напомнил ему Виталий Леонидович. – Было время.

– Что было, то быльём поросло. Теперь я сам по себе, – чётко произнёс бывший помощник. – Я тебе и так помог червя найти, это тебе как бонус, больше я тебе ничего не должен.

– Не должен, значит? – как-то и не особо настаивая переспросил Роэ.

– Нет! – твёрдо произнёс Мартынов.

– Ну, нет так нет. Но на сей раз тебе шофёрить не придётся. А вот помочь Бледной…

– Бледной? Роэман, не надо мне вкручивать… Это тебе нужно. Это тебя она просила, ты для неё стараешься – вот и старайся, шустри, я-то тут при чём?

– Я просто думал… доверить ритуал тебе. Если ты решишь вопрос с червём, Бледная о тебе узнает, – произнёс Виталий Леонидович.

Мартынов не ответил ему сразу. Он думал.

– Ты предлагаешь мне исполнить поручение Бледной госпожи? Решить вопрос с червём? – в голосе Мартынова послышалась явная заинтересованность. Первый раз за весь разговор он не быковал. Но, кажется, не верил Виталию Леонидовичу.

– Да, червя нашёл я, ты исполнил повеление, – продолжал Роэман, – все в выигрыше.

– Всё равно я сейчас встретиться не смогу, я занят, – произнёс Мартынов уже совсем другим тоном.

– А сейчас и не нужно встречаться. Встретимся утром, часов в шесть. Подъедем на место, к её дому, и там до рассвета всё решим.

– Заберу тебя на углу Невского и Садовой. Там, где обычно, – сказал Мартышка, заканчивая разговор.

– Буду ждать, – произнёс Роэман.

«Ублюдок». Роэман отключил и спрятал телефон в карман. Выпил водки и запил её хорошим глотком кофе. Теперь ему стало получше. Он даже уже не злился на Мартынова, но продолжал думать о нём.

И сколько тут стоять? Солнце печёт, в куртке жарко.

– Лю…, – Света уже почти не скрывала раздражения. – Лю-ю…

Нет, ей так никто и не ответил, никто не ответил. Пропал. Почему Любопытный не отзывается? Неужели у него кончился ресурс? Или ему сейчас нечего ей сказать? Хорошо, если ресурс. Но Светлане казалось, что он не отвечает ей потому, что чувствует свою вину. А девочка как раз не хотела, чтобы он себя винил. Если он ответит, то она с ним заговорит и не будет укорять его ни в чём, лишь бы он откликнулся. И пусть ей было очень жалко её удобного и вместительного рюкзака со всеми нужными вещами, что были в нём, и пусть ей было жалко её прекрасную и такую полезную палку, она не скажет ему ни одного укоризненного слова.

– Лю, ну где вы? Вы тут?

И снова тишина. Вернее, где-то, совсем недалеко, за грудой битого камня, заливисто залаяла собака, в ответ ей гортанно проорала птица, и крупный чёрный попугай бесшумно пролетел и сел на высохшее дерево в ста метрах от девочки, он явно смотрел на неё. Света всё ещё была напряжена, и не мудрено – тут было опасно.

Она осмотрелась. Ей отсюда было видно большое и почти чёрное здание Ленсовета. Верхнюю его часть, что возвышалась над развалинами. Улица Типанова уходила вдаль, на восток. К страшному месту, которое она теперь знала как Танцы.

А к чёрному попугаю на ветку сел сородич, теперь они вдвоём таращились на девочку, изредка подёргивая хвостами-жгутами. Надо было отсюда выбираться. Света, конечно, боялась Аглаю, но почему-то ей казалось, что этой чокнутой уже нет поблизости. Уж больно выразительно та трясла рукой, которой хваталась за жабью палку. Оказалось, что жабий «жир» даже для Аглаи был очень неприятен. Нужно было уходить отсюда, тем более что вдалеке, на юге, у развалин одного из домов появился муходед с большим горбом. Светлана вздохнула и, чуть-чуть помахав тесаком для храбрости, пошла к краю поляны.

Попугаи неотрывно смотрели, как девочка сошла с серебра на битый асфальт. Ей очень хотелось убраться отсюда и побыстрее добраться до спасительной депошки, в которой можно спрятаться и от попугаев, и от опасных муходедов с их мухами. Но прежде, чем побежать к своему укрытию, она решила вернуться на то место, где ей пришлось отбиваться от чокнутой. И она поспешила туда и… ещё издали увидала свой рюкзак. А ещё вещи, высыпавшиеся оттуда. Аглая так и не вернулась к рюкзаку. Видно, из-за боли в обожжённой жабьим ядом руке ей было не до того. Света быстро побежала к своим вещам, и чем ближе к ним приближалась, тем отчётливее понимала, что кто-то эти вещи разбросал. Сами они так лечь на землю не могли. Этот кто-то доставал вещи и откидывал их в сторону, видимо, не сочтя их интересными. Светлана подбежала к рюкзаку. И прежде чем присесть, осмотрелась. Два попугая, всё те же, теперь сидели на старом рекламном щите.

«Как тихо они летают, прямо как медузы! С ними надо быть начеку!».

Она развернулась так, чтобы держать их в поле зрения, и присела к рюкзаку. Монеты были рассыпаны рядом, но даже золото было на месте. Свету это очень порадовало. И пластиковая бутылка была тут, только абсолютно пустая, и крышка от неё валялась тут же, и резиновые перчатки, и верёвка, и многое другое, кроме… Коробочка, в которой она хранила листики фикуса, была пуста. И самое главное, была пуста банка, в которой она держала страшного и противного жука-могильщика. Крышка валялась на асфальте, а жука… выпустили? Забрали? Банка была тут же. А вот тут Света расстроилась, уж куда ей точно не хотелось идти по новой, так это на Танцы. Ей стало очень жаль своего жука, так жаль, что теперь он даже уже и не казался ей таким противным. Она, поглядывая на попугаев, стала быстро собирать вещи и укладывать их в рюкзак, размышляя о том, что Любопытный ей будет нужен, если она надумает снова тащиться на Танцы за новым жуком. Девочка уже встала во весь рост. Монеты в кармане, она потом их завяжет в тряпицу, когда доберётся до депошки, все вещи в рюкзаке, рюкзак за спиной. И тут один за другим попугаи срываются с рекламного стенда. У Светланы едва не остановилась сердце, она думала, что они собираются к ней, но птицы, беззвучно хлопая крыльями, уходят в сторону, быстро набирая высоту, а потом, как по команде, ныряют вниз. А куда они ныряют, девочка не видит, ей мешают развалины. Но слышит. Из-за развалин доносится истошный вой. Светлана даже не может поначалу понять: это орёт человек или какое-то животное? Странное дело, но ей не было страшно. Света, чуть подкинув рюкзак на плече, чтобы поудобнее лёг, полезла на развалины, держа Кровопийцу перед собой. Она видела, как попугаи сделали ещё один нырок вниз, после которого опять раздался вой, а за ним ещё и ругань. Теперь было ясно, что птицы нападают на человека. Судя по голосу – на мужчину. Она увидала здорового голого мужика. Мужик жался к полуразваленной стене, был весь фиолетово-синий от сока фикуса и отмахивался от наседавших попугаев палкой.

«Это моя палка!». Света разозлилась. Теперь ей было ясно, кто копался в её рюкзаке, нет, это была не Аглая. Это вот этот вот… Матерящийся на птиц голый мужик, это он украл у неё жука-трупоеда и листья фикуса. А ещё у него был сильно распорот левый бок. Из раны по фиолетовой коже на ягодицу стекала кровь. Она, перемешиваясь с соком фикуса, казалась чёрной.

– А-а-а…! Падлы…! – орал мужик, а сам уже задом, задом втискивался в щель между остатками стены и обломками кладки.

Там он спрятался от попугаев, которые уселись на самый верх обломков и, кажется, собирались дождаться, пока он вылезет из убежища. Из щели торчала только палка Светланы. А девочка, почти не обращая на птиц внимания, залезла на кучу кирпича, приблизилась к этой щели и, заглянув в неё, сказала зло:

– Где мой жук?

У мужика были бешеные глаза, он разинул рот и заорал истошно, не то он сам боялся, не то хотел её напугать.

– А-а-а…!

Зубы жёлтые, морда и руки выкрашены в фиолетовый цвет фикуса. Орал он из этой своей щели и напоминал какое-то загнанное в угол большое животное. Глаза бешеные. Он таращил их на девочку и даже ткнул чёрным концом палки в её сторону. Жука у него, конечно же, не было. У него вообще, кроме палки, ничего не было, ни одежды, ни обуви. Света, поняв это, схватилась за конец палки, за то место, где не было жабьего яда, и зло сказала:

– Дай сюда! Это моя палка.

Но мужик не отдавал палку. Вцепился в неё и опять проорал весьма громко:

– А-а-а…!

– Дай сюда, я сказала! – шипела Света, одной рукой тянула к себе палку, а другой поднесла к щели Кровопийцу. – По-хорошему отдай!

И только после этого мужик выпустил её палку, но ещё поорал ей вслед, но уже как-то уныло. Словно обиделся.

Палка очень обрадовала девочку. Света победно взглянула на попугаев, которые всё ещё сидели на обломках стены и своими чёрными, будто из стекла, глазами внимательно следили за нею. Было жарко, в щели ещё подвывал мужик, девочка не спеша повесила тесак на пояс и стала спускаться вниз. Она собиралась вернуться в депошку и решить, где взять нового жука для похода за черту. И ещё где взять воды. Ей очень хотелось пить.

Садовая и Невский. Хорошее место. Тут всегда кипит жизнь. Здесь на светофоре даже в пять утра стоят машины. Дождь, снег, мороз, октябрь, июнь – без разницы, тут всегда машины, а перед ними, через переход, по Невскому всегда идут люди.

Он стоит на самом краю тротуара, почти на поребрике, прячет руки в карманы, а шею в поднятый воротник. Смотрит на просыпающийся город. Количество машин растёт прямо на глазах. Мокрый асфальт, светофор, шум с проспекта, огни фонарей. Хорошо, что нет ветра. Виталий Леонидович выкурил уже три сигареты, ожидая Мартынова. Мимо него прошла группка подвыпивших молодых людей, оживлённо болтавших. Молодые мужики что-то обсуждают, молодые женщины смеются. Седьмой час, многие уже выходят на работу, вон дворник в оранжевом жилете уже собирает мусор с асфальта, а эти только закончили отдыхать.

У него промок плащ. Больше не хотелось курить, а этот ублюдок всё не ехал. Роэ был уверен, что он опаздывает специально. Демонстрирует свою независимость. Пусть, пусть… Ничего. Виталий Леонидович мог смирить гордыню, он терпеливо ждал. И дождался.