Охотник

– Нет, Света, мы с тобой на этот счёт уже не раз говорили, школу мы бросать не будем, – он всё мечтал, что Светлана поступит в институт.

В «Лесгафта».

Девочка не стала с ним спорить. Это было бесполезно. Стала собираться в школу. Только вот в чём идти? Её одежда промокла, а ту, которая была сухой, лучше в школу не надевать. Этого старья ей одноклассники точно не простят. Она взяла рюкзак с единственной в нём тетрадью, и… взяла половину оставшихся у неё денег. Поцеловала папу, который сел подремать в кресло рядом с мамой. В школу она идти точно не собиралась.

Виталий Леонидович был раздражён, из-за этого болвана они упустили девку, когда та выходила из садика после того, как отвела туда детей. Мартынов не сразу понял, как подъехать к дому. И выехал на проезжую часть. Когда они сделали крюк, заехали во двор, простояли у выхода из детского сада пятнадцать минут, то поняли, что потеряли её. Она уже из него ушла.

– Подождём у дома, – произнёс Гена Мартынов, выезжая из двора, в котором располагался детсад. – По-всякому ей в школу идти.

– Уже рассветает, – как бы между прочим напомнил ему Роэман.

– Да мне по хрену, – заносчиво отвечал Мартынов, вызывающе взглянув на Виталия Леонидовича. – Рассветёт, не рассветёт…

Тот, скрывая своё раздражение, только кивнул, соглашаясь: хорошо.

Мартынов, конечно, заматерел. За то время, что Роэ его знал, веса набрал вдвое от того, что было. Здоровый кабан! И это при том, что на нём почти нет сала; морда, руки на руле, пальцы – всё большое, сильное. С ним придётся попотеть… Если он, конечно, сделает дело. Если сделает… А в этом Виталий Леонидович сомневался. Он снова и снова бросал взгляды на Мартынова, пытаясь по его лицу понять, чувствует ли Гена то, что чувствует сейчас он сам. Нет, лицо у того было каменным. Мартышка смотрит перед собой в предрассветное мокрое утро, освещённое фарами, и по лицу не разберёшь, что он там чувствует, о чём думает. А вот сам Виталий Леонидович снова чувствовал холод, тяжёлый холодный ком прямо за грудиной. Этакая замораживающая смесь ощущения опасности вперемешку с тошнотой. И это его беспокоило больше всего. Он знал, что та, которую он уже видел, где-то рядом.

Они заехали во двор того дома, где жила девка. Как раз какой-то «мицубиси» вывернул и уехал, оставив им удобное место для парковки напротив её парадной. Мартынов выключил фары, но мотора не заглушил. Стал копаться в радиостанциях, ища музыку.

«Поставит шансон? Нет… Ещё хуже…, – Мартышка остановил свой выбор на тошнотворной волне «Русского радио» – Мало мне тошноты внутри, теперь ещё это слушать!».

Но ничего поделать было нельзя, он готов потерпеть для дела даже это. Пусть Гена всё сделает, а там… И тут Роэман, увидав девочку, произнёс:

– Она!

– Где? – Мартышка тут же оторвался от радиоприёмника.

Девочка подбежала к парадной, у неё был пакет с продуктами из дешёвого магазина. Мартынов схватился за топор и уже хотел открыть дверь машины… Собирался, но девка уже забежала в парадную, и железная дверь закрылась.

– Ладно, – произнёс Мартынов, – сейчас подожду, пока кто выйдет из дома, войду и пойду к червю… Постучусь к ней и всё решу.

– Постучишься? А если она не откроет? Будешь рубить дверь?

Заметный скепсис в словах Роэмана остановил Мартынова, а тот ещё и продолжал:

– Она не одна дома.

– Откуда знаешь?

Роэман ткнул пальцем в светящиеся окна:

– Это её. Там кто-то был до её прихода.

– Да пофигу, – говорит Мартынов, поигрывая топориком – Попробую, вдруг откроют.

Да, Гене «пофигу», он убьёт всех, кто есть в квартире. В этом Виталий Леонидович не сомневается. Он ничего не отвечает Мартынову, его сейчас волнует другое. Чувство! Чувство холода за грудиной усилилось. Роэман даже стал машинально растирать грудь. Но это не помогало. Он через мокрые стекла машины стал осматриваться. Вглядываться в утро. Но ничего не видел. Ну, люди выходят из домов. Женщины, мужичины. Садятся в машины, уходят пешком. Дворник появился. Нет, ничего такого, что могло бы представлять для него опасность, он не видел. Но опасность была. Была!

Мартынову, кажется, передалась его тревога. Он посидел чуть-чуть, готовый уже выйти, но не сделал этого. Покосился на Роэмана и, положив топорик рядом с собой, произнёс:

– Ладно, подожду.

«Ну подожди, подожди…». Роэман достал сигареты, ему сейчас нужно было покурить.

– Я же просил тебя не курить в машине, – начал было Мартышка.

Но Виталий Леонидович даже не взглянул в его сторону, а, чуть приоткрыв окно, закурил.

Им пришлось там постоять. Уже рассвело. Компьютер показывал семь градусов тепла. На лобовом стекле ещё оставались капли, но дождь прекратился. Сыро, тепло. От земли стал подниматься туман.

И тут в закрытом с четырёх сторон дворе, где почти никогда не бывает ветра, туман завязался, тяжёлый, густой. Виталий Леонидович, конечно, видел дверь парадной, но уже начинал волноваться: не пропустить бы её опять.

– Она, что, сегодня в школу не пойдёт, что ли? – бубнил Мартынов, чуть опуская спинку кресла для удобства.

Роэману уже порядком надоела та музыка, которую слушал Гена, тем более что этот дурак нашёл ещё более омерзительную волну. Эта станция крутила рэп. А Мартынов ещё постукивал пальцами в такт этой музыке.

«Он ещё и рэп слушает! Скудоумный!». Роэман покосился на завалившегося на спинку кресла Гену и вздохнул. Он подумал, что было бы неплохо взять сейчас топор Мартышки и заехать ему прямо в его бычий, тяжёлый лоб. Расколоть ему его же топором башку, лишь бы выключить эту мерзость. Но Мартынов предусмотрительно убрал топорик себе под левую руку.

Эта музыка и тупые тексты выводили его из себя, а совокупности с неприятными ощущениями в груди просто сводили его с ума. И он чувствовал, что его раздражение уже достигло фазы холодного гнева, но Виталий Леонидович был готов терпеть и дальше. Молча контролировать гнев, терпеть Мартышку и музыку недоразвитых подростков.

Глава 7

– Это она! – Роэ увидел девочку, которая вышла из дома. В этом сомнений не было. Это был червь! Он повернулся к Мартынову. – Ну, чего лежишь? Опять упустить хочешь?

Девка быстро побежала к арке. А Гена уже поднимал спинку кресла, садился поудобнее и зло, как будто огрызнулся, ответил Роэману:

– Не упущу.

Машина с рёвом рванула с места, теперь двор был наполовину пуст, и автомобиль через несколько секунд выехал из арки.

– Налево, – Роэ указывал водителю пальцем, – вон она.

От другого дома им навстречу двинулась было небольшая красная «ауди» и чуть-чуть, одним крылом, загородила им проезд.

Уже через секунду Мартынов стоял перед красной машинкой с топором в руке и, вытаращив сумасшедшие глаза, орал на молодую женщину, что сидела за рулём:

– Быстро убралась, мразь! Быстро, я сказал…

Дамочка и не подумала спорить, сдала назад, и Мартынов снова оказался на месте водителя. Машина рванула вперёд, разгоняя тяжёлый туман перед собой.

«Теперь точно засветился. А чего от него ещё ждать? Дебил – дебил и есть, это уже и по музыке, что он слушал, было понятно». Роэман не собирался что-либо советовать Мартынову, чему-то его учить. Виталий Леонидович откинулся на спинку кресла и смотрел вперёд. Ему было не до будущих проблем Мартынова. Странное дело, то чувство в груди… Оно стало тяжелее, что ли. Словно холодный ком превратился в ледяной камень. Он буквально почувствовал во рту острый привкус опасности, от которого цепенели пальцы.

– Вон она, – радостно заревел Мартынов, – вон, через детскую площадку бежит.

Давя на педаль газа, он на чрезмерной для внутренних улиц скорости объехал огромную детскую площадку и, уже паркуя свой большой автомобиль, пообещал:

– Я быстро.

Схватил топор и выскочил в туман, и пошёл очень бодрым шагом наперерез девочке, которая была едва различима в белой и влажной пелене.