Чабрец на склоне

Демидов придирчиво рассмотрел приятеля, поцокал языком.

– Кляйн, я тебе друг, но истина такова: выглядишь ты еще более помятым, чем обычно.

Вадим невесело усмехнулся, вспомнив давешний диван.

– Мяли, Юра, старательно.

– Ты к нам как – поработать руками или языком почесать?

– Я за этим, – Вадим махнул рукой в сторону душевых. – Грехи смыть.

– Кляйн, сколько можно тебя учить – жир с грехами смывают в других местах. Приходи в зал, сделаю из тебя человека.

Вадим уже вошел в душевую, откликнулся из-за занавески:

– Поздно, Юр, из меня человека делать.

Демидов, поглядывая на часы, снова поцокал языком.

– Извини. Трубы зовут… фаллопиевы. Давай, Кляйн, выбери день, помойся – постоишь на плановых, крючки подержишь – ручками. Тряхнешь стариной. Заодно и поговорим, а?

– Беги, Демидов, беги.

– Вот тебе, Кляйн, позавтракай, как человек. Небось, опять кислотой залился спозаранку…

Вадим долго стоит под ледяным душем, постепенно теряя чувства времени и пространства. Бледная его кожа пылает. Он снова торчит в дверях кафетерия и смотрит на себя ангельскими глазами: нелепый седеющий человек в измятой одежде, с несвежим лицом. Его кожа пылает от стыда.

Колючие струи уносят в сток под ногами что-то большее, чем просто вода.

“Я изменился”, – с удивлением понимает он.

В раздевалке на скамье рядом с его одеждой лежат два ярко-желтых банана. Завтрак от Демидова. Впервые за сутки Вадим смеется, сначала про себя, потом громче и громче.

Из двери операционной высовывается чья-то недовольная голова.

“Всё, я уже всё, я в порядке”, – машет успокаивающе Вадим и смахивает слезы.

Одежду свою сует комом в корзину для мусора, наспех проверив карманы.

Как прежде Демидов, одевается в зеленое, поверху – старомодный длиннополый халат;

во всей больнице, кажется, только он такие и носит.

“Задумывался ли ты, Кляйн, о странностях русского языка? Как переплетены и извилисты бывают его корни?

К примеру, измена и перемена.

Мне кажется, впервые изменяет ищущий перемен, но вот повторно, Кляйн, изменяет изменившийся”.

День влюбленного мужчины начинается рано. Спросите об этом Вадима Кляйна.

Уже четвертое утро подряд он смотрит в потолок спальни, не уверенный в том, спал ли вообще. Похоже, его мозг не нуждается больше в сне – так же, как его тело не нуждается больше в пище. Вадим Кляйн стал легок и собран. С раннего утра до глубокой ночи он непрерывно выполняет множество сложных действий, истинная цель которых известна только ему. Доктор Кляйн первым приходит в отделение и занимает позицию у сестринского поста в коридоре. Конечно, он изучает записи дежурных врачей, он интересуется состоянием вновь поступивших. Но к моменту, когда Клара входит в отделение, Вадим уже давно готов. Он не имеет права на промах, ведь сегодня именно это мгновение будет прокручиваться в его мозгу бесчисленное множество раз: первое явление Клары Гербст. За ним следовали первые слова Клары Гербст, и слова эти были: “Доброе утро, доктор Кляйн”. Однажды он даже удостоился легкой улыбки Клары Гербст, унесенной им в кабинет и заключенной там в видимую лишь ему тонкую оправу фантазии.

Дни его по-прежнему переполнялись заботами, но теперь каждый шаг, жест, каждая консультация и даже запись подчинялись еще одной скрытой логике – они направляли Вадима именно в то место, где вероятность “случайно” встретить Клару была наибольшей.

“Ты хотел сильных эмоций, Кляйн? Поздравляю – ты их получил”.

Обход. Чудская докладывает пациента. Вадим, не отрываясь, смотрит на эту ухоженную уверенную в себе женщину, слушает голос, который столько раз побуждал его уходить в ночь. Голос – низкий, с едва уловимой хрипотцой – всё тот же, быть может, он даже стал чуть опаснее; любовь к Кларе не сделала его глухим, нет – просто молчание Гербст звучит для него теперь громче песен этой сирены.

Три дня назад он вызывал Чудскую к себе. Та вошла, села напротив, посмотрела на него чуть иронично, как всегда.

– Я понадобилась тебе так скоро, Вадимчик?

Он пропустил мимо ушей “Вадимчика” и тихо спросил:

– Скажи, Лена, что ты во мне нашла?

Чудская рассмотрела его очень внимательно и чуть удивленно – их отношения не предполагали бесед по душам.

– Что-то случилось?

– Возможно.

– Кляйн, не валяй дурня, ты всё знаешь сам. Я бросила палату, у меня работы полно.

– И всё же?

Она сокрушенно развела руками с видом “Сам напросился”.

– До сих пор ты трахал меня правильно – там, где нужно, и никогда вот здесь, – она постучала себя по голове. – Тебе захотелось разнообразия?

– Нет, я серьезно.

Чудская вздохнула и взяла его руку в свою.

– Вадим, мы похожи. Нам обоим до чертиков скучно, и это здорово, что мы оказались рядом, так ведь?

Он покивал головой. Помолчал. Выдавил через силу:

– Я думаю, какое-то время нам лучше… не встречаться. Лен, мне нужна пауза. Пожалуйста, извини.

Чудская не проронила ни слова. Пожала плечами. Осторожно отпустила руку Кляйна.

– Мне нужно идти.

– Да, конечно.

Через несколько минут зазвонил телефон на столе. В трубке снова голос Чудской: